"Неплохое местечко для привала, ‑ подумал я и бросил вопросительный взгляд на мессира Чезаре Апреззо, от которого зависело, поедем мы дальше или остановимся здесь. Приближался вечер, а здесь была вода. Правда, каждый из нас, предпочел бы проехать еще час, а то и два, если бы точно знал, что наткнется на постоялый двор или хотя бы деревню. До ужаса хотелось горячей мясной похлебки, свежего хлеба, острого сыра и холодного вина! Если заночуем здесь, то ужин у нас будет такой, каким мы довольствовались последние два дня: вяленое мясо, сухие лепешки и вода из реки. Совершенно не равноценная замена!

И тут слуга Апреззо, Игнацио, вдруг неожиданно и резко ткнул рукой в сторону моста. Мы все, как один, повернули головы в указанном направлении. С минуту наблюдали за черной точкой, пока не стало ясно, нам навстречу скачет небольшой отряд, но настороженность не ушла ‑ слишком быстро они скакали.

‑ Гоняться?! Или догоняют?! ‑ высказал я вслух свои мысли.

Джеффри тут же дополнил:

‑ Может быть, это гонец, везущий важную весть?!

‑ Как же! Их там человек пять ‑ шесть. Гонцы с такой свитой не ездят, ‑ возразил я ему.

Итог нашим догадкам подвел мессир Апреззо:

‑ Давайте отъедем, вон, в те кусты и спешимся. Осторожность никому еще не мешала.

Только когда всадники оказались на этом берегу, мы смогли их хорошо рассмотреть. Четверо молодых людей и девушка. Судя по загнанному виду коней, ронявших на бегу хлопья пены, и их постоянно оглядывающихся хозяевам, они явно от кого‑то убегали. Не успели всадники достичь пригорка, как лошадь одного из молодых людей пошатнулась, сбилась с шага, захрипела, а в следующее мгновение уже падала на землю. Юноша, оказался опытным наездником. Успев среагировать, вытащил ноги из стремян, а затем, оттолкнувшись, прыгнул. Ударившись об землю, он быстро вскочил, но в ту же секунду его лицо перекосила гримаса боли, а стон, вырвавшийся из его груди, подтвердил, что падение не прошло для него бесследно. Остальные всадники, натянув поводья, остановили лошадей. Бедные животные, тяжело поводя боками и роняя хлопья пены, испуганно косились на загнанную лошадь, которая билась на земле в агонии.

‑ Бедный Анджело! Тебе очень больно?! Чем тебе…?! ‑ голос девушки был полон искренней тревоги.

‑ Не время говорить о боли, госпожа! Погоня вот‑вот нас настигнет! Нужно как можно быстрее добраться до леса! Только там мы сможем спастись! ‑ решительно оборвал ее юноша, один из двух, имевших на поясе, как кинжал, так и меч.

‑ Паоло, посмотри правде в глаза! Наши лошади едва живы!

Теперь я мог рассмотреть их более подробно. Юношам было, от силы, лет шестнадцать ‑ семнадцать, черноволосые и черноглазые, с четким профилем и приятными чертами лица, какие нравиться девушкам. Правда, не в этот миг. Сейчас юные лица выглядели застывшими масками не столько из‑за пыли и усталости, сколько из‑за тщательно скрываемого страха. Девушка, несмотря на усталый вид, с первого взгляда пленяла мужской взгляд той тонкой южной красотой, про которую поэты говорят: "глаза ‑ звезды; губки ‑ персик; кожа ‑ бархат". Даже в этой ситуации мой глаз уловил небольшую несуразицу. Если прелестница была одета даже не богато, а роскошно, то камзолы этой четверки, хоть были пошиты добротно, но особым изяществом и богатством отделки явно не отличались. В голове начала скидываться логическая цепочка.

"Богатая наследница. Бежит. Почему или от кого трудно понять. Но без женской прислуги, в компании юнцов? И не побоялась. Ведь это могут счесть позором. Хм! Впрочем, можно предположить, что эти четверо принадлежат ко двору ее папаши. Сынок главного сокольничего, другой ‑ сын секретаря…. Да мало ли должностей при дворах богатых вельмож! Но чем вызвано ее бегство? Гм! Ха! Ненавистный жених? Вполне подходящая причина для бегства. Стоп! Не означает ли это, что один из этих молокососов может быть….".

Вдруг Паоло вытянул руку и крикнул:

‑ Смотрите! Люди герцога!

Теперь они, как и мы, пятнадцать минут назад, замерли, устремив свои взгляды в сторону моста. Я не мог видеть со своего места, кто приближается, зато мог любоваться юной красотой девушки. И мысли у меня были соответствующие, любвеобильные.

‑ О, дева Мария, спаси и сохрани нас! ‑ вопль, вырвавшийся у Анжело, словно снял оцепенение со всех остальных беглецов.

‑ Давайте бросим лошадей и спрячемся в кустах! ‑ нерешительно предложил Паоло.

‑ Как ты мог предложить подобное мне, Беатрис ди Бианелло, графине Каносской?! Или ты думаешь, что я буду в страхе прятаться по кустам, подобно грязной крестьянке?!

‑ Но госпожа, вы должны понимать….

‑ Когда речь идет о чести, мы забываем страх!

"Ах ты, стерва малолетняя! А что парней могут в капусту порубить, так это ничего! Честь ей, видите ли, дороже!".

‑ Тогда будем драться! ‑ воскликнул Анжело.

Правда, судя по его застывшему, как маска лицу, трудно было сказать, чем он воодушевлен: смелостью или отчаянием. Четвертый юноша, с лицом писаного красавца, до этого не отрывавший взгляда от очаровательного личика юной графини, вдруг словно очнулся. Резким движением выдернул кинжал из ножен и, глядя в лицо девушке, воскликнул:

‑ Любовь моя, Беатрис! Если надо, я умру за тебя!

В наше время эти слова выглядели бы смешно, наивно и напыщенно, но не в средние века.

Таковым был стиль этого времени. Таким языком признавались в любви, на нем писали любовные письма, сочиняли стихи и пели баллады.

Слова этого мальчишки подтвердили мои мысли о любовнике. В следующее мгновение тот уже заворачивал коня, как раздался голос девушки:

‑ Нет, мой милый Флавио! Я не приму твоей жертвы! Им нужна я! Я поеду с ними, а вы….

‑ Госпожа! Мы будем сражаться! Надо будет ‑ умрем!

Под этот призыв Анжело, самого воинственного из всей четверки, все юноши обнажили оружие.

"Два меча, два кинжала. Не густо. Да и не бойцы они, судя по их бледным физиономиям, ‑ только я так подумал, как по доскам моста громко загрохотали копыта лошадей. Я еще не мог видеть всадников, но натренированный слух дал мне возможность предположить, что их где‑то полтора десятка. После чего мне только осталось подвести итог сложившейся ситуации: ‑ Мальчиков ‑ в капусту, а деваху ‑ с собой. А жаль! Девочка, что надо!".

Мне было жалко этих мальчишек, которые, судя по их репликам, должны были умереть, еще даже не начав жить, но делать что‑либо, ради их спасения я не собирался.

Время романтических героев закончилось и даже не предельно жесткая подготовка в замке Ле‑Бонапьер, была тому причиной. Просто я понял одну истину: хотя этот мир принадлежит людям, живут в нем по звериным законам. Основой для этих законов вполне могла стать, вычитанная мною когда‑то, фраза: "не хочешь быть жертвой ‑ стань хищником". Нет, я не очерствел душой, просто у меня была своя жизнь, и закончить ее на этой пыльной дороге мне не хотелось. Вот если бы у меня был реальный шанс и свобода действий, то, скорее всего, можно было рискнуть.