В Яновском лагере мы обнаружили «костедробилку» — машину, на которой перемалывались кости убитых и сожженных гитлеровцами людей. Это примитивное устройство на ручной тяге поистине было сатанинским орудием. Оно как бы воплощало в себе варварскую суть фашизма, своего рода образчик технического прогресса людоедов-дикарей!
Мы разговаривали с бывшим заключенным Корном. Гитлеровцы заставили его перемолоть в костедробилке кости сожженной на костре жены. Можно ли еще придумать большее надругательство над человеком!
К сожалению, апокалиптические картины Яновского лагеря не были уникальным явлением. Нечто подобное мы видели во всех гитлеровских лагерях на Львовщине. В июле 1941 года немецкое военное командование в центре Львова на горе Вроновских, используя территорию старой крепости, именуемой «Цитадель», создало концентрационный лагерь «Шталаг 328», где содержались советские и французские военнопленные.
Эти крепостные строения с глубокими кирпичными подвалами, клетьми, закоулками были воздвигнуты еще во время австро-венгерского владычества на Львовщине. Высокие стены крепости, ее мрачные, с виду неприступные бастионы должны были вселять в сознание заключенных чувство безысходности, невозможности вырваться на волю. К тому же вся крепость, ее отдельные строения и участки были огорожены несколькими рядами колючей проволоки. К моменту начала работы комиссии проволочные ограждения сохранились лишь местами, большей частью они уже были уничтожены, но тонны колючей проволоки попадались повсюду, напоминая о том времени, когда она опутывала не только всю территорию крепости, но и души томившихся в ней тысяч людей.
На мощных решетчатых крепостных воротах уже не было черных распластанных крыльев орла, крючками когтей огромных лап цепко держащего металлический круг со свастикой. Не было и надписи «Концентратионс лагер дер штандарте 328». Но на стенах бастионов и в подвалах подземелья сохранились надписи, оставленные и заключенными, и их мучителями. На стене одного из бастионов бросался в глаза аккуратный текст на русском, польском и немецком языках. Надпись на исковерканном русском гласила:
«Запрещается есть трупы военнопленных, отделять [от] таковых частей, неповиновение — смерть.
Комендант Шталага 328 оберст Охерналь».
Поражала не безграмотность такого предупреждения. И даже не то, с каким высокомерием фашистский «Übermensch» (сверхчеловек) смотрел на представителей славянских народов, то есть «низшую» расу, призванную быть «цивилизованной» арийскими рыцарями. (Кстати, очевидцы рассказывали, что о случаях каннибализма, а тем более трупоядения в лагере они ничего не слыхали. Наоборот, все опрошенные подчеркивали, что узники до последнего вздоха — если только у них не помутилось сознание от фашистских издевательств — сохраняли человеческий облик, заботились друг о друге.) Поражало иное: какие невыносимые условия жизни (а точнее, смерти) создали гитлеровские «цивилизаторы» для людей, оказавшихся в их власти. Ведь это были военнопленные. А Германия в свое время подписывала международные конвенции, гарантировавшие им сносные условия существования. И вот вместо этого сознательное, да еще открыто демонстрируемое такими предостережениями истребление беззащитных людей, истребление голодом, болезнями, пытками, массовыми казнями.
Еще красноречивее о страшном, нечеловеческом существовании военнопленных говорили обнаруженные нами надписи в подвалах «Цитадели», выцарапанные на кирпичных стенах военнопленными, обреченными на голодную смерть.
«Доблестная русская армия, вас ждут с нетерпением не только народы, но и военнопленные, которые обречены на голодную смерть. Как тяжело умирать».
«Норма военнопленного: 3 литра воды,
250 граммов хлеба грамм 50 буряка и добавка палкой по спине».
«Здесь умирали с голоду русские пленные тысячами. 22 января 1944 года».
На территории «Цитадели» запомнились мне старые каштаны и липы. В мирные времена они своими великолепными кронами украшали гору Вроновских. А сейчас у многих деревьев нижние части стволов были ободраны, лишены коры. Она стала пищей узников, и то не каждого, так как доставалась с риском для жизни. Даже сейчас на горе не росла лебеда, ее выщипали и съели голодные военнопленные.
Свидетель Никифор Григорьевич Голюк сообщил комиссии:
«Как медфельдшер, работавший в этом лагере, я знаю, что за 4 месяца — с августа по ноябрь 1941 года — в лагере умерло только от дизентерии около 3 тысяч военнопленных. Никаких мер борьбы с болезнями немецкое командование не принимало. Наоборот, фашисты умышленно привезли в этот лагерь из лагеря № 385 в Раве-Русской больных сыпным тифом и разместили их в казармах группами по 10 человек среди здоровых военнопленных. После этого неизбежно в лагере вспыхнула эпидемия сыпного тифа, от которой с ноября 1941 года по март 1942 года умерло около 5 тысяч военнопленных».
Всего же в крепости «Цитадель» погибло от голода, истязаний и расстрелов свыше 140 тысяч военнопленных. Так гитлеровцы выполняли директиву своего фюрера: очистить славянские земли от славян и освободить жизненное пространство для носителей «высшей», арийской цивилизации.
Еще более ужасной участи нацисты подвергли евреев. Фашисты, руководствуясь империалистическим правилом «разделяй и властвуй», объявили антисемитизм важнейшей основой своей идеологии и политики. Но фашистский антисемитизм не был надклассовым. Главными его жертвами на оккупированных территориях стали трудящиеся, малоимущие евреи.
Приехав во Львов, где до войны евреи составляли значительную часть населения, мы, естественно, направили свое внимание и на выявление фашистских преступлении, совершавшихся на почве антисемитизма. С фактами массового уничтожения еврейской бедноты, интеллигенции, ремесленников мы сталкивались постоянно при расследовании гитлеровских зверств в каждом из лагерей смерти.
Комиссия установила, что уже в сентябре 1941 года во Львове фашисты организовали гетто, названное «Юденлаг» — «еврейский лагерь».
Размещалось оно на окраине города, территория была обнесена забором и колючей проволокой в несколько рядов, выходить из гетто никому не разрешалось. На работу и с работы узников водили только под конвоем. В гетто насильственно согнали 136 тысяч евреев разного возраста и пола. Условия жизни были ужасающими — скученность, отсутствие элементарных бытовых условий. Люди спали на голом полу и многие под открытым небом. Грабеж, насилие, садистская безжалостность, невзирая ни на возраст, ни на пол, — все это было нормой обращения с людьми гетто. Нацисты не щадили ни мужчин, ни женщин, ни детей.
За время существования гетто с 7 сентября 1941 года по 6 июня 1943 года нацисты истребили свыше 130 тысяч человек, часть из них расстреляли в самом гетто, часть — в Яновском лагере, остальных отправили для уничтожения в лагерь смерти в Бельзец (Польша).
Мадам Ида Вассо-Том, французская гражданка, жившая во Львове, однажды была в «Юденлаге» в дни оккупации фашистами Львова. О том, что она там видела, рассказала в своих письменных показаниях:
«…С приходом немецких властей мы были постоянно уверены, что будут убийства. И действительно, не прошло и 2–3 дней, как мы услыхали стрельбу из автомата, которая уверила нас в расстреле евреев — этих несчастных людей. Я имела возможность посетить гетто. Гигиенические условия там были ужасны. Люди жили по 15–20 человек в одной комнате, без воды и электричества. Дороговизна была ужасная, как всегда, сила денег играла свою роль. Несчастные были обречены на голод. Один раз в неделю их посещало гестапо, которое одних увозило в Бельзец (Польша), других к песчаному рву, чтобы расстрелять. Приговоренных увозили в одних сорочках, так как немецкие бандиты имели наглость отбирать их одежду и награбленное отправлять вагонами в Германию. Маленькие дети были мучениками. Их отдавали в распоряжение гитлеровской молодежи, которая из этих детей делала живую мишень, учась стрелять. Никакой жалости к другим, все для себя — таков девиз немцев. Надо, чтобы весь мир знал об их методах. Мы, которые были беспомощными свидетелями этих возмутительных сцен, мы должны рассказать об этих ужасах, чтобы все знали о них, а главное, не забыть их, так как возмездие не вернет жизнь миллионам людей. Забвение было бы изменой человечеству» (Нюрнбергский процесс. В 7-ми т. М., 1959, т. 4, с, 73.).
