Монолог остался без внимания. И тогда мужчина как последний козырь вынул какую-то замусоленную книжечку и, протянув ее, пояснил:

– Я, сынок, ударник коммунистического труда. Всю жизнь честно служили ничего не украл. Вот хочешь – верь, хочешь – не верь.

Но и этот аргумент не подействовал.

– Обратитесь к судье, – посоветовал милиционер. Вернувшись через несколько минут, мужчина не без гордости сообщил, что ему как ударнику коммунистического труда разрешено присутствоватъ на суде. Его выцветшая от времени рубашка и короткие брюки-дудочки свидетельствовали о том, что он всю жизнь проработал честно и ничего не украл.

Повсюду замелькали черные косынки, послышались стоны, рыдания. Люди, потерявшие: своих детей, впервые собрались вместе. Воспоминания давние И недавние, слипаясь и единое горе, выплескивались наружу.

– Дайте мне этого сада! Я его сама удушу!

– Тварь! Что он сделал с моим сыночком?

За толстыми прутьями металлической решетки виднелась скамья подсудимых. Она была еще пуста.

Десятки российских и зарубежных корреспондентов, прибывших на этот процесс из разных стран мира, держали наготове кино- и фотокамеры.

Усиленный конвой пытался удержать толпу, рвущуюся к скамье подсудимых.

– Товарищи, прошу соблюдать порядок. Займите, пожалуйста, свои места, – повторял начальник конвоя.

До начала судебного процесса оставалось пять минут.

Где-то внизу тяжело лязгнул засов, и на лестнице, ведущей в зал к скамье подсудимых, раздались тяжелые чаги конвоиров. По подземному коридору вели подсудимого. И уже в следующую секунду за решеткой показалась высокая, сутуловатая фигура Чикатило. Для своих неполных пятидесяти шести лет он выглядел достаточно крепким и сильным. Только бритый череп и седые виски подчеркивали возраст. Тонкие губы, заостренный нос придавали его ищу хищное выражение. А, может, так показалось, Клетчатая рубашка с олимпийской символикой чисто выстирана. На улице он бы мог показаться вполне приличным пожилым человеком.

Тихо. Только слышалось жужжание кинокамер, да мгновенные вспышки блицев освещали желтоватое лицо подсудимого.

И вдруг – душераздирающий крик:

– Сыночек, любимый! Что же он с тобой сделал? Женщина к черном платке клонится набок. К ней бегут врачи…

– Встать! Суд идет!

Судебная коллегии заняло свои места. Председательствующий в процессе член Ростовского областного суда Леонид Борисович Акубжанов начинает первое судебное заседание:

– Слушается уголовное дело по обвинению Чикатило Андрея Романовича в совершении развратных действии и умышленном убийстве с особой жестокостью 53 женщин и детей…

И хотя цифра эта многим была давно известна, зал, кажется, вздрогнул. И только Чикатило внешне был спокоен. Пожалуй, ему даже нравилось внимание журналистов и он охотно позировал перед камерами…

После того, как были разъяснены права участников процесса, определен порядок дальнейшей работы, суд перешел к оглашению обвинительного заключения:

– Чикатило Андрей Романович окончил Ростовский государственный университет, женат, имеет детей, внуков, на момент ареста работал инженером отделе снабжения Ростовского электровозоремонтного завода…

А дальше за скупыми строчками официального документа – какие-то чудовищные, не подвластные разуму картины! Они менялись, как в нескончаемом фильме ужасов. Казалось, реальный мир вдруг перевернулся, словно не было за окнами ни весны, ни солнца, ни яркой зелени.

После заседания к адвокату Хабибулину, который осуществлял защиту Чикатило, подошла женщина. Лица матерей, чьи дети были зверски замучены, угадывались безошибочно. Эта женщина была одной из них.

– Вот посмотрите, – она открыла журнал «Огонек». – Здесь фотография моей дочери. Убийцу пока не нашли. Может, это Чикатило? Лично у меня нет сомнений. Это его почерк. Смотрите, здесь у дочери перерезано горло. – Она указала на фотографию.

– Обратитесь пожалуйста к прокурору, – посоветовал адвокат и направился к выходу.

Она продолжала стоять, держа в руках распахнутый номер «Огонька». Фотография, которую она разглядывала, была репродукцией картины какого-то художника-авангардиста…

А в кулуарах уже ходили слухи, будто японцы предлагали за мозг Чикатило бешеные деньги. Впрочем, слухи вполне правдоподобные. Японцы всегда знают, за что платят. А пока загадочный мозг Чикатило оставался при нем. И конвоиры, погрузив подсудимого в машину, повезли его в следственный изолятор.

В тот день все информационные агентства мира передали сообщения о том, что в Ростове-на-Дону начался судебный процесс над Чикатило.

На лестнице, ведущей из подвальных камер, послышался топот сапог. И вот уже показалась бритая голова Чикатило, лицо с желтоватым отливом, напоминающее восковую маску Фантомаса… И потерпевшие, пытаясь прорвать плотный заслон конвоя, бросились к скамье подсудимых.

– Сука! Я тебя своими руками разорву, – закричала мать Тани Р., убитой несколько лет назад.

– Отдайте его нам, – послышались гневные голоса. – Отдайте! Зверь! Людоед!

К ним присоединился и голос ударника коммунистического труда, который за всю свою безупречную и честную жизнь получал, быть может, единственную привилегию присутствовать на этом процессе.

Побледнел Володя, брат погибшей Любы А., и, схватившись за сердце, отошел в сторону.

Врачи под руки вывели из зала маму Вани Б.

– Мне. Мне его дайте, – сквозь рыдании просила пожилая женщина.

И попади он и руки этих рано состарившихся матерей. следующего заседания уже бы не было...

Но как только суд нанял свои моста, страсти утихли.

– Чикатило, встаньте. Вспомните когда вы были задержаны в последний раз, – попросил председательствующий.

Чикатило встал, поправил очки и подошел к микрофону.

Ему но надо было напрягать помять. Тот день запомнился до мелочей.

Он долго бродил но городу. Подошел к какой-то подвыпившей девице, но она послала его подальше. И он пошел. Купил несколько бутылок пива. Постоял у киоска «Союзпечати», потом направился и сквер. И вдруг, словно толчок в спину, словно внутренний сигнал опасности заставил ого насторожиться, прислушаться! Он нутром почувствовал. что за ним идут, И подгоняемый еще неясным страхом ускорил шаг. Предчувствие прежде не подпилило его, и теперь ощущение близкой развязки казалось реальным.

Он оглянулся. Никого на было. Только вдалеке стояли трое мужчин и о чем-то оживленно беседовали. На всякий случай он зашел в кафе. В «стекляшке» было тепло и уютно. Он подошел к прилавку, купил стакан сока, сел по крайний столик. Отсюда хорошо просматривалась улица и часть сквера. Мимо торопились прохожие, не останавливаясь, не оглядываясь но сторонам. И он успокоился. Видно, просто померещилось, нерпы стали давать. Он допил сок и вышел.

У входа в сквер стоял подросток, с наслаждением затягиваясь табачным дымом.

Он подошел и по-отечески укоризненно произнес:

– Ну зачем ты куришь? Потом сам пожалеешь, да поздно будет.

Парень не ответил.

– Я ведь, когда пацаном был, тоже пробовал, – начал он, но, увидев идущую мимо парочку, не договорил и направился в сквер.

На главной аллее стояли трос мужчин. Кажется, он их уже видел. Значит, интуиция не подвела... Но поворачивать обратно уже поздно. Один из них, высокий, здоровый, преградил путь. Двое других подошли сбоку. Мелькнули красные милицейские книжечки.

– Фамилия? – спросил один из них.

– Чикатило.

– Вы задержаны.

Щелкнули наручники, и его повели к машине. Усадили на заднее сиденье, в середину. С боков его прижимали двое крепких парней.

Ехали молча, Чикатило лихорадочно соображал, где он промахнулся. И не мог вспомнить. Слишком длинный кровавый след тянулся за ним. Но сейчас важно было понять за что его задержали. Чикатило задал какой-то вопрос. Ему не ответили.

Машина выехала из Новочеркасска и помчала в сторону Ростова. Мимо проносились знакомые места. Страшные места... Промелькнул парк авиаторов. В машине было но-прежнему тихо. Никто не проронил ни слова. Чикатило снова и снова прикидывал возможные ошибки и тут же отвергал их.