— Да что вы привязались со своим генералом! Я ротмистр…
— Ваше превосходительство, вам о чем-нибудь говорит фамилия полковника Полякова? Прошу ответить, пожалуйста, — голос Яковлева задрожал.
— Ни о чем, — после минутного раздумья ответил Ермаков, чувствуя, как по спине бегут мурашки — в вопросе явно был подвох.
— А вы знакомы с господами Луговым и Перевозчиковым?
— Нет, — сразу ответил Константин, эти фамилии ему были совершенно не знакомы. А потому поинтересовался. — А кто они?
— Я спросил у знающих генштабистов, и они мне ответили на мои вопросы, — Яковлев напряженно смотрел на ротмистра. — Генерал-майор Лугов командовал 14-й кавалерийской дивизией, а начальником 1-й бригады являлся генерал-майор Перевозчиков. Полковник Поляков командовал 14-м Малороссийским драгунским полком данной бригады, а командиром третьего эскадрона полка был ротмистр Арчегов.
«Никогда Штирлиц не был так близок к провалу», — пронеслась в голове мысль, и Ермаков задумчиво посмотрел на слишком умного и ушлого губернатора, прикидывая, как бы ловчее сломать тому шею. Яковлев напрягся, поднял руки и умоляюще произнес:
— Прошу вас не спешить, ваше превосходительство. А генералом я вас называю потому, что ни один офицер не может воевать так, как воюете вы. И скажу больше — разгромить за один день чехов с ничтожными силами не смог бы никто. Кроме вас! А это говорит о вашем большом военном опыте, хотя меня несколько смущает ваш моложавый вид. Прошу вас не торопиться — я говорил с опытными врачами, и они чуть ли не в один голос говорят, что полученные на войне контузии могут внезапно проявляться амнезией, потерей или всей памяти, или ее частичных моментов. Вам достаточно сходить к врачу, я могу легко организовать вам встречу, и если кто-то заинтересуется вами, то ваша частичная «амнезия» уже будет иметь официальный характер. К тому же будут соответствующие медицинские записи…
«Вот пройдоха, уже и алиби подготовил. Ну что ж, такие люди в правительстве мне нужны, осталось только договориться», — Ермаков медленно прикурил папиросу, несколько раз пыхнув дымком.
— Ответь мне на один вопрос, ваше превосходительство! Откуда вам известно то мое будущее?!
— Вы этого хотите? — с кривой ухмылкой спросил Ермаков. — А ведь тогда для вас выбора не останется…
— У вас на меня какие-то планы? — тихо произнес Яковлев. Его губы побелели. — Иначе вы бы не пригласили бы меня на этот разговор, а просто бы удавили. Или приказали бы своим головорезам шлепнуть каторжанина губернатора.
— Планы имеются, это так. Вот только обратного хода для вас тогда не будет. И соскочить не удастся.
— А разве выбор есть?! Его изначально не имеется. Только жизнь или смерть. Я не покажусь вам циничным, если выберу первое?! К тому же, в любом случае, идея независимой Сибири для меня намного привлекательней режима Колчака и атамана Семенова. Или того большевистского «рая», который неизбежно бы пришел на место пустой болтовни Политцентра. А потому можете в своих планах на меня рассчитывать, генерал. Но только расскажите о том, что скрыто.
— Тогда будем работать тандемом, господин губернатор. Вернее, министр внутренних дел Сибирского правительства. Но для всех мы будем антиподами. Надеюсь, тактику «злого и доброго следователя» вы знаете?
— Познакомился, когда на каторгу упекли, — с кривой улыбкой ответил Яковлев и просяще посмотрел на Ермакова. Тот правильно понял его взгляд: «политика — дело привычное, а вы лучше о потаенном мне поведайте».
— Ну что ж, вы хотели правду… Получайте ее. Но предупреждаю заранее, что она невероятна. Дело в том, что я родился 28 августа 1961 года…
Чита
— Ну, Арчегов, вот сукин сын! — в недовольном голосе атамана Семенова явственно прорезались нотки восхищения. Еще бы — Каппель послал вызов, он его поддержал, но все это было пустым сотрясением воздуха. А тут выискался ротмистр, что с двумя бронепоездами и парой почти невооруженных речных лоханок в пух и прах раздолбал под Иркутском несколько тысяч чехов. Стоит этому восхищаться?
Конечно, стоит! Ведь на фоне неудач и поражений последнего времени это была единственная и к тому же ярчайшая победа, хоть и смазанная тем, что под удар попали не красные, а чешские союзные войска. То, чего боялись многие русские генералы, в том числе и он, что греха таить, свершилось, и непобедимые чешские легионеры были раздавлены силой русского оружия. И трофеи захвачены богатейшие — бронепоезда, орудия, пленные, но главное — 30 эшелонов русского добра. Победа! Победа?
Григорий Михайлович глухо выругался — к Иркутску подходили его войска, им выпестованные и выкормленные, а теперь он ни при чем, всю славу и все захваченное добро у него вульгарно украли. И кто слямзил?! Его же ротмистр, вкупе с бывшими министрами бывшего Сибирского правительства, которых, к бабке не ходи, тот же Арчегов и привел к власти. Да еще Сычев тут же примазался, военным министром стал…
Атаман чуть не сплюнул от омерзения — ошиблись они с ним, ой, как круто ошиблись. Еще наплачутся от этого гвардейца горькими слезками. А приказы его ему бы в одно место засунуть — хочет, подлец, генерал-лейтенанта Семенова обратно в подъесаулы запихать, к чинам императорской армии вернуться. Хрена выкуси! Он эти погоны не на паркете получил, а от адмирала Колчака, Верховного Правителя России. Он сейчас главнокомандующий вооруженными силами на всей территории от Иркутска до Владивостока. Он, а не этот шибздик Сычев, что только знает, как дворцовые паркеты натирать…
Григорий Михайлович разъяренным тигром метался по кабинету, накручивая в себе ярость. Он вспомнил, как в семнадцатом году Сычев красной тряпке поклонялся, «демократизацию» амурских казаков затеял. И что — уже на следующий год перед ним, еще полковником, хвостиком бил, как бездомная собака. Пожалел тогда, свой же брат, казак — в войске устроил. А Колчак пришел, и все — переметнулся Сычев, в Иркутске осел, вначале инструкторскую школу получил, а потом начальником гарнизона устроился.
А за ним прочие раскольники потянулись, что служить под началом бывшего есаула не пожелали. А генерал-майор Шильников вообще в Иркутск казачий полк из Забайкалья увел, атамана грязью поливая. А ведь все на готовенькое пришли. Где они были, когда он в декабре семнадцатого с большевиками воевать начал. Как крысы по углам засели и осторожненько выглядывали, гадая, кто ж победит.
— Ну, я вас еще в бараний рог согну, — грозно прохрипел Григорий Михайлович, подошел к столу, налил стакан воды и выпил залпом. Затем продолжил свои невеселые думы.
И что делать сейчас?! Признавать новоявленное Сибирское правительство, которое не то что чин его генеральский с правами главнокомандующего не признало, вообще никаких предложений ему пока не сделало, словно нет атамана Семенова на свете?! И кто они после этого? А ведь он их может за глотку сейчас взять, пусть похрипят, вот тогда челом начнут бить, вину свою признавать!
Прошлой зимой у атамана Семенова резкий конфликт со спесивым адмиралом произошел. Но стоило Григорию Михайловичу перевозки по Транссибу перекрыть, как Колчак сразу на мировую пошел, в должности и чине утвердил. А ведь хотел сгоряча карательную экспедицию послать, но как японцы Омску пригрозили, так Верховный Правитель живо пошел на попятную. И следствие прикрыл, что дело против него возбудило.
«Так, может, и сейчас перевозки перекрыть, пусть маленько помучаются», — мысль промелькнула в голове, но атаман ее сразу прогнал. Туда ничего не везут, наоборот, валят сюда эшелонами, а потому перекрытие дороги ему боком может выйти, сам себе яму выкопает. И еще одно обстоятельство сильно повредит в этом случае — с Арчеговым Иркутск атаковали японцы. И пусть их только рота была, но страна Ямато явно какой-то свой определенный интерес имеет, и эта рота только демонстрация. А что за ней?
Григорий Михайлович крепко задумался, выпил еще стакан холодной воды и снова прошел по кабинету, но на этот раз медленно. Нет, перевозки срывать он не будет, слишком глупо. А вот занять отрядом генерала Скипетрова туннели на Кругобайкальской дороге можно и нужно, благо охрана там слабая, ведь Арчегов ее лучшую часть на Иркутск увел. И перед японцами и союзниками ответ готовый есть — просто усилил охрану. Вот тогда-то и запоет Сибирское правительство веселые песни, гордыню смирит и на поклон к нему живо пойдет.
