А у русских все наоборот — ставят на такую должность адмирала, и не кого-нибудь, а бывшего командующего флотом и верховного правителя. И еще радуются, что, наконец, снова выйдут в океан. А может, все дело в том, что в их флоте просто нет настоящих военных кораблей.

То, что видел Генрих Щульц, не производило впечатления — старая канонерка накренилась в порту, без хода и экипажа, полдесятка допотопных миноносцев, из которых в море могла выбраться лишь парочка, да дюжина различных гражданских посудин, вооруженных наспех пушками. Но зато названия громкие — вспомогательные крейсера «Орел» и «Лейтенант Дадымов», тральщики «Патрокл» и «Диомид» и прочие лоханки с не менее громкими именами. Весь их флот…

— Их флот, — усмехнулся Генрих и пошевелил губами, словно пожевал слово. — Нет, господин старшина, нынче это твой флот! Под этим синим крестом тебе в бой идти, если придется!

Сегодня утром, перед самим походом, капитан-лейтенант Миллер собрал на верхней палубе всех немцев — германцев и австрийцев. И объявил — они служат два месяца на «Орле», который идет в Европу. Там контракт будет закончен, и они вольны перебираться на голодающую родину. Предложенная офицером перспектива совершенно не вдохновила слушателей — на русском флоте они за эти недели порядочно отъелись, а в карманах зазвенели монетки, и не простые, а золотые.

А потому известие о том, что контракт может быть продлен с ними на пять лет, было встречено с напряженным молчанием, что у немцев заменяло привычный русский гул. Спокойным голосом Миллер изложил условия — и тут строй пошатнулся, немцы просто не поверили своим ушам.

Да как поверить — сибирское гражданство после службы, а кто оттянет полный срок в 15 лет, получит небольшую пенсию и возможность работать в казенных учреждениях для приварка. Кормежка и паек для семей, выплата жалованья и различных прибавок за выходы в море, службы на отдаленных базах, за старшинские чины и так далее. А потом офицер подытожил все надбавки и назвал общую сумму в русских рублях.

Генрих считал великолепно — в кайзермарине артиллеристов всегда набирают из тех, кто хорошо знает математику. Сумма была немедленно удвоена в мозгу, и месячный итог для него получился в 120 марок золотом. Так как Щульц не знал, что представляет из себя нынешняя рейхсмарка, то произвел новую операцию, переведя курс в соседнюю валюту, вражескую. Во франках вышло еще больше — ровно полторы сотни — о такой сумме до войны можно было только мечтать, да и то в горячечном бреду.

Моряк прикинул надбавки, и тут ему внезапно поплохело — поверить в две сотни золотых франков он просто не мог. Однако Миллер развеял опасения, сказав, что вышел указ правительства, а военный министр уже отдал соответствующий приказ, который будет для них немедленно доведен на немецком языке, для лучшего понимания.

Приказ был тут же озвучен, а немцев распустили на полчаса для обдумывания перспектив. Все это время они, круглых дураков среди них не нашлось, ходили кругами, боясь, что русские передумают в самый последний момент, как это у них зачастую и случается. Очень непредсказуемый народ, живут без орднунга.

Но нет, не передумали, сделали все честь по чести — общее построение, подъем флага, присяга кайзеру Михелю, ради которой на палубе разбили алтарь и привезли из города пастора и ксендза, для лютеран и католиков. Прибыл и русский батюшка — на чужбине несколько немцев перешли в православие. Принимали присягу и русские моряки, кто переходил из гражданского флота. Остальные матросы застыли ровными шеренгами, а с ними гардемарины, три десятка которых отправлялись в плавание, для практики…

«Эльза или Гретхен», — эти два имени сидели занозой в мозгу Шульца. Первая девчонка была подружкой младшей сестренки Лоттхен. Вторая, на год постарше, племянницей по линии мужа тетки Клары. Генрих общался с ними за полгода до войны — веснушчатые девчушки тогда его не интересовали, пигалицы, в куклы еще играли. То ли дело Марта, соседка, дочь зеленщика. Есть за что подержаться. Но война прошлась немилосердно — его подружки за эти шесть лет стали замужними фрау, многие вдовами, у всех дети. А брать такую обузу на себя он не хотел. Времена тяжелые настали, своих бы киндер завести и воспитать.

Девчушки подросли, и из гадких утят превратились в белых лебедушек. Тут муттер права, когда требует у него сделать выбор. И Генрих улыбнулся — раньше мама считала, что Сибирь заснеженная — ледяная страна, где ее сынок сгинет в русском плену. Но два месяца тому назад каким-то чудом он получил письмо от мамы, где она слезно просила его разбогатеть и привести знаменитые меха соболей и золото, которое просто валяется в дремучей тайге под ногами. Бедная муттер, видно, в Германии совсем худо жить…

«Так кого взять в жены мне? Эльзу или Гретхен? У меня должна быть настоящая немецкая жена», — Генрих мучился с вопросом. Еще бы, его нужно решить за четыре месяца, такая невероятная спешка. Немцы обстоятельный народ, и от помолвки до свадьбы должен пройти год. А тут такое дело всего за тридцать суток провернуть от ухаживания — до брачного венца и клятвы перед алтарем.

Капитан-лейтенант Миллер предупредил — моряки смогут вывезти из Германии жену и детей за казенный счет, с собой на «Орле», когда крейсер пойдет в обратное плавание до Владивостока. Даже если женятся в отпуске — тогда у молодоженов будет свадебное путешествие с несением вахт. У этого офицера настоящий прусский юмор. А потому нужно подумать и решить заблаговременно, ибо месяц отпуска в рейхе пролетит в одно мгновение.

«Так Эльза или Гретхен?!» На этот вопрос немец пока не находил ответа, но времени подумать было с избытком…

Ачинск

— Павел Петрович, как в бригаде? Отдохнули хорошо? — Спокойный голос начальника штаба Главковерха Фомина вывел полковника Петрова из секундного замешательства, а как иначе назвать внезапно нахлынувшие мысли о далеком доме, о той прежней жизни.

— Бригада полностью готова, — отрапортовал комбриг, живо поднявшись со стула. А как иначе, если субординация является стержнем, на котором крепится любая армия. — Три тысячи штыков, пятьсот сабель, четыре орудия с тремя сотнями снарядов на ствол.

— Пулеметы освоили? Боеприпасов достаточно?

— Так точно, ваше превосходительство! Патроны тоже получили.

— Хорошо, Павел Петрович. — Фомин поднялся со стула, который противно заскрипел, и подошел к оттаявшему окну вагона. Эти дни его штабной поезд беспрерывно мотался между Красноярском и Ачинском, уголь уже не экономили, благо из Иркутска доставили целый эшелон. И еще пришлют, по мере надобности — железная дорога на восток полностью открыта для беспрерывного прохода составов.

— Ваша бригада передается в состав Сибирского корпуса графа Келлера, здесь присутствующего, — Фомин чуть склонил голову в сторону старого генерала. — И сменит в авангарде части третьего корпуса генерала Каппеля, которые в двух переходах от станции Тайга. Дорога на Томск фактически открыта. Вам предстоит освободить его от большевиков. А сибирские бригады займут проходы через Щегловскую тайгу.

— Какими силами располагает противник?

— Еще значительными, граф, — Фомин повернулся к Келлеру. — Перед вашим корпусом потрепанная 27-я дивизия красных, которую спешно усиливают мобилизованными пролетариями из Новониколаевска и Томска. С Алтайского направления перебрасывается 26-я дивизия, от Омска в Новониколаевск на днях подойдет 51-я дивизия Блюхера. Их лучший начдив, отмеченный уже тремя орденами Красного Знамени. Дивизии имеют большой некомплект, их спешно пополняют местными большевиками, рабочими и партизанами. Так что по десять тысяч человек в каждой имеется.

Келлер с Петровым переглянулись — у красных было вдвое больше сил, чем в частях корпуса. Это не пугало, нет — закаленные и испытанные солдаты могли опрокинуть и сильного противника, но численный перевес есть определенный фактор, который следует учитывать.