— Садись здесь, — сказал он.

Она прошла дальше по вагону, сама выбрала себе место.

— Что ж, счастливого пути, — сказал Лепра.

Она, казалось, не замечала протянутой руки.

— Ты делаешь успехи, — сказала она голосом, который он никогда прежде не слышал.

Он спрыгнул с подножки, дождался отправления. Когда поезд тронулся, Ева открыла сумку и достала пудру. Лепра, для формы, прошел вдоль вагона и помахал ей. Потом, сунув руки в карманы, вернулся к машине. Что теперь? Вечер был свободен. Он мог поехать куда–нибудь, побродить в порту, пойти в кино… Он ни перед кем не должен был отчитываться. Мог, наконец, остаться наедине со своей тревогой. Он выбрал отель по своему вкусу, вписал в регистрационную карточку первое пришедшее на ум имя. Лепра больше не существовало.

В баре он выпил виски, заказал еще и неожиданно вспомнил последний вечер с Фожером. Алкоголь только подогревал воспоминания, но они казались уже галлюцинациями. Нет, Фожер никогда на него не сердился. Напротив, он всегда был снисходителен к нему. Ревновал, конечно, но в этом не было злости. Бедняга Фожер! Вот этому и надо посвятить вечер. Думать о Фожере. Что бы сделал Фожер, если… Лепра закурил вторую сигару. Ее аромат тоже благоприятствовал воспоминаниям. Все–таки удивительно, какое огромное место занимал Фожер в его жизни! В его памяти всплывали его забытые замечания, советы… «Ты слишком часто смотришься в зеркало», — нередко говорил Фожер или внушал: «Чем больше ты досаждаешь окружающим, тем легче тебе будет приручить их». Обрывки его мелодии на мгновение смешались с этими словами. Сидя за стойкой, положив голову на сжатые кулаки, Лепра рассматривал жидкость в своем стакане. «Мы, — говорил Фожер, — люди особые, понимаешь, малыш? Если хочешь, чтобы музыка пришла к тебе, надо сначала, чтобы она почувствовала тебя в себе!» Бар постепенно пустел. Бармен настойчиво протирал стойку возле стакана Лепра. Тот посмотрел на часы. Как поздно! Он расплатился, вышел и обрадовался, что снова может раствориться в ночи.

Сон продолжался. Фожер шел рядом с ним. Лепра снова оказался в порту. Раздался мычащий гудок огромного грузового корабля и повторился множество раз навязчивым эхом. Мелодия Лепра медленно возвращалась к жизни. Он не тревожил ее, думая о другом, смотрел на качающиеся фонари, на светлые блики на воде. В темноте проносились вагоны. Подъемные краны возносили вверх странные тюки, мелькающие в лучах прожекторов. Он чувствовал, как мелодия рождается в нем, начинает жить своей жизнью, и он становился уже просто страстным зрителем, которого не принимают в расчет. «Лепра не в счет!» — еще одна фраза Фожера, которая внезапно обрела свой истинный смысл. Неожиданно накатила волна и захлестнула мостовую и рельсы. Лепра вздрогнул. Он понял, что весь горит, но сейчас это его не волновало.

В переулке он столкнулся с девушкой. Она остановилась и улыбнулась ему, помахивая сумкой на длинном ремне. Лепра тоже остановился. Она взяла его за руку и потянула за собой, и он пошел следом за ней по темному коридору, поднялся по лестнице. Фожер одобрил бы его. Девушка вошла в комнату и зажгла свет.

— Ты не здешний, — произнесла она. — Сразу видно.

— Вот послушай–ка, — сказал Лепра.

Он насвистывал ей свою мелодию. Она смотрела на него в тихом бешенстве, забыв раздеться.

— Ну, знаешь, — наконец произнесла она, — я разных придурков видала, но такого — никогда…

X

— А, вот и ты, — сказала Ева.

— Да, вот и я. Извини меня, — сказал Лепра.

— У тебя был приступ независимости. Теперь ты вернулся за мной. И воображаешь себе, что…

— Прошу тебя…

Он прошел мимо нее, сел за рояль и беспечно, как бы для собственного удовольствия, наиграл песню, без ненужных брио, без затей, не спуская глаз с портрета Фожера.

— Ну как тебе? — спросил он, не оборачиваясь. — Для начала неплохо, по–моему. Только припев пока не получается.

Он поискал еще, попробовал наугад несколько тем и наконец остановился на той, которую легче всего было напеть. Затем сыграл сразу все вместе, куплет и припев.

— Вот. Дарю ее тебе.

Он смеялся, он был счастлив.

— Ты ничего не понимаешь, — сказала Ева. — Ты спятил.

— А что? Тебе не нравится?

— Напротив. Это… Не хочу тебя обидеть, но я не думала, что ты на такое способен.

— Ну как?

— А все остальное?

Лепра нахмурился.

— Все остальное… ну да… следствие, письма!

Он обнял Еву за плечи и слегка потряс ее.

— Представь себе, я в это не верю. Хватит. Знаешь, я сегодня всю ночь думал о Фожере. И начал понимать его.

Она села. На ее внезапно побледневшем лице блестели огромные, неподвижные зеленые глаза.

— Ты меня пугаешь, — сказала она.

— Пугаю? Потому что начал понимать Фожера? Не смеши меня. По–моему, он и не собирался посылать письмо. Повторяю тебе: на него это не похоже. Он просто хотел испытать тебя. Если бы ты пошла в полицию и выдала себя, он оказался бы прав. А если нет, то он все равно прав; он молодец, Фожер! Парень не промах!

— Только ты не учитываешь, что смерть Мелио все осложняет.

— Я не говорю о Мелио, — упорствовал Лепра. — Я просто считаю, что Фожер не мог отослать такое письмо. Может, он его и написал — тут я ничего не имею против. Но я готов биться об заклад, что Мелио либо уничтожил его, либо не воспользовался им.

— По–твоему, у убийцы Мелио такая же ранимая совесть?

— Но ведь…

Лепра внезапно отвернулся, подошел к окну и нетерпеливо забарабанил пальцами по стеклу.

— Может, убийца не нашел письма.

— Но пластинку–то он нашел. И он бы не расстался с пластинкой, если бы письма не было у него в руках. Это очевидно! Ты как мой муж. Он всегда отрицал то, что ему не нравилось. Так удобнее.

Зазвонил телефон, и Лепра резко обернулся.

— Меня нет дома, — сказала Ева.

Они подумали об одном и том же: что, если это…

— Ответь ты, — прошептала она.

Лепра на цыпочках пересек гостиную и снял трубку. Ева взяла отводную.

— Минутку, — произнес женский голос. Почти в ту же секунду заговорил мужчина:

— Алло… алло, мадам Фожер?

Ева наклонилась к нему и прошептала:

— Это Борель.

— Алло, — сказал Лепра. — Мадам Фожер нет дома.

— А кто у телефона?

— Жан Лепра.

— А, очень приятно, господин Лепра. Это комиссар Борель… Я имел счастье аплодировать вам… Я уверен, что мадам Фожер многим вам обязана… Ее еще долго не будет?

— Я не знаю.

— Досадно. Вы сегодня увидитесь с ней?

— Думаю, что да.

— Будьте добры, передайте ей, что я жду ее у себя… Просто маленькая формальность, ничего серьезного, я даже не послал ей повестку… Если вы захотите сопровождать ее, я буду рад пожать вашу руку.

— Договорились.

— Всего хорошего, господин Лепра, до скорого.

Лепра осторожно повесил трубку.

— Лицемер, — бросила Ева.

— Он пока не может устроить тебе очную ставку с шофером, — сказал Лепра. — Он еще трижды подумает, прежде чем сделать это.

— Он пригласил и тебя, — сказала Ева.

— Да, но я не обязан…

— Ты бросишь меня одну?

— Ладно, идем! — вздохнул Лепра. — Если им нужен преступник, я признаюсь. Ты же этого хочешь?

— В чем ты признаешься?

— Ну… что убил Фожера.

— И согласишься, чтобы тебя обвинили в смерти Мелио?

— Нет.

— А меня?

— Черт знает что, — проворчал Лепра. — Еще утром я почти забыл обо всем этом, и вот теперь…

Ева одевалась в спальне, а Лепра в сотый раз пытался представить себе ход мыслей Бореля. Он наверняка думает, что Фожера, может быть, убили, как Мелио… И тогда будет уж слишком близок к правде. Таким образом, идти в префектуру — все равно, что броситься в волчью пасть. Лепра ощупал свой бумажник. Там лежала бумажка с подробным расписанием поездов в Бельгию. Может, еще есть время. А там… он будет писать музыку под вымышленным именем… Поначалу ему будет трудновато пробиться — как и Фожеру. Но рано или поздно, как и Фожер, он прорвется. Ева висела на нем мертвым грузом. И он не потерпит, чтобы она его судила. Вот в чем его настоящая слабость, истинная трусость. Фожер бы не колебался.