Процесс этот протекает не как последовательно-поступательный, а с постоянными опережениями и возвращениями (тем более при перечитывании произведения). Выделяя отдельные этапы восприятия (что возможно, естественно, только в анализе), мы получаем возможность вычленить уровни структуры текста, отвлечься от "соседних" уровней. Отвечая на вопрос "Что такое сюжет?" (или - в конкретном анализе - "Каков сюжет данного произведения?"), мы "изолируем" сюжет и от художественной речи, и от темы не только с точки зрения (9) структурно-иерархической, но и с точки зрения временной: последовательности этапов процесса восприятия. Сюжет выступает как динамическая картина жизни, которую мы видим сквозь ставшую "прозрачной", "невидимой" материю художественной речи, от которой мы в данный момент абстрагировались - так же, как и от следующего этапа: осмысления сюжета, проникновения сквозь него в глубину содержания. Однако такое отвлечение - лишь частный, временный - в точном смысле слова - момент процесса анализа сюжета.
Таким образом, одна из сторон соотношения "сюжет-художественная речь" выступает как реализация действия в слове: взаимосвязь сюжета и речевой материи. При этом возникает целый ряд вопросов, в частности о специфике сюжетных функций различных речевых уровней: лексического, синтаксического, ритмико-интонационного.
Особую важность этот аспект анализа приобретает при обращении к литературе XX в., когда "проблема сюжета нераздельно срастается с проблемой художественной речи"1 Выражением новой взаимосвязи речи и сюжета становится их взаимопроникновение: незаменяемость, "единственность" фразы, ее неотделимость от сюжетных движений, оформляемых ею.
Но "срастание" проблем сюжета и проблем художественной речи имеет еще один аспект: оно должно быть исследовано с точки зрения соотношения "сюжет-система речевых форм выражения авторского сознания". Формы эти в- реалистической прозе XIX-XX вв. настолько усложняются и разветвляются, что смысл отношений между персонажами, действующими лицами зачастую невозможно понять без анализа отношений между ними и лицами повествующими, зримо или незримо присутствующими в художественном мире произведения. Эти отношения реализуются в структуре повествования, которое выступает в функции одновременно и речевой, и сюжетной, синтезируя, объемля сферы сюжета и художественной речи.
Обращаясь к этому вопросу, сюжетология вступает во взаимодействие с научным направлением, которое исследует проблему автора в художественном произведении2. (10)
* * *
Таким образом, многоаспектность сюжетологии определяется многообразием аналитических задач, возникающих при исследовании сюжета. Выделение того или иного аспекта исследования - это не более чем аналитический прием, но именно как аналитический прием оно и необходимо: при условии, что вычленение сопровождается сочленением, что анализом подготовляется синтез. Дифференцирование аспектов изучения сюжета - не самоцель, а средство; каждый из планов анализа в его взаимодействии с другими - необходимый этап процесса проникновения в глубину содержательного смысла сюжета.
Б. Ф. ЕГОРОВ, В. А. ЗАРЕЦКИИ,
Е. М. ГУШАНСКАЯ, Е. М. ТАБОРИССКАЯ,
А. М. ШТЕИНГОЛЬД
Сюжет и фабула
Литературоведение изучает сюжет и фабулу прежде всего по отношению к отдельному литературному произведению. В ходе анализа эти категории рассматриваются в следующих аспектах: в связи с событиями и обстоятельствами, составляющими жизненный материал произведения; с точки зрения процесса создания образов (учтем, что этот процесс не только реконструируется исследователем - значительнейшие его этапы запечатлены в завершенном произведении и с необходимостью отражаются в читательском восприятии); в связи с внутренним миром художественного произведения (в том смысле, как трактует это понятие Д. С. Лихачев1); с учетом конкретной специфики метода, жанра, системы образов.
Каждому из названных аспектов соответствует свой угол зрения на сюжет и фабулу. Переход от одного аспекта к другому неизбежно приводит к варьированию содержания, вкладываемого в эти понятия, и прежде всего, в содержание понятия "сюжет". В целях строгости и объективности анализа необходимо оговаривать избранный аспект исследования сюжета.
Различаются два подхода к категориям сюжета и фабулы:
1) инструментальный подход, - когда эти категории служат средством анализа художественного произведения; (11)
2) объектный подход, - когда сами эти категории непосредственно становятся предметом 'литературоведческого анализа.
Задача нашей работы требует объектного подхода, традиционно осуществляемого теорией литературы.
Актуальные направления в "объектном" изучении сюжета наиболее последовательно представлены трудами Б. В. Томашевского, Ю. М. Лотмана, В. В. Кожинова.
По Б. В. Томашевскому, "фабулой называется совокупность событий, связанных между собой, о которых сообщается в произведении. <...> Фабуле противостоит сюжет: те же события, но в их изложении, в том порядке, в каком они сообщены в произведении, в той связи, в какой даны в произведении сообщения о них..."2. Сюжет, таким образом, складывается из элементов - событий, организованных и взаимосвязанных последовательностью текста. В представлении Томашевского о сюжете есть два чрезвычайно ценных положения: во-первых, ученый выделяет сюжет как уровень текста; во-вторых, он указывает на конструктивную единицу этого уровня - событие. Однако в этой дефиниции не определены, объем и содержание понятия "событие" как единицы сюжета, а границы его не формализованы. Конкретные события в произведении становятся несоизмеримыми, и вычленение их в тексте зависит от субъективной точки зрения и интуиции анализирующего текст. В определении Томашевского нет. указания на соотношение протяженности сюжета и протяженности текста.
По Ю. М. Лотману, "выделение событий - дискретных единиц сюжета - и наделение их определенным смыслом, с одной стороны, а также определенной временной, причинно-следственной или какой-либо иной упорядоченностью, с другой, составляют сущность сюжета"3. В данном определении отражены три семиотических аспекта сюжета: выделение события - прагматика; наделение его смыслом - семантика; любого рода упорядоченность - синтактика. Как и Томашевский, Лотман не оговаривает совпадение или несовпадение протяженности текста и сюжета в произведении.
В. В. Кожинов рассматривает сюжет как действие произведения в его полноте: "Сюжет - это определенный пласт произведения, одна из его "оболочек" <...> Иначе говоря, сюжет выступает как "всё" в произведении только лишь при определен(12)ном разрезе этого произведения; при других разрезах оказывается, что "всё" в произведении - художественная речь или также "всё" - характеры и обстоятельства в их соотношении <...> Сюжет - живая последовательность всех многочисленных и многообразных действий, изображенных в произведении..."1.
Под фабулой В. В. Кожинов понимает "систему основных событий, которая может быть пересказана"2.
Существенными моментами дефиниции сюжета у Кожинова являются: указание на равенство протяженности сюжета и текста3 указание на сюжет как динамический срез (аспект) произведения.
Событие для Кожинова не является центральным конструктивным элементом сюжета, хотя исследователь оперирует этим понятием. Что же касается определения: "...литературное произведение ставит перед нами многочленную последовательность внешних и внутренних движений людей и вещей, более или менее длительный и сложный ряд жестов"4, то содержание понятий "движение", "жест" в нем оказывается весьма нечетким и трудноуловимым. В дефиниции Кожинова не оговорено различие между сюжетом и композицией (последняя, как и сюжет, - категория, равнопротяженная тексту).
