– На вот.

Бунтовщик протянул передачку адресату, и тот, развязав узелок, тут же организовал «поляну», гостеприимно пригласив к столу всех остальных… кроме индейцев – те даже и не повернулись, все так и хранили презрительное молчание. Ну что ж – вам с голоду помирать.

«Аллигаторша» Трухильдия прислала своему благоверному горшок кукурузной каши с мясом и перцем, соленые помидоры, чеснок, пару луковиц и вкуснейшие, обильно напичканные перцем и специями пирожки с луком, мясом и прочим ливером. Да! Еще и кувшинчик вина не забыла.

– Эх, виното разбавленное! – охоботив с полкувшина с видом лет триста бродящего в безводной пустыне странника, старый Хосе выругался и сплюнул. – Выходит, не зря бил. Учил умуразуму.

– Слышь, Хосе, – похрустел пирожком Головешка. – А ты ее вообще – за что приложилто?

Сапожник наконец оторвался от кувшина:

– Кого?

– Ну женуто свою, ага.

– Да… в общем, было за что.

Быстренько замяв тему, Хосе безуспешно попытался растолкать своего соседа и, махнув рукой, навалился на кашу, которую ел прямо руками – благо густота консистенции сего питательного продукта это вполне позволяла.

Однако ж насладиться пиром Громову до конца не дали – вновь распахнулась дверь и в камеру заглянул стражник, на этот раз не Пабло, а какойто усач в синем кафтане с крагами.

– Эй, бунтовщики! – зычно крикнул усатый. – Кто тут у вас за старшего?

– Ну я, – прожевав, обернулся Андрей.

Стражник поманил его пальцем:

– Тогда пошли. Наши господа желают тебя видеть.

И снова ощущение дежавю: длинные гулкие коридоры, факелы, решетки, стража. А вот и крепостной двор, чемто похожий на площадь Вогезов в Париже: еще б статую короля Людовика, фонтан да деревья. Увы, здесь деревьев не было, лишь зеленела местами уже успевшая выгореть на местном жгучем солнышке травка. Прямо по траве и пошли, пересекли весь двор по диагонали, а затем поднялись по широкой лестнице, что вела на второй этаж, в просторный кабинет с распахнутыми настежь ставнями. Окна, конечно же, выходили во двор, снаружи оставались лишь бойницы да пушки, крепость все ж таки.

За длинным, устланным зеленым сукном столом, под портретом какойто коронованной особы в парадной золоченой раме, узника дожидались трое, один из которых был священник в длинной, фиолетового цвета сутане, другой – длинный, как верста, военный в белом щегольском мундире с серебряными пуговицами и галунами, и третий – явно штатский – добродушного вида толстяк в камзоле темносинего бархата и ослепительнобелой сорочке. Этакая сталинская «тройка» для суда над врагами народа – начальник местного отдела НКВД, председатель партбюро, прокурор. Интересно, кто здесь за прокурора? Священник? Вряд ли. Так что же – толстяк?

– Ага, явился! Это тебя прозвали Висельником? – первым как раз и начал беседу толстяк, и теперь он уже не казался Громову таким добродушным.

Сесть узнику не предложили, он так и стоял в углу, а чуть позади – два вооруженных палашами стража.

– Ну? – не дождавшись мгновенного ответа, фальцетом взвизгнул толстяк. – Не желаешь с нами разговаривать? А ты, я вижу, упорный… как те дикари, что сидят здесь уже второй месяц, и скоро, видно, сдохнут, ежели мы их допрежь того не повесим… А, господа?

Толстяк оглянулся на своих коллег, и все трое весело засмеялись, после чего военный, вздернув длинный породистый нос, вновь повернулся к пленнику и вальяжно махнул рукой:

– И что? Ты тоже собрался на чтото жаловаться? Так тут у нас есть алькальд, сеньор де Арадо… и наш священник, почтеннейший отец Маркос, тоже с удовольствием выслушает тебя. Все выслушают, – вояка недобро засмеялся. – Кроме меня! Я – комендант крепости, полковник Мигель д'АргуэльяиМонца не склонен слушать разного рода висельников и авантюристов вроде тебя, подлый английский пес! Ты все услышал? А теперь – говори!

– Я счастлив, почтеннейшие сеньоры, что нынче нахожусь среди вас, – вспомнив уроки месье де Кавузака, молодой человек сделал шаг вперед и поклонился с такой галантностью, какая сделала бы честь любому версальскому щеголю. – Дада, счастлив! Я и мои друзья жестоко пострадали от произвола узурпатора, этой проклятой самозваной свиньи – эрцгерцога австрийского Карла.

– Ммаалчать! – чуть заикаясь, внезапно побагровел толстяк. – Не погань своим подлым языком царственную особу!

– Чего ты разоралсято, алькальд, – удивленно обернулся к нему полковник. – Он же Карла имел в виду – самозванца и узурпатора. И вообще – чего ты такой нервный?

Алькальд упрямо набычился и засопел:

– Такто оно так, но… сегодня он Карла ругает, завтра – Филиппа. Никакого почтения к королям! Так, знаете, до чего можно договориться? Да и речь его… вы что, не чувствуете – он не испанец! Хитрая каталонская свинья.

– А ты что скажешь, святой отец? – комендант форта посмотрел на священника.

– А что ято? – забеспокоился тот. – Я – как все.

Маленький, тощий, в мешковатой сутане, с какимто дерганым отечным лицом, отец Маркос напоминал сейчас внезапно вызванного к доске двоечника, не знающего урок. Впрочем, судя по стилю общения, сия троица являлась давно сложившимся коллективом, спаянным, быть может, совместными пьянками, а скорее всего – хищениями казенных средств. А что? От метрополии далеко – при известном уме и наглости многое можно себе позволить, лишь бы только не зарываться.

– Еще раз повторяю – я и мои товарищи пострадали от режима узурпатора Карла, – веско напомнил Андрей.

– А ваш корабль? – снова взвизгнул алькальд. – Вы ведь под английским флагом шли.

– Просто снять не успели. А корабль мы захватили и шли в СанАгустин, надеясь обрести там покой и защиту.

– И почему мы должны верить твоим словам? – помолчав, осведомился полковник. – Есть рапорт капитана «Короля Филиппа» – это наш фрегат, – в нем все конкретно указано: шхунабриг «Санта Эулалия», каталонское, под английским флагом, в трюмах – черные африканские рабы. Куда их везли, догадаться нетрудно – конечно же в Каролину! Ну или в Виргинию, все равно – к англичанам. А что у вас там в пути приключилась свара – так это часто бывает. Просто не поделили будущие барыши.

– Но есть же судовой журнал! – в отчаянии выкрикнул Громов. – Вы записито смотрели?

Комендант крепости повернулся к алькальду:

– Да! Судовой журнал. Что там?

– Жжурнал? – опять начал заикаться толстяк. – Дда ммои люди его и не смотрели. 3зачем? Ппросто некогда было. Ну ссам подумай, Мигель, – как раз пподвернулся ппокупатель – чего было тянуть? Смотреть там какието журналы… Мы ссразу судно и продали, а не ппродали бы, так ппотом ттакой пподходящий случай мможно и целый год ждать!

– Ага, – полковник хмуро склонил голову – Громову показалось, что он вотвот проткнет своим носом стол. – Значит, журнала никто не читал. И что теперь прикажете с ним делать? Верить всяким бродягам я вовсе не склонен.

– Да зачем им верить, Мигель?!

– Однако и казнить их было бы не совсем справедливо.

– Не нужно никого казнить, друзья мои! – в разговор неожиданно вступил священник. – Зачем казнить?

– Так что ж, отпустить? – не сдавался злюка алькальд. – Может, еще и денег им дать, так сказать – компенсацию?!

Отец Маркос покачал головой, посмотрев на своего собеседника с укоризной:

– Не надо ни отпускать, ни казнить. Что у нас, в форте да в городе работы мало? Ров надо копать – надо! А еще ворота ремонтировать, достраивать стену…

– Южный бастион неплохо бы починить, – обрадованно поддакнул полковник. – Ты что молчишь, алькальд?

Толстяк задумчиво скривился и вдруг улыбнулся:

– В городе работы хватит. Люди отстраиваются… да и я б свой домик расширил.

– Ну вот все и решили!

Облегченно потерев руки, сеньор д'Аргуэлья перевел взгляд на узника:

– Слышал? Так своим каторжникам и передай. Работать, работать, работать! Отрабатывать, так сказать, свой хлеб… пока до сезона дождей – а там поглядим на ваше поведение. Да! Не пытайтесь бежать – пристрелят, да, собственно, и некуда – со всех сторон болота да непроходимые заросли. Аллигаторы, змеи, немирные дикари индейцы. В общем, ты меня понял, Андреас Висельник?