Светает. Низкое приземистое здание, до Хаоса наверняка ремонтные мастерские, а ныне рабочее общежитие. Окон практически нет. Расположение комнат неизвестно. Где держат заложников – неясно. И сколько точно врагов, определить можно только приблизительно. Штурмовать здание бесполезно, мы – не антитеррор, а разведка. Я стою на небольшой площадке перед выбитой дверью, а позади меня весь мой отряд, стволами автоматов и пулемётов цели выискивает.

– Эй! – кричу в сторону общежития. – Кто тут с командиром переговорить хотел?

– А ты кто? – услышал я глухой и несколько скрипучий голос.

– Тот, кто этой ночью не дал вам город захватить.

– Имя назови.

– А не много ли хочешь?

– Боишься?

– Дурак ты, сатанист. Если бы боялся, то не вышел бы на открытое и простреливаемое место. Выходи, и поговорим.

Створки выбитой двери качнулись, и, осторожно ступая по битому стеклу, ко мне вышел вражеский вожак. Среднего роста, широкоплечий и длиннорукий мужчина с фиолетовыми ромбами на обеих щеках. В руках он держал обоюдоострый топор, а на боку висел обрез карабина. Одет стандартно, в какуюто дублёнку из шкуры и подшитые мехом кожаные штаны, а на ногах чтото вроде сибирских унт. Он пристально посмотрел на меня и сказал:

– Я тебя запомнил.

– Хм, – усмехнулся я ему в ответ, – так и я тебя тоже. Говори, что за горожан хочешь?

– Свободный выход из города. Мы берём с собой половину людей и с ними уйдём. Как только окажемся в безопасном месте, всех отпустим.

– Нет, вариант неприемлем. Я даю слово, что ты и твои воины выйдут из города без препятствий, но заложники освобождаются сразу.

– Ты можешь меня обмануть.

– Как и ты меня. Хочешь, поверь на слово, а нет, пусть всё остается как есть. Мы не местные и, хотя нам жителей жаль, всегда сможем оправдаться тем, что отомстили за них. Так что или принимай условия, или не морочь мне голову. Никакого иного варианта не будет.

Вожак подумал и, приняв решение, громко и членораздельно, печатая каждое слово, произнёс:

– Я, военный вождь клана Фиолетовых Ромбов Ига Косец, говорю: мы отпустим заложников, а взамен получим беспрепятственный выход в лес.

Он посмотрел на меня, и я, подражая его словам, так же громко ответил:

– Я, Александр Мечников, говорю: мы получим заложников и выпустим Внуков Зари из города в лес.

Ига Косец удовлетворённо кивнул, скрылся в здании общежития и начал выпускать гражданских. Спустя десять минут все заложники были в безопасности и появились вражеские воины. Внуки Зари настороженно оглядывали моих бойцов, которые взяли их в плотное кольцо и были готовы по команде открыть огонь. Из строя сектантов снова вышел вожак и, горделиво вскинув подбородок, спросил:

– Ты сдержишь своё слово?

Был соблазн прямо здесь и сейчас уничтожить всех дикарей, но я решил, что клятву надо выполнить, и подтвердил договоренность:

– Да, моё слово твёрдое. Как сказал, так и будет.

Колонна вражеских воинов, всё так же в окружении и под присмотром бойцов моего отряда, двинулась к западным воротам. Проходит двадцать пять минут, последний сектант скрывается в лесу, а отряд возвращается в город и продолжает зачистку.

С рассветом сражение прекратилось само собой, Внуки Зари отступили по всем направлениям, и в здании городской управы, в кабинете погибшего Приходько, собрался военный совет. На нём присутствовали Ерёменко, Астахов, Кара, Брагин, новый градоначальник купец Нестеренко и я. Расположились по кругу, лица у всех невесёлые, вроде и победа, да только потерь слишком много, и поражение было очень близко. И хотя сектанты потеряли более полутора тысяч своих бойцов, но и мы, вместе с гражданскими, не меньше.

Первым высказался Нестеренко, круглолицый лысый толстячок лет около сорока, и разговор он начал с претензии в мой адрес:

– Почему дикарей выпустили? Как так? Их необходимо было уничтожить всех до единого.

– Я слово дал и слово сдержал, – ответил я. – Для меня это значит немало. Опять же, разменять больше сотни ваших граждан на полсотни врагов – это невыгодный размен.

– Вы могли постараться отбить их!

– Могли, только зачем нам это? Мы не наёмники, а добровольные помощники, и если завтра нас здесь не будет, то не обессудьте, господин новый градоначальник. Вам жизни спасли, город отстояли, а вы ещё и недовольны. Нехорошо.

– Ладно, – пошёл на попятную Нестеренко, – что случилось, так тому и быть. Сами понимаете, весь на нервах. Треть города выгорела, и больше тысячи людей убито. Миномёты подорваны, и только склад боепитания на воздух не взлетел – спасибо, ваши бойцы, – он кивнул на Астахова, – вовремя подоспели и смогли взрывные устройства обезвредить.

Градоначальник замолчал, и инициативу перехватил Ерёменко:

– Буров, что с потерями?

– Почти четыреста бойцов вместе с тяжелоранеными, оба бэтээра, две пушки и станковые пулемёты, которые в первой линии обороны стояли.

– Брагин? – Полковник посмотрел на командира дружины.

– От дружины только полсотни человек в строю осталось. Могу из ополчения ещё сотню нормальных бойцов набрать, а остальные – мясо, которое надо учить и тренировать.

– Астахов?

– Потерял четверых, всех во время боя за склад с боеприпасами.

– Мечник?

– Семеро насмерть и семеро тяжёлых. Почти все потери на рукопашный бой пришлись.

– Ясно. – Полковник оглядел всех собравшихся, остановил взгляд на новом градоначальнике и спросил: – Как дальше воевать будем?

– Не знаю. – Нестеренко растерянно пожал плечами. – Вы люди военные, вы и решайте. Мнето что, я не Приходько, по весне соберусь и в Конфедерацию мигрирую.

Ерёменко еле заметно поморщился и сказал:

– Тогда так. Всех наёмников и их семьи переводим в город. Нечего за стенами торчать. Главным комендантом назначаю себя, и до тех пор, пока враг под стенами, повиноваться мне беспрекословно. Хватит. Воевать, значит, воевать, а кто не согласен, тот может высказаться прямо здесь и сейчас, а после этого или выполняет мои приказания, или к стенке.

Ерёменко всё рассчитал верно, и никто ему не возразил. Нам с Астаховым это ни к чему. Всё понятно. Каре хорошо, за городскими стенами остаток зимы пересидеть лучше, чем на развалинах. Брагин после разгрома дружины в шоке, а Нестеренко – по жизни купец, а не градоначальник, и такой по весне запросто на ПМЖ в Конфедерацию может свалить. Ссориться с полковником ему смысла нет, и он, только кивнув, согласился со всеми условиями моего командира.

На этом совет был окончен, и так прошли ещё одни сутки моей жизни. Не самые лучшие, надо это признать, в отряде есть потери. Однако и не худшие – большинство бойцов уцелело, а сам я попрежнему жив и здоров. И это хорошо. Да что там хорошо. Это замечательно! Теперь бы ещё до весны дожить, людей сберечь и домой вернуться, и я буду совершенно счастлив.

Глава 22

Нейтральные территории. Окрестности Матвеева Кургана.

20.04.2063

Выехали на охоту вдвоём – Бойко и я. Захотелось отдохнуть от людей, посидеть на природе у костра, да и Сеня давно со мной о чёмто серьёзном переговорить хотел. Вижу, что его чтото гнетёт, а рассказать о своей проблеме он почемуто не решается. Сегодня караван остановился на большую днёвку, последнюю перед переходом к Таганрогу, вот и решили мы с ним развеяться, заседлали лошадей, вооружились и отправились в недалекий лес.

Нашли водопой, обосновались рядышком, и спустя всего полчаса я подстрелил молодого оленя. Подскочил к зверю, самцу не старше одного года, ножом вспорол ему горло и пустил кровь. После чего отрезал голову, сделал сквозные разрезы на задних ногах и срезал с брюшины два кожаных ремня. Это для того, чтобы было за что животное подвесить. Для разделки всё готово, можно начинать. На пару с Семёном подвесили тушу на дерево. И пока мой напарник разводил костёр и доставал из вьюка походный котёл, я приступил к обработке оленя.