– Любо!!! – взобравшись на ванты, порусски закричал рыжий верзила плотник.

Звали его, как потом выяснил Громов – Спиридон. Спиридон Рдеев, сын опального стрельца Онисима Рдея, казненного самим царем Петром за известные прегрешения.

– Согласны! – загомонили все. – Сэра Эндрю – в капитаны!

Француз с улыбкой протянул руку Андрею:

– Поздравляю вас, сэр! Вы теперь капитан, бог и король всех этих людей и этого судна, которое я предлагаю переименовать в «Жозефину».

– Почему в «Жозефину»? – машинально переспросил Громов.

– Да статуя на носу подходящая, – Антуан весело рассмеялся. – Голая девица, мало похожая на святую. Скорей, на портовую шлюху… Знавал я в Гавре одну, ее как раз Жозефиной звали. Красивая и мудрая женщина, она не долго оставалась шлюхой, успела даже покомандовать судном в Онфлере и совершила много славных дел… пока беднягу не повесили англичане.

– Что ж, пусть будет «Жозефина», – новоявленный командир судна обреченно махнул рукой и добавил: – А вот о капитанстве моем поговорим вечером.

Антуан, как и полагалось, был избран шкипером, а ушлый дядюшка Сэм – не только боцманом, но и квартирмейстером, – которому в решении повседневных вопросов подчинялся и сам капитан, главный на корабле и на поле боя. Таким образом пираты просто избегали сосредоточения слишком уж большой власти в одних руках. Квартирмейстер, так же как и капитан, получавший при разделе добычи дополнительную долю, представлял интересы экипажа – этакий профсоюзный босс, – а, кроме того, распределял среди пиратов обязанности, продовольствие и предметы первой необходимости, а также мог наказывать за небольшие прегрешения, например – поркой, но только после общего голосования. Квартирмейстер – второй человек на корабле – частенько вел команду на абордаж, он же и решал, брать ли с захваченного судна какойлибо массивный груз – естественно, кроме золота и серебра – этото брали в любом случае.

Вечерний разговор вышел не то чтобы тяжелым, но не простым. Начать с того, что Андрея вовсе не привлекала карьера пиратского вожака, он бы предпочел – как и собирался – осесть гденибудь в Новой Англии и…

– И что вы там будете делать, сэр, позвольте спросить? – хватанув бокал вина – несколько бутылок нашлось в капитанской каюте, – язвительно осведомился шкипер. – Нищенствовать? Или найметесь на какоенибудь судно, что возит живой товар и каждодневно рискует вот так же оказаться захваченным? У вас красавицажена, дорогой Андре, а такой женщине нужна достойная оправа. Двухэтажный особнячок на набережной Бостона, приносящее изрядный доход поместье, прислуга…

Дядюшка Сэм шмыгнул носом и закашлялся.

– Ты чего, старина? – скосил глаза шкипер. – Вино не в то горло пошло?

– Нет, не вино, – откашлявшись, признался старик. – Просто тоже хочу двухэтажный особнячок… и поместье!

– Все мы не хотим бедствовать, – бывший трактирщик с мягкой улыбкой взглянул на задумавшегося капитана. – К тому же – вас выбрали люди, и теперь вы за них ответственны волею Бога и провидения!

– Идите вы к черту, Антуан! – угрюмо отмахнулся молодой человек, уже понимавший, что обратного хода, увы, нету!

Вляпался! Влез по самое некуда. Не собирался проливать кровь, а вот… Пиратство! Вот уж действительно – «веселое и прибыльное» дело. И самое гнусное, что шкиперто по большому счету прав – кому он и Бьянка нужны в Новой Англии, да и не только там – везде? Удел бедняка – убогая хижина и – в лучшем случае – дырявая рыбачья лодка. Выдержит ли такую жизнь юная баронесса? Андрей остро ощутил свою ответственность за эту влюбившуюся в него девчонку, которую и сам полюбил больше, чем кого бы то ни было еще. Кстати, и за всех этих людей, беглецов, Громов тоже был ответственный – они ведь и впрямь его выбрали, доверились. Что же, теперь из всех кинуть? Струсить, уйти?

– А вас не пришлось долго уговаривать, – разливая вино, со смехом заметил француз. – О, да наш боцман, кажется, спит.

Шкипер похлопал по плечу уронившего голову на стол приятеля и покачал головой:

– Теперь уж и пушкой его не разбудишь. Эй, кто там есть? Том! Бери еще юнгу и тащите старину Сэма спать. Да! Там, в его каюте, сейчас красавица Бьянка и племянница Сэма. Похоже, они подружились. Так ты, Том, скажи – пусть идут сюда. Вино у нас еще не закончилось!

– Все сделаю, масса!

Молодой негр и явившийся на зов белобрысый мальчишка из беглецов по имени, кажется, Дик или Джонни, только что назначенный юнгой, с трудом подняли храпящего боцмана изза стола и, взяв под руки, утащили прочь.

– Хочу вам еще коечто сказать, дорогой Андрэ, – оглянувшись на дверь, шкипер перешел на французский. – Знаете, я ведь тоже не собираюсь пиратствовать долго – полгода, от силы – год… Торчать всю оставшуюся жизнь здесь, в колониях, у черта на куличках – нет, это не для меня!

Последнюю фразу Антуан выкрикнул с надрывом, словно бы доказывал чтото невидимому оппоненту:

– Я вернусь! Вернусь обратно в Нормандию, отсужу свое поместье… и пусть какойнибудь вшивый суперинтендант только попробует мне его не отдать!

– Что ж полгода – приемлемый срок, – со вздохом согласился Громов. – Имейте в виду, лишней крови я проливать не собираюсь.

Француз неожиданно рассмеялся:

– А что, при захвате «Святой Анны» кровь лилась рекой?

Вскоре явились Бьянка с Камиллою, племянницей дядюшки Сэма, особой недурной наружности и весьма приятной в общении – этакая простушкахохотушка, чемто напоминавшая Андрею незабвенную МагдалинуЛину. Правда, Лина, несмотря на манеру поведения, внешность и искреннюю любовь к шоу Дика Кларка, простушкой всетаки не была.

Как и – это выяснилось уже почти сразу – и Камилла.

Когда разговор зашел о выборе дальнейшего пути, дочь боцмана без раздумий предложила Багамские острова.

– Почему именно Багамы? – просто так, чтоб поддержать беседу, переспросил Андрей. – Есть ведь еще Тортуга. Ямайка.

– Ямайка? Да ПортРоял после землетрясения, пожаров и испанских набегов давно уже не тот, что раньше, и живет лишь былой славой, – со знанием дела заявила девушка. – Тортуга или, лучше – ПетиЖуав – может быть… Может быть, мы и нашли бы общий язык с французским губернатором, но там ошивается слишком уж много любителей удачи, наследников былой славы Граммона, де Граффа. Ван Хорна. Нам нужны конкуренты? На Багамах их куда меньше, это частные острова и там, после недавнего испанского налета, похоже, так и не поставили губернатора. Безвластие! Это ведь для нас неплохо – делиться не нужно почти ни с кем. Тем более – НьюПровиденс куда ближе, а это ведь для нас сейчас немаловажно, правда? И до Флориды оттуда – всего двести миль, а гавань в Нассау такая, что только такие суда, как наше, и могут зайти – фрегатам ничего не светит – мелко. Хорошее, очень хорошее место. Дядя вам то же самое скажет.

– Так это от дядюшки у вас такие познания! – рассмеялся француз. – Что ж, пусть будет НьюПровиденс, и в самом деле – ближе.

– Вот уж никогда не мечтал стать пиратом, – когда наконец все разошлись, признался Андрей возлюбленной.

Та повела плечом, задумчиво намотав локон на палец:

– Камилла мне все уши прожужжала про эти Багамы. Мол, только туда. Странно – Тортуга или Ямайка, насколько я знаю, в смысле убежища вовсе не хуже, и возможностей там больше. Правда, у нас для этого маловато людей, и не оченьто крупное судно. Что же касается пиратства… не переживай, милый! В океанах этим промыслом занимаются все – и торговцы, и военные. Сейчас война – каперов полно. Нам бы тоже нужно раздобыть патент, Багамами вроде как английские лорды владеют. Камилла сказала – патентами торгуют в Филадельфии, Новом Амстердаме. Может даже – и в Чарльз Тауне тоже. Но там фрегаты.

Андрей лишь головой покачал – а что он хотелто? Слезливый ханжеский гуманизм остался в веке двадцатом, во второй его половине. А в эти отнюдь не вегетарианские времена морской разбой был промыслом вполне достойным даже для вполне добропорядочных джентльменов, месье и сеньоров. Правда, в централизованных государствах – в той же Англии, Голландии, Франции – уже начинали понимать, что свободная торговля приносит куда больше барышей, нежели тривиальный разбой, морской гопстоп, торговле – а следовательно, и прибылям – по сути, мешающий. Правда, пока было не до пиратов – война за испанское наследство в полном разгаре, и тут уж – кто кого. Эту войну здесь, в колониях, называли войной королевы Анны. Все топили всех! Французы и испанцы – англичан, англичане – испанцев и французов; прочим же – всяким там голландцам, датчанам, фламандцам – так и вообще странно было сунуться. Испанский фрегат не станет разбираться – за кого там воюет Дания, да и воюет ли вообще? Увидит – нападет сразу! Да что там говорить о пиратах – все были хороши!