Решительно встав из-за стола, она подошла к дверям Жоркиной комнаты. Отрывисто постучав, получила разрешение войти. Сын сидел за письменным столом, обложенный учебниками, и что-то записывал в толстую тетрадь.

— Я могу идти обедать? — продолжая писать, тихо спросил он.

— Приглашение поступило давно, но я зашла по другому поводу.

— Удивительно, лично для меня другой повод не очевиден. Что мы можем обсуждать, кроме меню? Для других разговоров у тебя есть чудесный супруг. Гигант писательского пера, интереснейший человек. Готов предложить свою звучную фамилию неблагодарному отпрыску супруги. Какое благородство! Чем еще вы додумаетесь меня удивить? Может, сестричку или братика заколбасите? Лихо, по-молодецки, на папином диване, а? Раздольский лучше Мартова или я поднимаю неделикатную тему? В нашей семье ведь все такие тонкие натуры.

— Ты угомонишься когда-нибудь?

— Надоело общаться с неблагодарным сыном? Зачем тратить драгоценное время, когда за стеной ждет герой нашего времени. Мужчина-совершенство! Мечта любой женщины, грех не держать его крепко за яйца. Ты не это хотела мне деликатно объяснить? — В его тоне звучало нескрываемое издевательство.

Не сказав в ответ ни слова, Нина Петровна собралась выйти из комнаты. Удивленный Георгий соизволил оторваться от занятий и недоуменно спросил:

— Ты зачем заходила-то?

— Не имеет значения. Единственное, что я хочу сказать теперь: слава богу, что через пару месяцев ты оставишь нас в покое. Твоя будущая жена нравится мне уже тем, что избавляет меня от необходимости видеть и слышать тебя.

— Навсегда разлучить нас может только смерть. Она тебе этим не нравится?

— Оставь, юноша. Не нужно передергивать. Мне жаль, что мой сын не может переступить через свои амбиции и втаптывает в грязь любовь матери. Твой цинизм переходит все границы. Мне стыдно за тебя! Ты сделал свой выбор, я — свой! — Она вышла, негромко прикрыв за собой дверь. Георгий неподвижно сидел за столом, не веря в услышанное.

Зайдя в другую комнату, Нина Петровна прижалась спиной к холодной стене. Запрокинула голову и, закрыв глаза, застыла. Раздольский работал с кипой бумаг, сидя на диване.

— Ты что, Нина? — встревоженно спросил он, поднимаясь навстречу жене. Ему показалось, что она вот-вот потеряет равновесие. — Что произошло?

— Я только что отказалась от родного сына.

— Чепуха какая, говори яснее.

— Не могу повторить этого, просто твой разговор с Георгием уже не нужен. Нам осталось терпеть недолго. Будущий экономист решил жениться и вскоре съедет со всем своим барахлом и папиной гитарой. — Ее голос звучал неестественно спокойно. Прошла пара минут, звук хлопнувшей входной двери заставил мать сорваться с места. Георгия в комнате не было. Пустые полки без учебников и ковер без гитары. За спиной стал Олег Викторович, молча сжал ее плечи. Она похлопала его по руке. Раздольский не видел ее лица, но понял, что она плачет. — Так даже лучше. Идеальный вариант.

Взбешенный Мартов шел к Светлане. Он находился в состоянии нереальности. Все, что видел, расплывалось, теряло четкий контур. Он быстро шел по заснеженному асфальту, не замечая, как люди оглядываются и смотрят ему вслед. Вид плачущего с подвыванием юноши изумлял прохожих, а он сам не замечал своих слез и того, что они превращают его ресницы в крохотные ледяные сосульки. Он думал, что идет, молча, сжав зубы, подавляя желание сдавить голову руками и кричать до изнеможения, как Тарзан.

Когда баба Люба, открыв дверь, увидела его, дрожащего от холода и нервного напряжения, в первый момент от неожиданности она не произнесла ни слова. Потом молча взяла его за плечи и усадила на диван в прихожей. Из комнаты выглянула Света и застыла на пороге. Таким она Мартова не видела никогда и очень испугалась.

— Жорка, милый, что случилось? — Она присела рядом на полу.

Он наконец перестал стучать зубами. Ресницы оттаяли, щеки щипало от холода и слез.

— Мне больше некуда идти, — тихо сказал он. — Разрешите мне сегодня остаться, пока я не придумаю, что делать дальше.

— Оставайся, конечно, только ради бога объясни, что случилось, — попросила баба Люба, начиная раздевать его податливое тело. Она сняла с него куртку, висевший, словно для украшения, белоснежный шарф. Светлана начала развязывать шнурки его ботинок. Казалось, он ничего не замечает, но это было не так. Внимание двух женщин вдруг привело Жору в состояние безудержного смеха. Он прикрыл рот ладонью, надеясь, что непрошеная реакция пройдет. Но через мгновение разразился звучным хохотом. Баба Люба вздрогнула от неожиданности, Света подняла на него испуганные глаза. Так же резко смех прекратился.

— Света, приготовь Жоре горячую ванну и чаю с мятой завари. — Пожилая женщина осторожно взяла руки Мартова в свои теплые ладони и крепко сжала. — Не нужно ничего сейчас объяснять. Пойдем, тебе нужно согреться и отдохнуть.

Пока Георгий отогревался в ванне, Светлана затащила в свою комнату телефон и набрала номер Кристины. Подруга была дома.

— Хорошо, что ты позвонила, Светик, я как раз хотела пригласить тебя в киношку с нами. — Это означало, что она поссорилась с Сергеем, своим другом, и не желает уединяться с ним. Ей нужен громоотвод в лице подруги. — Что ты молчишь?

— Для меня сегодня фильм прокручивается на глазах. Сюжет доведет до слез любого.

— Ты о чем? — не поняла Кристина.

— Мартов ушел из дома, представляешь? Не знаю, как к этому относиться, то ли это ребячество, то ли сила духа.

— И где же он собирается жить? — заранее зная ответ, спросила Кристина.

— У нас, разумеется. Родственников в ***нске у него нет. Бабуля готовит для него кабинет отца.

— Вот видишь, как все упрощается, ты уже на финишной прямой!

— Криська, не будь крыской!

— Что ты, я очень рада за тебя, — кусая от зависти губы, пропела Тарасова в трубку. Ну почему одним все, а другим ничего! И родители в загранке, и бабуля пылинки сдувает, теперь еще красавца Мартова заграбастала. Может, не она его, а наоборот. Кажется, он говорил, что для него главное, как жить. Вариант с Борзовой в этом плане беспроигрышный. А вслух сказала: — Чувствую, скоро погуляем на свадьбе.

— Мирись со своим Сережкой, и будете свидетелями, — разрешила себе пофантазировать Светлана.

— Надоел мне этот Маков, сил нет.

— Помирись, и все встанет на свои места. Он неплохой парень, ты должна быть снисходительной. Ведь мы — женщины. У нас столько невидимого оружия, только умело пользуйся и пожинай плоды.

— Ты, я смотрю, уже начала сбор урожая?

— Готовлю уборочную технику, — пробурчала Борзова. Ей уже не казалось таким уж приятным занятием заводить подругу рассказами о своих планах.

— Ладно, вернемся к главной теме: что у него стряслось дома?

— Он толком ничего не стал рассказывать, какие-то принципиальные расхождения с матерью.

— Интересно, «хорошего» сына себе женщина вырастила. Не дай бог до такого дожить.

— Она его не для себя растила, а для меня.

— Ну разумеется. Кормила грудью, приговаривая: вот Светочке Борзовой на долгую счастливую жизнь ращу тебя, сыночка, — съязвила Кристина.

— С тобой невозможно сегодня разговаривать.

— А ты послушай, что говоришь.

— Разве плохо приютить человека, оставшегося без крова?

— Это замечательно, только вам с бабой Любой надо бы постараться вернуть его домой. Я так понимаю.

— Он же не бездушный предмет, которым можно помыкать. Живой человек, между прочим. Посмотрим, отойдет немного и сам захочет вернуться. Думаешь, что я буду препятствовать?

— Если не сойдешь за это время от любви к нему сума.

— Я постараюсь.

— Короче, в кино мне придется идти вдвоем с Маковым?

— Двум влюбленным третий помеха.

— Это не о нас с Серегой.

— Ладно тебе, конец связи. Завтра встретимся на занятиях.

— Чао-какао.

Только Света положила трубку, как в комнату заглянул Георгий.

— Ну, ты как? — участливо спросила она.