Только мы выехали на улицу, как я с удивлением увидел, что улицы полны народу. У городского колодца выстроилась очередь сплетничающих женщин с ведрами. Двери лавок и мастерских были открыты настежь. Возле рынка, на близлежащих к нему улочках, было не протолкнуться от крестьянских телег и купеческих возов. А сам воздух был наполнен звонким цоканьем лошадиных копыт, ржаньем, хлопаньем кнутов и руганью возчиков. Нам пришлось заворачивать лошадей и объезжать это столпотворение окружным путем, но не успели мы подъехать к городским воротам, как оказались у нового затора ‑ две телеги сцепились колесами. Напряжение, копившееся во мне, в эти минуты достигло своего апогея. Сколько я не старался себя сдерживать, все равно время от времени забывался, начиная то оглядываться по сторонам, то бегал глазами по снующему вокруг нас народу, в поисках подозрительных лиц. Когда, наконец, дорога освободилась, и мы смогли вырваться за ворота на простор, то тут же пришпорили коней и помчались вскачь. Я не видел изумленного лица Хью, скачущего сзади, но вполне мог представить его физиономию, когда мы неожиданно для него помчались как сумасшедшие.
Громилу по кличке Рваное ухо, одного из двух находившихся в засаде этой ночью, а сейчас поставленного наблюдать за Восточными городскими воротами, как будто шилом кольнуло в одно место, когда он вдруг узнал в одном из трех всадников 'пьяницу' из переулка. Не успел тот с приятелями проехать мимо него, как головорез подбежал к группе наемников из пяти человек, сидевших на лошадях.
‑ Меченый! Это он! ‑ при этом он указал пальцем вытянутой руки в спины трех всадников, проезжавших, в этот момент, городские ворота. ‑ То есть они! Точно! Вон те трое!
‑ Чего орешь Рваный, как баба на базаре, ‑ презрительно процедил главарь бандитов. ‑ Вижу. Мы поехали, а Лорду скажи, пусть готовит денежки. Парни, за мной!
Громила, злобно скалясь, смотрел наемникам вслед, пока те и не исчезли из виду, после чего вздохнул, сглотнул тягучую слюну, и устало поплелся к хозяину. Ему очень хотелось зайти в кабак и промочить горло парой кружек доброго пива, но он гнал от себя эту мысль. Даже при своей тупости он понимал, что если он своим промедлением рассердит хозяина, это пиво может стать его последним удовольствием в жизни. Его нынешний хозяин, по кличке Лорд, очень не любил, когда его люди допускают ошибки, и расплачивается за них соответственно ‑ ножом по горлу. Этой ночью, после доклада Лорду, бандит не столько понял, сколько звериным чутьем ощутил, что их, с напарником, жизни какое‑то время висели на волоске. И все из‑за того, что не проследили за тем 'пьяницей' из переулка. С другой стороны ‑ им никто не приказывал следить за кем‑либо, а только сопроводить доверенного слугу хозяина до места, но в сам переулок не входить. Если потребуется их помощь, доверенное лицо хозяина должно было подать сигнал, а не потребуется ‑ сопроводить его обратно. Они сделали в точности, как им сказали. Только когда они услышали его слова, до них дошло, что в переулке что‑то неладно, после чего они начали действовать. Найдя трупы, они сделали самый простой для себя вывод: противники убили друг друга. О чем впоследствии доложили Лорду. Именно тогда они испытали на себе его ярость, но хуже всего оказалось то, что тот взбесился не из‑за смерти своего наемника, а из‑за бумаги, о которой они даже понятия не имели.
‑ Если они убили друг друга, то где тубус?! Где он?! Где деревянный запечатанный тубус?!! Он должен был быть там! Крысы кладбищенские! Висельники!
В эту ночь их жизни спасли только уверения, что они хорошо запомнили того 'пьяницу' и при встрече смогут его опознать.
В это самое время, когда Рваное ухо шел с докладом к хозяину, сам Лорд сидел в таверне 'Голова быка' перед стаканом вина и ждал вестей от своих людей. Впрочем, он не столько ждал, сколько вспоминал свое прошлое. При его профессии приходилось часто ожидать результата, причем не только часами, а даже приходилось и по нескольку суток. Именно с тех времен выработалась эта привычка коротать время. Конечно, есть вино и женщины, но Лорд как истинный профессионал старался не смешивать развлечение с делом, ведь в любой момент может потребоваться быстро принять решение или начать действовать, а вот воспоминания… Они хорошо отвлекают, и в тоже время не притупляют ни инстинктов, ни разума, которые могут понадобиться в любую минуту.
Он не был Лордом в полном смысле этого слова, хотя и являлся представителем известного дворянского рода во Франции, правда, сильно обедневшего и потерявшего свое прежнее влияние. Но даже при этом он не мог заявить о себе как дворянин, так как в пятнадцать лет, в ссоре, заколол ровесника, своего двоюродного брата. Выхватил из ножен кинжал и вонзил юному барону прямо в сердце. Если он сейчас и сожалеет, то только о том, что сделал это при свидетелях, из‑за которых ему пришлось бежать и скрываться уже долгие годы, отказавшись от имени, рода и дворянства.
Будучи с детства болезненным ребенком и постоянно проигрывая схватки своим ровесникам, он так и не стал хорошим воином. Даже сейчас на исходе четвертого десятка с его богатым жизненным опытом в убийстве ближнего, он не рискнул бы стать с мечом в руке против противника, зато во владении кинжалом и арбалетом ему было мало равных. Удар ножом в спину и яд в бокале стали излюбленными методами его работы, которая заключалась в шпионаже и убийствах. Похищения людей, убийства и шантаж ‑ все это было его весьма доходным ремеслом. В нем не было ни чести, ни совести, зато все это в избытке заменяло ему циничное отношение, как к человеческой жизни, так и к чувствам. Именно поэтому он с большим удовольствием играл человеческими чувствами, так как представлял людей, попавших под его влияние, пустоголовыми марионетками. Хорошее знание человеческой психологии, хотя он и понятия не имел о таком предмете, давало ему власть над людьми, которой он упивался, считая себя вершителем человеческих судеб. Это было бы его единственной слабостью, если не приступы неожиданного, неуправляемого гнева. Именно один из таких приступов лишил жизни его двоюродного брата. Они бывали не чаще чем раз в год, но они были страшны своей непредсказуемостью для этого осторожного и хладнокровного убийцы и шпиона, старающегося все предусмотреть на три хода вперед.
Во время скитаний он перепробовал много профессий. Был учеником аптекаря в Париже, где приобрел начальные знания о сонных зельях и ядах; служил подручным палача; будучи около года главарем банды, грабил и убивал купцов на дорогах, проявляя при этом прямо звериную жестокость, но осознать, что хочет, понял только после двух лет службы камердинером и доверенным слугой одного французского епископа. Именно на этом поприще он отточил умение влезать людям в душу, выпытывая их тайны, а затем манипулировать ими, как марионетками. К тридцати пяти годам за ним тянулся кровавый список убитых, а также обесчещенных и преданных им людей. Его искали не только ближайшие родственники убитых, но и несколько десятков дворян из различных родов и семейств, желающих увидеть кровь клятвопреступника и предателя на своем клинке. Спустя некоторое время он получил известность, как хладнокровный шпион и умелый убийца, который за деньги готов достать хоть дьявола из ада. Росло мастерство, росли и доходы ‑ уже сейчас у него было столько денег, что он мог прожить безбедно не одну, а целых две жизни богатого рантье. Изредка ему приходили в голову подобные мысли, но недолго задерживались в его голове, так как Лорд прекрасно сознавал, что такая жизнь для него равносильна самоубийству. В то же время постоянно метаться, меняя места жительства, сбрасывать со следа наемных убийц, пущенных по его следам, становилось все сложнее и утомительнее, к тому же раны и годы все чаще напоминали ему, что со временем ему придется остепениться. Неизвестно как бы сложилась его жизнь дальше, если бы на него не вышли люди с таким предложением работы, от которого наемный убийца не смог отказаться. Не из‑за денег, а из‑за власти над людьми, которую ему предлагали в качестве награды, а ведь именно она была и оставалась по сей день его главной страстью, составлявшей смысл его жизни.
