«Господи милостивый! Что же я скажу Нине Юрьевне?! Что я ей смогу сказать?!»

Вспомнив о жене Арчегова, что, по сути, спасла ему жизнь, император похолодел, чувствуя, как волосы встают дыбом. Женщина должна была родить на днях, а столь жестокое известие ни в коем случае не должно быть получено в Иркутске.

Михаил Александрович стряхнул с себя отупение, вызванное столь тяжелой утратой, собрал в кулак душевные силы и решил немедленно отдать нужные распоряжения.

– Удивительно крепкий и живучий организм, я такого еще не видел, ваше величество…

Голос лейб-медика чуточку дрожал, и именно эта интонация встряхнула изумленного монарха, и он мгновенно потерял хваленую, вбитую за годы жизни в Англии, где великий князь оказался в ссылке за морганатический брак с Натальей Шереметьевской, выдержку.

– Так Костя жив?!

Голос на высокой ноте сорвался в петушиный клекот, а цепкие пальцы монарха, мертвой хваткой вцепившись в сюртук, крепко тряхнули изумленного таким поведением врача.

– Так он жив?!

Михаил Александрович чуть ли не кричал и в волнении перешел на «ты», чего он никогда не делал.

– Да не молчи ты, Алексей Владимирович, не молчи, ради бога! Генерал жив, я тебя спрашиваю?!

– Вы сильно переживали, задумались, государь, а потому совершенно не слушали меня, – доктор плавным, но сильным нажатием ладоней освободился от крепкого захвата.

– Я же говорил вам, что состояние раненого крайне тяжелое, но стабильное. И если в течение трех дней не последует летального исхода, то мы можем, государь, надеяться на лучшее.

– Слава Господи!

Михаил Александрович истово перекрестился на икону и тут же насел на врача, спрашивая того с прорвавшейся в голосе, и безумной в своей горячности, надеждою.

– Он может поправиться?!

– Вероятно, но об этом говорить преждевременно. Константин Иванович сейчас без сознания, возможно, это и к лучшему… Но если он впадет в кому, то последствия могут быть самыми печальными, – глаза врача сверкнули и в нем неожиданно прорезался обычный человек. – Хотя куда же хуже, и так за жизнь, почитай, одним только мизинцем уцепился, даже ногтем, если говорить честно. Удивительно живучий организм, другой бы давно прекратил функционирование…

– Я хочу немедленно взглянуть…

– Пойдемте, государь, я проведу вас к нему! Пойдемте!

Доктор ответил без промедления, стало ясно, что именно с этим предложением он сюда и пришел.

Михаил Александрович тяжело вздохнул и решительно пошел к двери – страшных слов не было произнесено, но вот то, что ему, пусть косвенно, предложили посмотреть на тяжело раненного друга, более походило на прощание…

Бендеры

– Господа! Этого часа наш незабвенный Михаил Гордеевич, царствие ему небесное, давно ждал!

Командующий знаменитой Дроздовской ударной дивизии, что вместе с Корниловской, Марковской и Алексеевской составляла главную силу белой армии, генерал-майор Антон Васильевич Туркул размашисто, по православному истово перекрестился.

Собравшиеся рядом с комдивом, которому исполнилось только 28 лет, столь же молодые и энергичные командиры полков и штабные офицеры также осенили себя крестным знамением и тут же надели фуражки с малиновой тульей и белым околышем, единственные по своему цвету во всей возрожденной русской императорской армии.

Специфическую, отличную от других форму, имели только эти четыре дивизии, получившие уважительное наименование «цветных». Яростный напор «добровольцев», кроме лютой ненависти, всегда вызывал у красных нешуточный страх и почтение.

И было от чего…

Начало формированию добровольческих частей в русской армии положил революционный 1917 год, приведший к всеобщему разложению пятимиллионной русской армии – мужики в солдатских шинелях отказывались воевать, митинговали и дезертировали.

Первым из оставшихся верными присяге офицеров и солдат по приказу главнокомандующего Лавра Георгиевича Корнилова был сформирован 1-й ударный полк, получивший вскоре имя генерала, а также черную униформу с черно-красными погонами и такими же фуражками. На рукавах корниловцы носили эмблему «Адамовой головы», символа бессмертия.

Во всей русской армии подобного знака чести и воинской доблести за всю более чем двухвековую историю было удостоено только две части – знаменитые Александрийские «гусары бессмертия» и прославившийся в Кавказской войне против легендарного имама Шамиля 17-й Донской генерала Бакланова казачий полк.

Первые три добровольческих офицерских полка новоявленной белой армии, развернутые в 1919 году в дивизии, получили имена генералов «первопроходников», то есть отправившихся в «Ледяной поход» добровольцев из Ростова на Кубань.

Кроме корниловцев там отличился 2-й офицерский полк генерала Маркова, получивший его имя после совершенно нелепой гибели своего командира, убитого разрывом последнего снаряда, выпущенным красным бронепоездом. Марковцы имели точно такую же униформу, что и корниловцы, только погоны и околыш фуражки были чисто черными, а тулья белой.

Из студентов, кадетов, реалистов и прочей молодежи был сформирован в 1918 году генералом Михаилом Васильевичем Алексеевым, бывшим почти всю мировую войну начальником штаба Верховного Главнокомандующего императора Николая II, еще один полк, также получивший имя своего шефа, вскоре умершего от тягот «ледового похода», но дождавшегося полного освобождения Кубани от большевиков.

Алексеевцы носили обычную защитную форму (как и корниловцы с марковцами в боях, ибо черное обмундирование сильно демаскировало, да и обходилось оно намного дороже) с синими погонами, символизировавшими именно учащихся, из которых и был собственно сформирован полк, да цветных фуражек с белой тульей и синим околышем.

В начале 1918 года полковник Дроздовский, жаждая отомстить за позорный мир в Бресте и начать войну с большевиками, которых обоснованно считал предателями и германскими наймитами, собрал на Румынском фронте две тысячи офицеров, пожелавших принять участие в белой борьбе.

Однако румыны, страшась раздражить надвигающиеся по Украине германские войска, решили разоружить немногочисленный белогвардейский отряд, подкрепив свои действия сразу двумя дивизиями. Впрочем, такая угроза могла напугать разложенные революцией толпы бесчинствующих солдат, но не спаянных общим желанием и присягой, прошедших через горнило боев русских офицеров.

Вооруженное столкновение между бывшими союзниками даже толком не началось, как румыны, имевшие удивительное чувство предвидеть возможные неприятности и почувствовав запах жареного, немедленно пропустили добровольцев за Днестр.

Отряд стремительно прошел по территории охваченной пламенем всеобщей войны всех против всех Украины, наполненной всякими «батьками» и бандами.

Пару раз добровольцы сцепились с наступавшими германцами и неоднократно громили красногвардейские отряды. Так с боями 3-й офицерский полк дошел до Кубани, где получил малиновые погоны – цвет стрелковых частей русской армии, и славное имя шефа, умершего от случайной раны, вроде и не опасной, но заражение крови оказалось для молодого генерала фатальным.

Во все добровольческие дивизии стекался цвет русского офицерства, а потому, несмотря на потери, ударные качества и боеспособность, оставались на высоком уровне. Да и солдаты служили в них охотнее – одно дело чувствовать себя пулеметчиком или связистом офицерского стрелкового генерала Дроздовского полка, или служить в обычном номерном Белостокском пехотном полку.

В последнем даже полного батальона за все время гражданской войны не набиралось, несмотря на все отчаянные старания немногих уцелевших «патриотов», стремящихся возродить свою часть.

Генерал Туркул, всем сердцем любя свою дивизию, пройдя с ней огонь и воду, прекрасно понимал, что только одними «цветными» дивизиями победить красных невозможно. Потому в последнее время сам отбирал и отправлял лучших дроздовцев в спешно формируемые части новой русской армии, снова ставшей императорской, хотя официально Михаил Александрович еще не короновался на престол.