Эмма осторожно посмотрела на мужчину, и огонь его черных глаз мгновенно перекинулся в её карие.

-- Эмма, -- прошептал он хриплым от волнения голосом и шагнул навстречу.

"О, боже, -- подумала она, когда он сжал её плечи своими теплыми руками, -- пусть все решится сейчас! Пусть все решится! Если он поцелует меня, значит все -- правда, и я перестану игнорировать это влечение".

Артур нежно провел рукой по её шее, убирая волосы назад.

"Если только он поцелует... -- пронеслось в голове, прежде чем она закрыла глаза".

-- Эмма, я...

-- Поцелуй меня...

Их губы почти соприкасались, горячее дыхание обжигало. Его пальцы на шее горели огнем, так же как и все внутри неё. Она была готова к этому поцелую и ждала его, но внезапно Артур дернулся в сторону, отчего сама Эмма еле устояла на ногах. Открыв глаза, она в панике посмотрела на мужчину, но перед ней стояли двое. Один из них был смущен и растерян, второй напряжен и, как всегда, в позиции: "Я -- король, мне все можно".

Демиен усмехнулся и, послав ей уничижительный взгляд, пронзивший её насквозь, начал подниматься на третий этаж. Сердце бешено билось в груди и, казалось, она вот-вот грохнется в обморок.

-- Я все же собираюсь лететь с тобой! -- твердо сказал он, не оборачиваясь. -- И, кстати, дядя... спасибо скажешь потом.

Разобравшись, наконец, в том, что произошло, Эмме дико захотелось взлететь вверх и приложить наглого парня лицом о каменные ступени. Но Альгадо уже ушел, а Артур остался.

-- Эмма, -- произнес он все еще немного хриплым голосом и откашлялся. -- Прости меня!

-- Простить? -- переспросила она и подошла ближе. -- За что ты просишь прощения? Это он должен, не ты! А мы...

-- Мой племянник прав! -- строго сказал он, и она отшатнулась назад. -- Я должен поблагодарить его за то, что он не дал мне совершить ошибку, о которой пожалели бы мы оба.

-- Артур, я...

-- Эмма, -- снова перебил он. -- Не надо! Это не возможно!

-- Но ты же, -- попыталась она, и он снова не дал ей закончить.

-- Так лучше мисс Керн, -- сказал Артур, снова превращаясь в её преподавателя. -- Вы -- студент. Я готовлю вас к экзаменам. Это все.

Закончив, он просто развернулся и зашагал наверх.

Оставшись одна, Эмма опустилась на ступени и уткнула лицо в колени. Она просидела так минут десять, ожидая от себя истерики или, как минимум, немного слез, ведь он сделал ей больно. Или нет? Эмма задумалась. Ни истерики, ни слез, никаких мыслей. Вообще Ни-Че-Го! И она осознала, что это чувство -- отсутствие сожаления -- чувство облегчения, которое проникло во все уголки её сознания.

Эмма поднялась и пошла вниз, откуда начали подниматься студенты. Кто-то спускался позади неё, кто-то шел рядом. Но она не обращала внимания. Она просто шла вниз. Наваждение, захлестнувшее её, спало, и Эмма улыбалась. Да, она чувствовала облегчение.

Не доходя до второго этажа, девушка резко развернулась и побежала наверх, обратно на третий, прыгая через одну ступеньку. Эмма нашла аудиторию и открыла дверь.

-- Простите, -- обратилась она к преподавателю, проходя внутрь. -- Могу я позвать Штандаля на минутку? Мне нужно передать ему сообщение.

Феликс поднялся и подошел к девушке.

-- Что там, Эмма? -- спросил он, немного грустным голосом.

-- Я же сказала, у меня для тебя сообщение!

Она приблизилась к нему и, взяв его голову в свои руки, посмотрела в глаза.

-- Я люблю тебя! -- сказала она громко, и аудитория оживленно зашепталась. -- Прости меня! Я больше никогда не буду скрывать от тебя что либо. Обещаю!

Все смотрели на них в ожидании его ответа. И Феликс мог бы не делать этого, ведь все, что он произнес, сказали за него глаза, наполнившиеся нежностью.

-- И ты, прости меня, -- сказал парень, прижимая её к себе. -- Я люблю тебя! И я обещаю Эмма, что буду доверять тебе и твоим решениям!

"Дежавю, -- пронеслось в её голове, когда оторвав их друг от друга, в кабинет вошел Альгадо".

-- А теперь вы можете поцеловаться, -- громко сказал он, поднимаясь к своему месту.

-- Да пошел ты, -- сказал Феликс и поцеловал её на глазах у всей параллели.

Снег большими хлопьями кружил над крышей из красной черепицы. Дым, поднимающийся из трубы, растворялся в последних часах уходящего года.

-- Не могу поверить, что я пережила этот рабочий день.

Джессика положила в сумку пару йогуртов. Рядом, на тумбочке стояла коробка, из которой доносилось возмущенное фырканье.

-- Мармеладка с нами? -- Сэм примерил маску и обернулся к подруге.

Джессика недолго думая стукнула по лошадиному носу, отчего та слетела с его лица. Она знала Сэма со школы, и вот уже тридцать с лишним лет он не изменял своим предпочтениям. Сэм был консерватором, но, когда дело касалось молодежи, весь его консерватизм трансформировался в нечто иное, более мобильное и современное. И, не смотря ни на что, четыре вещи оставались неизменными: любовь и преданность к своей семье, кодекс настоящего мужчины, который он свято чтил, мощная интуиция, на которую не опирался лишь ленивый и увлеченность своей работой с лошадьми.

-- Так, -- Джессика оглядела пакеты, собранные для того, чтобы взять их с собой. -- Вроде бы ничего не забыла.

-- Господи, Джесс! -- воскликнул Сэм, окинув встревоженным взглядом всю картину. -- Ты же не на всю жизнь переезжаешь ко мне, верно? Это всего лишь новогодняя ночь!

-- Не говори мне, что я должна делать!

-- А кто еще это тебе скажет? -- спросил Сэм.

Обнимая её, он потрепал женщину по макушке и ласково добавил:

-- Жар-птица ты моя!

Эмма стояла в дверном проеме своей комнаты и наблюдала за матерью и крестным. Рядом с ней, уже готовая идти на новогодний бал, улыбалась Лилиан.

-- Они такие милые! Напоминают мне моих родителей.

-- Знаешь, Лил, иногда мне хочется, чтобы они поженились.

-- И что же? Пусть поженятся!

-- Шутишь? -- Эмма рассмеялась. -- Это все равно, что мы с Максом пойдем под венец!

-- Вы с Максом решили пожениться??? -- вскричала Джессика так громко, как только могла и подлетела к дочери.

-- Нет, мама, -- спокойно ответила Эмма. -- Я не имела в виду, что мы с Максом поженимся. Это было образное выражение в целях сравнения.

-- Мы тут обсуждали, что было бы неплохо, ели вы и мистер Вайдман стали парой, -- сказала Лилиан. -- Парой. Вы понимаете? Мужем и женой!

Выслушав, Джессика повернулась к другу.

-- Сэээээм! Ты возьмешь меня в жены?

-- Тебя? -- переспросил он. -- Неееет! Я же не дурак!

-- А папа значит -- дурак? -- возмутилась Эмма.

На секунду крестный задумался, после чего комната наполнилась его добрым искренним смехом.

-- Как и все в вашей семье!

-- Ах ты...

Эмма схватила кисточку для смахивания пыли и двинулась на крестного.

После пятиминутного всеобщего веселья Джессика подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу. Дети -- Кари и Алек, спустились со второго этажа вместе с Максом.

-- Готовы! -- изрек он, и предал в руки Джессике зайчишку и лисичку.

-- Какая прелесть! -- Лилиан ущипнула их за щечки, за что Кари показала ей язык.

-- Значит, можем идти, -- сказала Джессика, глянув на часы. -- Уже девять. Эмма, -- обратилась она к дочери, -- Я надеюсь, вы не спалите дом!

-- Мама, мы, скорее всего, вообще не будем сидеть здесь. Там же бал.

-- Веселье до утра! -- воскликнула Лилиан.

Женщина недоверчиво посмотрела то на одну, то на другую и обратилась к парню:

-- Макс, ты -- главный! -- и, увидев, как высоко он вздернул голову, добавила: -- В смысле, если что, ты отвечаешь!

-- Ну, все, Джесс, -- позвал Сэм.

Он уже помог одеться Карине и теперь обувал Алека, который упорно твердил, что сам может это сделать.

-- Пошли уже, мам! -- Кари рассерженно поправляла шарфик. -- Мне жарко!

-- Иду! -- миссис Керн по очереди поцеловала всех троих и, закончив на дочери, тихо шепнула ей на ушко, -- Не ждите нас рано. Скорее всего, мы вернемся только к ужину.