– Хорошо-хорошо, – поспешно согласилась миссис Бэнкс, так как не хотела, чтобы Мэри Поппинс думала о каких-то порядочных людях лучше, чем о ней самой…
А поскольку именно сегодня и был второй четверг, Мэри Поппинс, натянув белые перчатки и сунув под мышку зонтик, вышла из дома. Надо сказать, зонтик она взяла вовсе не потому, что шел дождь, а исключительно из-за его красивой ручки. Дело в том, что Мэри Поппинс не была лишена тщеславия и любила красиво выглядеть. Да и в самом деле, разве мог хоть кто-то выглядеть лучше нее, когда она шла по улице, держа в руке зонтик, ручка которого была сделана в форме головы попугая?
Джейн выглянула из окна Детской и помахала Мэри Поппинс рукой.
– Куда вы идете? – крикнула она ей.
– Закрой окно, будь добра! – прозвучало в ответ, и голова Джейн тут же скрылась.
Пройдя по садовой дорожке до ворот, Мэри Поппинс открыла их. Очутившись на улице, она сразу прибавила шагу. На углу она повернула направо, потом налево, надменно кивнула поздоровавшемуся с ней Полисмену – и почувствовала, что ее выходной начался.
Задержавшись у стоящего возле обочины автомобиля, она посмотрела на свое отражение в лобовом стекле и поправила шляпку. Перехватив зонтик так, чтобы каждый мог видеть ручку в форме головы попугая, Мэри Поппинс двинулась дальше – туда, где ее уже должен был ждать Спичечник.
Вообще-то у Спичечника было две профессии, потому что он не только торговал спичками, как остальные, обыкновенные спичечники, но еще и рисовал картины на тротуарах. Чем именно Спичечник занимался в то или иное время, полностью зависело от погоды. Если шел дождь, то он продавал спички – ведь дождь мог смыть картины, возьмись он их рисовать. Если же было ясно, то Спичечник целый день проводил на коленках, рисуя цветными мелками на асфальте. Причем рисовал он на удивление быстро. Едва вы успевали заметить его на одной стороне улицы, как он уже оказывался на другой.
День, о котором идет речь, был холодным, но ясным. Поэтому Спичечник рисовал. К длинному ряду уже готовых картин вот-вот должно было прибавиться еще три (Спичечник рисовал все три картины сразу. На первой была изображена связка бананов, на второй – яблоко, а на третьей – голова королевы Елизаветы.
Мэри Поппинс на цыпочках подошла к Спичечнику.
– Привет! – тихо сказала она.
Но Спичечник продолжал рисовать, нанося коричневым мелком штрихи сразу и на бананы, и на кудри королевы Елизаветы.
– Гм! – кашлянула Мэри Поппинс так, как это делают только настоящие леди.
Спичечник тут же обернулся и увидел ее.
– Мэри! – воскликнул он, и по тому, как он это сделал, было видно, что Мэри Поппинс в его жизни играет очень важную роль.
Посмотрев на свои туфли, она улыбнулась и тихо произнесла:
– Берт! Ведь это мой день! Разве ты забыл?
(Берт было имя Спичечника.)
– Что ты, Мэри! Я конечно же помню! – воскликнул Берт. – Но… – Он запнулся, огорченно покосившись на свою кепку. Кепка лежала на асфальте возле последней картины, и в ней было лишь две монетки по одному пенсу. Спичечник поднял ее и побренчал деньгами.
– Это все, что ты заработал, Берт? – спросила Мэри Поппинс так радостно, что никому бы и в голову не смогло прийти, будто она разочарована.
– Да, как видишь, негусто, – сказал он печально, – что-то совсем дела нынче плохи. Да и кто захочет раскошелиться, чтобы взглянуть на это? – И он махнул рукой на королеву Елизавету. – Такие вот дела, Мэри. Боюсь, что я не смогу сегодня пригласить тебя на чай.
Мэри Поппинс с грустью подумала о пирожках с начинкой из малинового варенья, которые они обычно ели по выходным, и уже хотела было вздохнуть, но вовремя увидела лицо Спичечника. Он бы не вынес этого. Подавив едва не сорвавшийся с губ вздох, она улыбнулась.
– Ничего, Берт. Не беспокойся. Я вполне могу обойтись и без чая. К тому же пирожки – такая тяжелая пища…
Да, подобный поступок по-настоящему мог оценить только тот, кто знал, как Мэри Поппинс любит пирожки с начинкой из малинового варенья! И Спичечник, видимо, оценил, потому что благодарно пожал ей руку.
А потом они вместе пошли вдоль длинного ряда картин.
– Вот здесь картины, которых ты еще не видела, – гордо сказал Спичечник, показывая на одну из них. Там была изображена покрытая снегом гора. На ее склонах росли гигантские розы, и на каждой розе сидело по кузнечику. Теперь Мэри Поппинс могла спокойно вздохнуть, не обидев его.
– Ах, Берт! Это просто чудесно! – сказала она, причем таким тоном, что становилось совершенно очевидно: этим картинам место, по меньшей мере, в Королевской Академии (Королевская Академия, как известно, это такое большое помещение, куда люди вешают нарисованные ими картины. Потом все приходят на них посмотреть, а когда насмотрятся, то говорят друг другу: «Вот это да!»).
Следующая картина, к которой подошли Спичечник и Мэри Поппинс, оказалась еще лучше. На ней была нарисована какая-то неведомая страна, страна высоких деревьев и густых трав. В просвете между зелеными кронами виднелся кусочек моря и что-то еще, похожее на едва различимые вдали старинные ворота.
– Ну и ну! – восхищенно воскликнула Мэри Поппинс, останавливаясь, чтобы получше все рассмотреть. – Что случилось, Берт?
Спичечник внезапно схватил ее за руку. Его лицо светилось радостью.
– Мэри! У меня идея! Почему бы нам не пойти прямо туда? Прямо сейчас! В картину!
И, держа ее за руку, он сделал два шага вперед. Фонарные столбы с висящими на них проводами качнулись и куда-то пропали. Ух! – и Мэри Поппинс с Бертом оказались внутри нарисованной на асфальте картины.
Было тихо. Мягкая трава едва слышно шелестела у них под ногами. Мэри Поппинс и Спичечник не верили собственным глазам. Ветви, словно играя, легонько барабанили по их шляпам, пока они пробирались вперед, а небольшие пестрые цветочки цеплялись за туфли.
Взглянув друг на друга, они внезапно увидели, что вместе с окружающим миром изменились и они сами. На Спичечнике красовался новый костюм, состоящий из зеленого в красную полоску пиджака, белых фланелевых брюк и новой соломенной шляпы. Весь он был такой чистый, такой элегантный, что, казалось, даже светится, словно новенькая монетка в три пенса.
– О, Берт! Ты прекрасно выглядишь! – воскликнула Мэри Поппинс в восхищении.
Берт некоторое время вообще не мог выговорить ни слова. Он широко разевал рот и лишь таращил глаза на свою спутницу. Наконец он выдавил из себя:
– Ей-богу!
Больше он не мог произнести ни слова, но при этом выглядел таким взбудораженным и смотрел на нее так радостно, что Мэри Поппинс невольно потянулась за зеркальцем. То, что она увидела, превзошло все ее ожидания. С ее плеч ниспадала роскошная накидка из узорчатого шелка. Шею щекотало свешивающееся со шляпы длинное пушистое перо. На ногах появились новые туфли с переливающимися всеми цветами радуги застежками из драгоценных камней. Единственное, что напоминало прежнюю Мэри Поппинс, так это белые перчатки да зонтик с ручкой в форме головы попугая.
– Бог мой! – пробормотала она. – Да у меня сегодня и впрямь Выходной!
Не переставая удивляться, они двинулись через лес и скоро вышли на залитую солнечным светом поляну. И там они увидели… Нет, это было просто невероятно! Посреди поляны стоял небольшой зеленый столик, а на нем – огромный пыхтящий медный чайник. Рядом, на столе побольше, располагалось чудовищных размеров блюдо с целой горой пирожков с начинкой из малинового варенья. Здесь же были две тарелки с маленькими бутербродиками-канапе, в каждом из которых торчала миниатюрная заостренная палочка.
– Ой, я сейчас покраснею! – сказала Мэри Поппинс. Она всегда это говорила, когда была кому-нибудь за что-то благодарна.
– Ей-богу! – повторил и Спичечник свою любимую фразу.
– Не хотите ли присесть, мэм? – услышали они вдруг чей-то голос и, обернувшись, увидели выходящего из леса человека в черном фраке. Через руку у него была перекинута белоснежная салфетка. Мэри Поппинс в удивлении плюхнулась на один из маленьких зеленых стульчиков, стоявших вокруг стола. Спичечник, изумленный ничуть не меньше, уселся на другой.
