– Рано или поздно в каждом сне появляется черный человек, которого приходится остерегаться.
– Мне часто снятся сны, в которых нет никакой Буки, – заявила Лаура. – Чудесные, удивительные сны.
– Как тебя выстреливают из пушки?
– Это было бы только интересно. Нет, но зато я часто летаю во сне. И всегда – обнаженной… Не летаю даже, а плыву футах в пятидесяти над землей – над телефонными проводами, над полянами, полными ярких цветов, и над верхушками деревьев. Я свободна как ветер, и люди внизу задирают головы и с улыбкой машут мне руками. Они очень рады за меня – просто счастливы, что я умею летать. А иногда мы летаем вдвоем с одним подтянутым и мускулистым юношей, у него длинные золотистые волосы и прекрасные зеленые глаза, которые глядят буквально мне в душу. Мы даже любовью занимаемся, не опускаясь на землю: мы парим в небе, и я купаюсь в лучах солнца и кончаю несколько раз подряд, а подо мной зеленеет трава, и птицы с бирюзовым оперением проносятся прямо над моей головой и поют самые удивительные птичьи песни, которые никто никогда не слыхал. В эти мгновения мне кажется, будто меня заполняет изнутри ослепительно яркий свет, и я понемногу превращаюсь из человека в вольное дитя эфира и солнца, которое вот-вот взорвется, взорвется с такой силой, что породит новую вселенную и само станет вселенной, которая будет существовать вечно. Тебе когда-нибудь снилось нечто подобное?
Котай с трудом оторвала взгляд от ленты шоссе, которая разматывалась с умопомрачительной скоростью. Несколько мгновений она удивленно смотрела на Лауру и наконец покачала головой:
– Нет.
Лаура бросила на нее быстрый взгляд, ненадолго отвлекшись от управления:
– В самом деле? Никогда ничего похожего?
– Ничего.
– А мне часто снится нечто подобное.
– Может быть, ты все-таки будешь смотреть не на меня, а на дорогу, золотко?
Лаура глянула на шоссе, но тотчас снова повернулась к Котай:
– А секс тебе никогда не снится?
– Иногда.
– И?..
– Что?
– И?..
Котай пожала плечами:
– Ничего особенного.
Лаура слегка нахмурилась и промолвила с сожалением в голосе:
– Тебе снится обычный секс? Но послушай, Кот, ведь если тебе этого хочется, то существуют десятки парней, которые способны делать это наяву.
– Нет уж, спасибо. – Котай саркастически хмыкнула. – Я имела в виду мои кошмары, ту неясную угрозу, которую я иногда ощущаю.
– Секс тебя пугает?
– Возможно. Дело в том, что во сне я всегда маленькая девочка – лет шести или семи, – и я всегда прячусь от этого черного человека, потому что не знаю, что ему от меня надо и почему он преследует меня. Я понимаю только одно: он хочет чего-то такого, чего не имеет права желать, чего-то настолько ужасного, что для меня это будет все равно что смерть.
– А что это за человек?
– Каждый раз это совсем разные люди.
– Кто-нибудь из тех альфонсов, с которыми встречалась твоя мать? – Вопрос Лауры не был неожиданным: Котай много рассказывала ей о своей матери, в том числе такого, чего не рассказывала никогда и никому.
– Да, это они. В настоящей жизни мне всегда удавалось убежать, и никто из них меня ни разу пальцем не тронул. Но во сне всегда присутствует угроза, возможность того, что…
– Значит, это не просто сны. Это сны-воспоминания.
– Хотела бы я, чтобы это были просто сны!..
– А что бывает, когда ты не спишь? – спросила Лаура.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… ты расслабляешься, когда мужчина занимается с тобой сексом? Ты отдаешься ему целиком или… или прошлое никогда не оставляет тебя?
– Что это? Психоанализ на скорости восемьдесят миль в час?
– Ага, уходишь от ответа?!
– А ты суешь нос в чужие дела.
– Это просто дружеское желание помочь.
– Это праздное любопытство.
– Снова пытаешься уйти от ответа?
Котай вздохнула:
– Ну хорошо. Мне нравится быть с мужчинами. Я не недотрога какая-нибудь, хотя – вынуждена признать – я никогда не ощущала себя дщерью солнца и эфира, как некоторые, чье раздутое чрево готово вот-вот лопнуть и извергнуть из себя новую вселенную. Тем не менее я всегда достигала кульминации, и секс приносил мне удовлетворение.
– Полное?
– Полное.
На самом деле Котай не была близка с мужчинами до тех пор, пока ей не стукнуло двадцать один, и в настоящее время число ее побед на любовном фронте равнялось двум. Оба ее любовника были добрыми, отзывчивыми и вполне приличными людьми, близостью с которыми она действительно наслаждалась. Первое приключение продолжалось одиннадцать месяцев, а второе – тринадцать, и никто из ее мужчин не ранил Котай и не оставил после себя горьких воспоминаний. Вместе с тем ни один из любовников не помог ей справиться с кошмарами, которые с завидной регулярностью продолжали вторгаться в ее сны, так что ей так и не удалось установить с ними крепкую эмоциональную связь, которая по силе своей хотя бы приближалась к физическому течению. Иными словами, человеку, которого она любила, Котай могла отдать только свое тело, но не разум и не сердце. Она боялась положиться на кого-нибудь полностью, безоговорочно поверить постороннему человеку. Вот как получилось, что ни один человек в ее жизни – за исключением, возможно, Лауры Темплтон, бесстрашной автогонщицы, любившей летать во сне, – не сумел завоевать ее полного доверия.
За окнами машины пронзительно выл и визжал ветер. В череде мелькающих теней и пятен краевого света затяжной подъем впереди выглядел как стартовый стол авианосца, который должен был выбросить их прямо в космос, или как трамплин-горка, благодаря которому разогнавшийся «Мустанг» под рев и визг трибун перелетит через дюжину пылающих автобусов.
– Что, если колесо лопнет? – спросила Котай.
– Не лопнет, – уверенно отозвалась Лаура.
– А все-таки? Вдруг?..
Лаура повернулась к ней и, изобразив на своем лице зловещую демоническую усмешку, сказала преувеличенно спокойно:
– Тогда мы обе превратимся в новые консервы «Фарш из девушек». Коронер не сумеет даже разобраться, где было чье тело – мы превратимся в однородную, равномерно перемолотую массу. Нам даже гробы не понадобятся – наши останки сольют в железную бочку и зароют в одной могиле, а на каменной плите напишут: «Лаура – Котай Темплтон – Шеперд. Только шеф-повар мог сработать лучше».
Она почти не преувеличивала. Правда, волосы Котай были такими темными, что казались почти черными, в то время как Лаура от рождения была голубоглазой блондинкой, однако во всем остальном они были настолько похожи, что их часто принимали за сестер. Обе имели рост пять футов и четыре дюйма, обе были стройны и носили платья одного и того же размера, у обоих высокие скулы оттеняли красоту правильных черт. Правда, Котай всегда считала, что ее рот несколько широковат, однако Лаура, обладавшая точно таким же ртом, убедила ее, что он не большой, а «щедрый», благодаря чему можно с особенным успехом демонстрировать окружающим победоносную улыбку.
Тем не менее приверженность Лауры к быстрой езде свидетельствовала, что в чем-то они были совершенно разными людьми, однако именно различия, а не сходство помогли им сначала сблизиться, а затем и подружиться.
– Как ты думаешь, я понравлюсь твоим папе и маме? – с тревогой спросила Котай.
– А я думала, что ты боишься, не лопнет ли покрышка.
– Я умею беспокоиться о многих вещах одновременно, – парировала Котай. – Ну, так что скажешь?
– Конечно, почему бы нет? А знаешь, о чем я беспокоюсь? – в свою очередь спросила Лаура и прибавила газу, завидев впереди конец подъема.
– Уж конечно, не о своей несвоевременной кончине.
– О тебе. Я беспокоюсь о тебе. – Она озабоченно посмотрела на подругу.
– Я вполне способна сама о себе позаботиться, – уверила ее Котай.
– В этом я не сомневаюсь, я тебя слишком хорошо знаю. Но жизнь, к сожалению, требует от человека не только умения позаботиться о себе, не только способности стиснуть зубы и, наклонив голову, пробиться к цели сквозь кирпичную стену.