– Левый боковой дозор, потерь не имеем, к бою готовы.
Вновь голос Геры:
– Внимание! Повторяю ещё раз: первыми отступать будут наши союзники, не постреляйте их в запарке. Если за ними погоня, отсекайте хвосты. – Ему никто не отвечает, и он окликает нашего радиоминёра: – Юрец, подрыв фугасов только по моей команде!
– Понял, – доносится из подвала голос нашего «одноразового».
В тишине проходит несколько минут. Неожиданно, как оно всегда и бывает, перед нашими позициями начался бой, и, судя по плотности огня, прёт на нас не меньше батальона. Ясно можно слышать выстрелы не менее чем сотни автоматов, наших АКов и АКМов, которые у южан на вооружении стоят, а вот в шум боя врывается гулкий грохот нескольких ДШК, давящих сопротивление передовых дозоров, и следом – сильные хлопки, наверное, это РПГ7. Серьёзные ребята эти халифатцы, если только по шуму боестолкновения судить. Теперь остаётся только живьём их увидеть.
– Идут! – раздаётся чьёто предупреждение.
В самом деле, по зарослям, отделяющим проспект Ленина от территории бывшего стадиона, в нашем направлении бегут десятка три горцев, с ними – человек пять раненых, а позади – противник, догоняющий их. Три «индейца» понимают, что всем не оторваться, остаются на месте, сдерживают южан и, прикрывая своих товарищей, один за другим падают замертво. Всех врагов они не удержали, и в бой первыми из нас вступают пулемётчики, экономными короткими очередями роняющие врагов на землю.
На некоторое время халифатцы замирают, и только кустарник от их движений колышется. Горцы всё же добираются до нашего дома, но не остаются в нём и, пройдя сквозь здание, уходят в сторону улицы Хуранова, где должны перегруппироваться, пополнить боезапас и закрепиться в следующем опорном пункте.
Виууу! – противно завыли мины, и, инстинктивно пригнув голову, я гадаю, чьи они – наши или халифатские.
Мины падают на кусты, где скапливаются южане. Корректировщик всё же молодец, не зря сидит фишку палит, вовремя артиллерийскую поддержку заказал. От взрывов кусты вместе с землёй подлетают ввысь, и на некоторое время южане откатываются назад. Наши миномётные батареи смолкают, и в работу вновь включаются орудия противника. Вот так, значит, и у них переносные радиостанции для корректировки огня имеются. Вновь ныряем в подвал, и снова наверху гуляет огненный смерч, посланный на нас врагом.
Этот артобстрел длился недолго, минут десять, и мы вновь вылезаем на позиции. Дом местами горит, но он давно уже нежилой, и дерева в здании немного. Каждая деревяшка, до которой местные жители в зиму смогли добраться, давно уже в печи сгорела, так что пожара мы не боимся. Вонь и дым есть, конечно, но это и перетерпеть можно. По всему проспекту, который является передовой линией наших оборонительных порядков, воцарилась тишина, и только слышно, как гдето на другом конце города идёт сильнейшая пальба и взрывы. Все наши парни в ожидании. Мы высматриваем южан, но ничего не происходит. Глядя через смотровые щели и бойницы на окружающую территорию, видим только дым, стелющийся над землёй, дымящиеся воронки от снарядов и развалины городских окраин, затаившихся в тревожном ожидании.
Неожиданно заработали сразу несколько ДШК, и тяжёлые пули прошлись по каменным стенам нашего укрепления. Вражеские пулемётчики лупят метров с четырёхсот, вслепую, сквозь дым, и по трассерам можно прикинуть примерное их местоположение, но мы не отвечаем и ждём появления пехотинцев. Несколько минут подряд, с краткими перерывами на замену боекомплекта, тяжёлые станкачи обстреливают наш дом, но стены здесь надёжные, и потерь мы не имеем. Бойцы только отошли от бойниц и проёмов да некоторые на пол легли.
Наконец пулемёты смолкают, и я слышу голос Геры:
– Приготовиться к бою! Огонь без команды, сразу после подрыва фугасов. Юрец, ты жив?
– Та шо мне сделается, батькокомандир, – вспоминая свой родной хохляцкий говорок, откликается радиоминёр. – Жду твоего приказа.
Есть, пошла пехота. Из кустарника, заросли которого наши миномёты так и не выкосили до конца, поднялось несколько человек в серой униформе – офицеры, это мы от местных горцев знали. Они чтото кричат, но нам их голоса не слышны, вроде бы и расстояние небольшое, всегото метров двести, а человеческий голос совсем не доносится. Повинуясь командам своих офицеров, из зарослей встают сотни рядовых бойцов халифатской армии. Надо сказать, видок у южан самый что ни есть затрапезный. Оборванные, много истощённых, одежда самая разная и рваная, впечатление они производят не солдат, а какойто банды. Однако в руках у них автоматы, на боку сабли или ножи, а в карманах видны гранаты. Разгрузок на телах врагов я не наблюдаю. Какойто сброд, вчерашние работяги и дехкане. Однако сброда этого очень уж много, а драться они будут жестко и до конца.
Солдаты Халифата, без всякого толка стреляя в пустые оконные проёмы дома, пригибаясь к земле и петляя, бросились вперёд. Мы молчим, не отвечаем и ждём единовременного подрыва четырех фугасов, ещё вчера прикопанных перед обороняемым нами зданием.
Противник уже всего в ста метрах от меня, и слышу крик Геры:
– Юрец, давай!
Мгновенно падаю на пол и закрываю уши руками. Не вижу, что происходит наруже, но мощный удар потрясает весь дом. Всё вокруг качается и трясётся, сверху падает отвалившаяся штукатурка, но, видимо, строили это жилище на совесть, и здание с честью выдерживает очередное испытание.
Вот теперь и мой черёд пришёл. Вскакиваю на ноги и, приникнув к бойнице, высматриваю противника. Однако разглядывать нечего: когда земля, щебень и мусор, поднятые взрывами в воздух, оседают, среди четырёх глубоких воронок можно наблюдать только разорванные в клочья трупы халифатцев. «Ай да Юрец, вот так мастер! Одна минная засада – и вся вражеская атака насмарку», – думаю я и опускаюсь на деревянный чурбачок подле бойницы. Работа откладывается ещё на какоето время, а значит, можно опять передохнуть.
Следующая вражеская атака началась через час. Вновь появились офицеры, и вновь на нас двинулись сотни три оборванцев. В этот раз ждать их подхода не стали, влупили по врагам из всех стволов, как только их обнаружили, а наши снайперы, поднявшиеся к корректировщику на третий этаж, принялись за отстрел офицеров.
Хлоп! – первым бой начал Туман, лучший наш стрелок. Я выцеливал немолодого южанина в униформе, который привлёк моё внимание тем, что был в каске и бронежилете, но увидел, как выпущенная из СВД пуля снайпера попала ему в голову. Каска офицера забавно подпрыгнула, а он, нелепо и в какомто недоумении раскинув руки, рухнул в неглубокую миномётную воронку. «Видно, не судьба мне сегодня вражеского командира завалить», – мелькнула в голове мысль, и я переключился на другие цели.
Одновременно заработали наши пулемёты – два ПКМ, один «Печенег» и один РПК. Подключились и автоматчики. Первую волну наступающих врагов мы выкосили подчистую и времени на это потратили совсем немного, но следом появилась вторая. Южане мчались только вперёд, и вот несколько десятков этих оборванцев оказались в непростреливаемой зоне и смогли подобраться к нашему дому вплотную.
– Гранаты! – раздался сверху чейто крик, и в районе подъезда, где находился Як, бахнуло несколько взрывов. Пара осколков с визгом пронеслась над моей головой и, отколов мелкие кусочки кирпича, врубилась в стену.
Сменив рожок, я передёрнул затвор и метнулся к выходу. Думал, что Яка достали, и надеялся, что он ещё жив и его можно вытащить. Протиснулся в узкий проём и столкнулся с ним нос к носу. Мой напарник по тройке успел подняться по лестнице на один пролёт вверх и отсиделся за утлом. Впрочем, это я узнал только потом, после боя, а в тот момент мы заняли оборону и встретили ломанувшихся в дом южан огнём из двух автоматов. Высадив по рожку и свалив семерых вражеских бойцов, не сговариваясь, как на учениях, метнули по одной гранате на улицу и отошли вглубь.
Гранаты кинули не только мы, но и те из наших бойцов, кто на втором этаже сидел. Взрывы прогремели практически одновременно. Вновь ударили наши пулемёты, и противник залёг. Очередная вражеская атака захлебнулась, но всё ещё не была отбита полностью, и мы продолжали расстреливать уже почти не сопротивлявшихся воинов Халифата. Наши пули кромсали вражеские тела, а град свинца в который уже за сегодня раз превозмог волю человека, и уцелевшие оборвыши, среди которых не оставалось ни одного офицера, вновь откатились назад.
