В дальнейших планах Громова на первом месте, естественно, стояла скорейшая легализация, а именно – получение удостоверений личности, прав и медицинской страховки, причем не только на себя, но и на Бьянку.

Похоже, что с документами мог помочь Гонсалес, и это нужно было использовать, хоть Андрей и чувствовал в этом внешне приветливом и улыбчивом парне какоето второе дно. О многих вещах Майк говорил намеками, иногда даже обрывал разговор либо резко переводил тему на чтото другое, особенно если дело касалось его иных доходов, работы и прочего. Не то чтоб сей вполне приятный молодой человек жил на широкую ногу, но ведь жил – и неплохо! Снимал дом – дом! Не комнату, не квартиру – имел приличный, пусть и не очень новый, но вполне надежный, автомобиль, содержал нигде не работающую подружку, и все это – не занимаясь никакой конкретной деятельностью. По крайней мере, Андрей никогда не замечал, чтоб Быстрый Гонсалес мчался каждое утро на работу.

Занимался какимнибудь мелким бизнесом? Управлял мелкими магазинчиками? Тоже не оченьто похоже. Тогда на какие доходы жил?

Громов, конечно, подозревал – на какие: наверняка парень был тесно связан с эмигрантской кубинской мафией, со всеми теми, кого сторонники Кастро называли «гусанос» и у которых были какието свои не вполне законные дела по всему южному атлантическому побережью – от Каролины до Флориды. Являясь представителем столь опасного сообщества, Майк мог заниматься чем угодно – торговлей наркотиками, рэкетом, вербовкой наемников, крышеванием этнических публичных домов, даже нелегальной торговлей алкоголем – тем же ромом – или сигарами.

И вместе со всем этим молодой Гонсалес оставался вполне приятным и разговорчивым до определенных пределов молодым человеком, этаким даже денди, из тех, кто всегда кажется вполне комильфо.

Собственно, и черт с ним, с Майком. Это даже хорошо, что он наверняка мафиози – уж точно с документами сможет помочь. Потом, конечно, потребует ответных услуг… но их ведь – если уж далеко зайдет – можно и не оказывать, просто сбежать, уехать, скажем, куданибудь в Калифорнию или в Орегон, Монтану, в СолтЛейкСити – к черту на кулички, Америка страна большая, никто никогда не найдет! А там… а там потихоньку раскрутиться, купить, скажем, лесопилку или транспортную контору открыть – дело знакомое, со временем можно во всю ширь развернуться, тем более, здесь все по закону можно, а не так, как в России, где на одного с сошкой семеро с ложкой в лице полицейских и налоговых органов, прокуратуры, Госпожнадзора, госветнадзора, СЭС и даже какойнибудь инспекции по маломерным судам. По крайней мере, сеньора Фернандес ни пожарникам ни санитарной инспекции мзду не носила. Хотя… может, с ними кубинцы напрямик договаривались.

– Так я говорю, Энрике десять ящиков слив везет, – налив из небольшого медного, начищенного до золотого блеска кофейника кофе, Мария уселась на стул и протянула присевшему рядом, прямо на деревянный ящик изпод апельсинов или помидоров, Громову пачку сахара. – Берите, сколько хотите, Андреас. Да! Десять ящиков слив. И двадцать – апельсинов. До семи сможете разгрузить?

– Управлюсь!

Махнув рукой, молодой человек размешал сахар и, сделав долгий глоток, блаженно зажмурился:

– Ах, какой вкус!

– Вкус родины… Кубинский.

– Вот не знал, что на Кубе кофе выращивают.

– Выращивали, – Мария тяжко вздохнула. – У моего отца небольшая плантация была близ Сантьяго. Да у многих… Эти сволочи все отобрали, все разрушили! Ах, Андреас, и за что нам такое? Жили себе и жили, и вот на тебе – революция.

– Что, все так уж хорошо и жили? – не удержался, поддел Андрей.

– Ну не все, конечно… Но со временем, думаю, выправилось бы. Вон, в Мексике тоже ведь, как у нас, живут – и ничего, никаких революций.

Хозяйка и ее новый грузчик пили кофе прямо за прилавком, на котором сверкал никелированными кнопками массивный кассовый аппарат, а чуть позади вертелся воткнутый в розетку вентилятор: несмотря на вполне сносную температуру на улице – плюс двадцать два – в небольшом, заставленном прилавками помещении все же было душновато.

Посетителей, ввиду вечернего времени, уже практически не было – местные домохозяйки предпочитали делать покупки утром – так, зашел с полчаса назад один седобородый дед в соломенной шляпе, купил килограмм апельсинов, на том все покупатели и закончились.

– А выручка сегодня неплоха, – заглянув в кассу, довольно сообщила Мария. – Так бы и всегда – хватило бы Пепито на бассейн.

– А сколько вашему Пепито летто?

– Двенадцать. Уже совсем большой.

Порыв свежего ветерка, залетевший в открытую дверь, принес с улицы медвяной запах лип и чегото еще такого, вкусного… И тут же запахло бензином – вальяжно покачиваясь, проехал синебелый междугородний автобус «Чарлстон – Саванна», он всегда в это время проходил.

– Негры каштаны жарят, – подняв голову, Мария посмотрела на улицу и втянула ноздрями воздух. – Сейчас, небось, за маслом да специями прибегут. Обслужишь их, Андреас? А я в подсобку отлучусь, погляжу, куда сливы с апельсинами ставить – скоро, небось, и Энрике явится – рейсовый вон, прошел уже.

– Конечно, обслужу, – новоявленный грузчик с улыбкой пожал плечами. – Что мне, трудно, что ли? Негры ведь тоже люди.

Обернувшись на пороге ведущей в подсобку двери, Мария погрозила пальцем:

– Ах, Андреас, опасный вы человек! Негров за людей держите… А я вот все время боюсь, как бы местные не узнали, что мы иногда и черным продаем. Не будут тогда в наш магазин ходить, и все. К мексиканцам, на рынок, поедут, хоть у нас коечто и дешевле, не намного, правда, но всетаки.

– Ничего, Мария, такого не будет, – засмеялся Андрей. – Никуда ваш бизнес не денется, никто никуда не уйдет! Чай, не старые времена на дворе.

– Такто оно так, – сеньора Фернандес покачала головой совсем посоветски. – Да ведь вы здешнихто людей не знаете! Уж тут такие снобы живут – будьте нате. Не дай бог, скажут – мол, чтото черные зачастили в «Орландо».

– Так нашито негры молодцы – только под вечер приходят. Да и вообще – берутто немало и каждый день.

– Ах, Андреас… это все хорошо, конечно. Ладно, пошла я. А то вон, легки твои покупатели на помине, еще не хватало, чтоб меня с ними увидели.

– Ничего, ничего, Мария, – я разберусь.

На улице, за витриной, и впрямь промелькнула долговязая фигура негра, довольно молодого – лет двадцати пяти – и, как полагал неплохо разбирающийся в людях Громов, весьма неглупого парня по имени Танцующий Джордж. Танцующий – это потому что все время пританцовывал, напевал.

Андрей нарочно включил погромче стоявший на столике радиоприемник – как раз передавали «ТуттиФрутти» – знаменитый рокнролл Литтл Ричарда, а Литтл Ричардто был – черный. Дааа… верно, таким ребятам в шоу Дика Кларка не место! Там беленьких смазливеньких мальчиков подавай, типа Фрэнки Авалона.

– Бибопалула… – отбивая ритм пяткой, подпевал Андрей.

Песенкато была ему хорошо знакома, еще со студенческих времен.

– Привет, масса Эндрю! Черную музыку слушаем? Смотрите, хозяйка за такие дела прогонит!

Хороший был парень этот Джордж, с юмором.

– И тебе не хворать, дружище, – Громов протянул руку. – Как жизнь?

– Как в песне у Чака Берри – «кружится, кружится, кружится». «Ролл овер Бетховен» – слышал?

– Еще бы не слышал! – расхохотался грузчик. – Клевая вещь!

Кстати, Чак Берри тоже был негр.

– Тебе, как всегда – три литра кукурузного масла и соль?

– Еще перец не забудьте, масса Эндрю! И помидор… Я б еще и апельсинов купил дочке, да чтото не вижу у вас…

– Если не торопишься, так их скоро привезут, – хмыкнул Громов, наливая масло в принесенную Танцующим Джорджем бутыль. – Или завтра зайди вечерком, я для тебя оставлю, скажи только – сколько?

– Да пару кило.

– Все. Заметано. Получай свое масло, а вот – соль.

– Эх, хороший вы человек, масса Эндрю, – убрав бутыль с солью в мешок, посетитель почемуто не слишком спешил уходить, наоборот, зачемто оглянулся несколько раз на открытую дверь и, понизив голос, сказал: – Хочу предупредить кой о чем, масса Эндрю.