Я поставил свою подпись и запечатал письмо.

Утром я отнес письмо в консульство. Я боялся, что могут возникнуть трудности и клерки в консульстве будут слишком официальны. Однако, они очень спокойно отнеслись к моей просьбе вскрыть пакет, в случае, если со мной что-либо произойдет. Я пешком вернулся в отель, который находился совсем рядом с консульством. Из всех перечисленных в письме людей, Констанция казалась мне наиболее слабым звеном. Я решил, что самое время назначить ей еще одно свидание. Я позвонил в штаб Военно-морских сил, и мужской голос сообщил мне, что мисс Северенс сегодня утром на работу не вышла. Он повесил трубку прежде, чем я успел задать другие вопросы. Я взял рикшу и поехал к ней в отель.

Войдя в узкий вестибюль, я остановился перед столиком портье. Панчо Вилья улыбнулся мне широкой улыбкой радушного хозяина.

— В каком номере живет мисс Северенс?

Панчо Вилья потер руки, и его улыбка стала еще шире.

— Я очень сожалею, господин, но вы не сможете поговорить с леди.

— Она дала вам какие-то инструкции?

— Нет, дело не в этом. С леди произошла неприятность.

— Что вы имеете в виду?

— Если вы войдете в ту дверь в конце вестибюля и повернете направо, вы увидите ее около кабинок. Она утонула сегодня ранним утром, когда пошла поплавать в море. Полиция до сих пор там, господин.

Я посмотрел на него. Он продолжал улыбаться от смущения. Потом он захихикал. Я повернулся и вошел в дверь, которую он мне указал.

Я вышел наружу и оказался на белой кафельной дорожке. В пятнадцати футах впереди находились кабинки. Я пошел к ним. С левой стороны была широкая белая полоса пляжа. Голубые волны с длинными неровными гребешками набегали на берег и разбивались о песок с мягким ровным шумом. Впереди я увидел группу людей и ускорил шаги.

Она лежала на спине на горячем кафеле у входа в кабинки. Двое сингальцев в полицейской форме стояли и смотрели на нее. Высокий человек с длинным белым лицом что-то писал в записной книжке. Изящный английский офицер стоял рядом с ней на коленях на белом квадратике носового платка и, наклонившись, внимательно рассматривал Констанцию.

Светло-голубой купальник подчеркивал великолепие тела, которое скрывалось платьем. Ее посиневшие, распухшие губы выступили вперед. Глаза были широко открыты. Ко лбу прилип тонкий зеленый обрывок морской водоросли, часть которой закрывал один из ее зрачков. Плечи у нее были поцарапаны. Пока я смотрел на нее, мне показалось, что ее кожа начала еще больше синеть. Я заметил, что у обоих полицейских мокрые до колен ноги. Я сообразил, что они заходили в море, чтобы вытащить тело на берег. Человек с длинным белым лицом взглянул на меня.

— Вы ее друг?

— Знакомый. Как это произошло?

— Ее понесло течением. Администрация отеля не рекомендует купаться здесь в это время года. Только прекрасные пловцы могут себе это позволить. Она, видимо, таковыми качествами не обладала.

Стройный английский офицер встал и поднял носовой платок, которым он стал стряхивать несуществующие пылинки со своей безукоризненной формы. Он тщательно вытер платком руки и начал убирать его в задний карман. Затем импульсивно наклонился и накрыл платком неподвижное лицо. Высокий человек продолжал писать. Офицер подошел ко мне и произнес:

— Как ужасно. Конни была такой милой.

— О, вы ее хорошо знали?

— Да. Это удар для меня. Давайте зайдем в бар и выпьем.

Я с удовольствием согласился. Они убрали самое слабое звено цепи. Они лишили меня отправной точки — в этом я был уверен.

Мне нравилось, как выглядел офицер, если не считать того, что он был слишком красив: ровный бронзовый загар, правильные тонкие черты лица и ресницы, которым позавидовала бы любая девушка. Я заметил маленькие морщинки в уголках глаз и вокруг рта и понял, что он старше, чем это кажется на первый взгляд — где-то около тридцати трех лет.

Пока мы шли по кафельной дорожке, я протянул ему руку и сказал:

— Говард Гарри. Я турист.

— Очень приятно, а меня зовут Питер Кеймарк.

Мы вошли в бар, и я, следуя его примеру, заказал джин с тоником. Мы взяли бокалы и сели за столик около окна. Он вздохнул и одним глотком сразу выпил половину бокала.

— Откуда вы знаете Конни, мистер Гарри?

— Она знала моего друга, он служил здесь во время войны. Капитан Дэн Кристофф. Вы, наверное, о нем ничего не слышали.

— Почему? Я его помню. Парень, который утонул. Тут по этому поводу было много шума. Конни жаловалась несколько недель.

Я сходил к стойке и принес нам по второму бокалу. Мы еще раз выпили, и лейтенант Кеймарк немного раскраснелся. Мы немного посидели молча. Я размышлял о том, о чем думал бы любой мужчина, увидев труп красивой женщины. Какая бессмысленная утрата!

Когда мы допивали по третьему бокалу, он поднял на меня глаза.

— Может быть, мне не стоит так сильно расстраиваться. Теперь я могу вычеркнуть ее из своего списка. Списка людей, за которыми должен наблюдать. Эта проклятая разведка вечно дает слишком большие списки подозреваемых лиц. За каждым углом им чудятся вражеские агенты.

— Вы служите в разведке?

— Уже пять лет. Если бы я рассказал вам это во время войны, меня вполне могли бы расстрелять. Но теперь меня уже тошнит от этой работы, мне бы хотелось перевестись куда-нибудь. Все время одно и то же, делать нечего. Скучно.

Я обдумал ситуацию. Человек с превосходной квалификацией. И как вовремя мне подвернулся. Слишком хорошая возможность, ее никак нельзя упустить. Я поставил локти на стол и, наклонившись к нему поближе, сказал, понизив голос:

— А не хотите ли вы, лейтенант, развеять хандру?

Он пожал плечами и улыбнулся.

— Конечно, что за вопрос? — Казалось, мои слова позабавили его.

— Допустим, я скажу вам, что предполагаю будто капитан Кристофф был убит? Что Конни тоже убита? Предположим тот факт, что ее подозревали в вашем ведомстве, связан со всем этим воедино?

— Ну, это уж слишком, — он улыбнулся мне так, словно я заслуживал сожаления.

— Не смейтесь надо мной, лейтенант.

И начиная с бесед со всеми членами экипажа «Бэтси», я рассказал ему все, стараясь не упустить ни одной детали. Он слушал меня с вялым интересом, пока я не добрался до своей встречи с Констанцией Северенс. Тогда он насторожился и стал слушать внимательно. Его волнение стало еще больше, когда я рассказал о том, что произошло в гостинице «Китайское море», о Гае Венде и записке. Когда я закончил свою историю, поведав о визите Ван Хосена, он откинулся на спинку стула и вздохнул.

— Это последнее доказательство, Гарри. Все сходится. Ван Хосен тоже есть в моем списке. Он родился на Яве. Когда японцы захватили Яву, он исчез оттуда при таинственных обстоятельствах. Утверждает, что ему удалось спастись. Он пишет небольшие статейки для разных газет. Венд тоже в моем списке. Отвратительный, скользкий тип. Всегда был связан с радикалами. Настоящий заговорщик. А вот насчет О'Делла я удивлен. Никогда бы не подумал, что он может быть замешан в подобных делах. И все прекрасно связывается с Конни.

— Значит, Питер, вы полагаете, что я прав? Вы считаете возможным, что Дэн Кристофф оказался замешан в каких-то интригах или наткнулся на агентурную сеть, слишком о многом узнал, и поэтому его убили?

Кеймарк покрутил в руках бокал и рассудительно произнес:

— Я уверен, что вы правы, Гарри. Вы уже сделали все, что было в ваших силах. Теперь разрешите мне заняться делом Кристоффа. Мы будем работать вместе.

Я был доволен. Впервые за все время моего расследования я получил реальную поддержку. Мне не придется больше сражаться в одиночку и в темноте.

— С чего мы начнем?

— С Январского клуба. Они открываются в полдень. Мне нужно написать отчет о смерти Северенс. Давайте встретимся в клубе в двенадцать тридцать. Я член клуба. Пришлось вступить, так как слишком многие подозреваемые лица собирались там во время войны.

Когда мы выходили из отеля, он остановился перед огромным зеркалом в вестибюле и стал тщательно поправлять форму: поддернул рукава, разгладил шевроны, проверил стрелки брюк. Потом он достал из кармана маленькую щеточку и расческу, почистил форму и тщательно расчесал волосы. Сделал шаг назад — бросил на себя последний взгляд. Улыбнулся своему отражению. Мы вышли на улицу, взяли каждый по рикше и разъехались в противоположных направлениях.