– Вот не пойму я, девчонки, – сказала Лида, расправляя на груди кружева, – почему у одних девок женихов всегда полон дом, а другие ни внешностью, ни характером, ни умом не обижены, а весь век свой одни сидят!

– Мама! – укоризненно посмотрела на мать Ниночка. – Не надо опять все сначала! Не садись на заезженного конька!

– А я не просто так сажусь, а с намеком!

– Не садись, а то конек понести может! – Ниночка взяла со стола полную салатницу и понесла на стол, в комнату. Вскоре оттуда донесся стук ножей, вилок, тарелок. Ниночка накрывала на стол.

– Что это вы загадками говорите? – удивленно посмотрела на тетку Вера.

– Да уж загадки мои белыми нитками шиты! – сказала ей тетка. – Как только ты появилась, я сразу подумала: все, отобьет Верка у моей дочери последнего жениха!

– Да бог с вами, я замужем! – изумилась Вера. – О каком женихе-то вы говорите, об этом молодом парне, что ли? Да зачем с ним вообще связываться? Неужели у Ниночки с ним роман?

– Роман! Романов у нее отродясь не было. А влюбилась она в него, как на грех, сильно.

– Ну, влюбилась, и прекрасно. А я тут при чем?

– Пока ни при чем. Да овечкой-то не прикидывайся. Я ведь тебя, Верка, знаю! Ты человек опасный.

– Тетя Лида, вы какую-то ерунду говорите, не обижайтесь! У меня с мужем все хорошо, ребенок растет. Зачем мне нужен какой-то посторонний парень? – И Вера укоризненно затрясла головой.

– Ну, он посторонний, пока ты его не видела. А увидишь, так ахнешь! Парень красавец, каких на свете мало. И неглупый. Но глаза… Какие у него глаза! Насквозь прожигает!

– Да ну вас! – Вера встала и хотела идти помогать Ниночке.

– Нет, ты постой! – Тетка взяла ее за руку. – Вот ты мне скажи, отчего свет так глупо устроен? Ведь Нинка моя и умница, и красавица! Ты только посмотри, какие у нее прекрасные волосы, и глаза, и руки! А всю жизнь никого нет. Я умру, останется одна-одинешенька! А за тобой, Верка, всю жизнь парни табуном ходят, а ты их еще и разбираешь – этот не такой да тот нехороший. Да не сердись, я ведь любя говорю. Я тебя люблю и всегда Нинке в пример ставлю. Говорю ей, посмотри, как надо себя держать с мужиками! Ведь хоть стрижечка у тебя и модненькая, но волос на голове – кот наплакал, и росточком ты не вышла – маленькая. И глазки у тебя – просто глаза, а у моей Нинки – глазищи, и все равно, нет у нее личного счастья и быть не может.

– Ну почему вы так говорите?.. – смутилась Вера. – Я тоже симпатичная, и образование у меня хорошее…

– Про образование ты молчи! Не в образовании дело! У Нинки тоже образование, а толку мало.

– Так мне уехать, что ли? – спросила Вера.

Она не понимала, отчего весь этот разговор, чепуха какая-то, но в глубине души не могла не признать, что все, что говорила тетка Лида, было правдой. Ниночка было красавицей, а она, Вера, объективно говоря, симпатичная, и не больше. Но Ниночкину красоту надо было рассматривать под микроскопом, разбирая отдельно, вот какие у нее прекрасные волосы, глаза, губы, ногти. А Верина миловидность сразу била в глаза – вроде ничего особенного, а все парни в компаниях ухаживали за ней. Конечно, маленькая блондинка, которая не лезет в карман за словом. И со своей небольшой высоты так может взглядом пригвоздить, что у парня и язык отсохнет.

– Зато меня все сразу норовят в постель затащить. Мне поговорить хочется, а приходится отбиваться, тоже нелегко! – сказала Вера, и было непонятно, шутит она или говорит серьезно. – Но если у вас тут такая любовь, я могу уехать, чтоб никому не мешать, – повторила она.

– Ну, не вздумай! – сказала ей тетка. – Я ведь тебя, племянница, тоже люблю! Да и столько ты всего вкусного натащила! Разве же это по-христиански – тебя несолоно хлебавши домой отправить! А уж с парнем с этим как получится, поглядим. – И тетка притянула к себе Веру и сочно ее расцеловала.

– Да где же он? Вы любопытство мое разожгли. Так и хочется посмотреть на писаного красавчика! – ухмыльнулась Вера, а сама подумала: «Да, жизнь отшельническая сводит с ума. Ну ладно Ниночка, она всегда была натура романтическая. А вот чтобы тетка так сбрендила, этого я уж никак не ожидала».

– Придет, сама увидишь! – только и сказала тетка.

И вот уселись за стол. Картошечка с огорода дымилась в расписной миске. Огурчики теткиного соления радовали глаз совершенством формы и размера, да прилипшим сбоку смородиновым листом, да белыми раковинками чеснока. Маринованные грибки одним своим видом вызывали слюну, а нарезанные Ниночкой ровно и тонко темные кружки копченой колбасы с мелкими жемчужинами нежного жира подразумевали только один вариант дальнейших действий – немедленно налить рюмку чистейшей холодной водки и сразу же закусить! Вера обвела глазами всю площадь круглого стола – с вазочкой красной икры, с блюдом розовой свежайшей ветчины, с овальной селедочницей, в которой плавала в винном соусе селедка под белыми кольцами лука, посмотрела на край стола, откуда испускала ароматный пар курица с черносливом – фирменное теткино блюдо, и закричала:

– Все! Не могу больше терпеть, сейчас умру! С днем рождения, тетенька Лидочка, дорогая!

Лида разлила запотевшую водку, девушки со звоном стукнули бочками своих рюмок с двух сторон о ее тонкий стакан с принесенным компотом (тетка теперь не могла пить спиртное из-за давления), и в этот момент в комнате широко распахнулась дверь. Девушки одновременно повернули головы, посмотрели. Ниночкино лицо медленно залилось краской нежности, а у Веры отпала челюсть от удивления. В комнату вошел стройный, высокий, черноглазый и чернобровый красавец в рубашке и галстуке, с букетом багровых роз. Все когда-либо ранее виденные Верой наяву и в кино красавцы рядом с ним не стояли.

«Вот это да! Тетка говорила не зря! В его сторону смотреть мне не надо. Солнце настолько яркое, что может ослепить», – подумала Вера и медленно сомкнула челюсти. Аппетит у нее пропал как-то сам собой. Тетка искоса лукаво на нее посмотрела и предложила картошечки.

– Да, есть на что посмотреть, – еле слышно прошептала, чуть нагнувшись к ней, Вера и, не дожидаясь остальных, допила свою рюмку водки.

А Ниночка расцвела. Она взяла из рук парня розы, будто не мать, а она была именинницей, усадила гостя за стол, положила ему полную тарелку разных вкусных вещей, налила ему рюмку. Он поблагодарил ее по-домашнему, как привычно благодарит жену за заботу, за вкусный обед усталый отец семейства, чуть помолчал и поднялся, чтобы сказать тост. И Вера отметила с хваткой профессионального журналиста ритмичность, четкость и внятную простоту его речи, твердость и хорошую форму руки, высоко поднявшей заздравную чашу, спокойный и в то же время мягкий, устойчивый баритон.

«Ну, парень хоть куда!» – подумала Вера и не поднимала от тарелки глаз, пока тетка сама не обратилась к ней:

– А это моя племянница! Журналистка! – Тетка смотрела на Веру темными, с хитрецой, кругленькими глазами. И вдруг начала расхваливать ее статьи, вспоминать, как веселились они тут с Ниночкой в молодые студенческие годы, рассказывать, как за Верой ухлестывали кавалеры. Ниночка молчала, подкладывала парню на тарелку лучшие куски, и, даже когда она смотрела не на парня, всего лишь перед собой, во взгляде ее ясно читалась любовь.

«Зачем тетка это рассказывает? – думала Вера. – Ведь я же сказала, что рта не раскрою, буду молчать. Ясно как божий день, что я не хочу мешать Ниночке».

И она действительно молчала. Ниночка постепенно развеселилась, и к чаю разговор принял самое непринужденное, шутливое направление. То самое, когда простая просьба подлить чаю или подложить варенья вызывает вдруг ни с того ни с сего новые взрывы смеха и шуток. Причем тетка то и дело подливала масла в огонь, подначивала их квартиранта и дочь, намекала на их «чувствительные» отношения. Ниночка раскраснелась от удовольствия, расслабилась, распушила волосы, сняла очки и действительно превратилась в домашнюю, очаровательную мать небольшого дружного семейства. После чая все вместе пели романсы, и сквозь милые женские голоса пробивался приятный, мягкий выговор парня. Вера подпевала, улыбалась и в то же время присматривалась, прислушивалась к происходящему.