На страницу упала тень.

Люси заметила возле своего стула пару грубых башмаков. Девушка питала слабость к мужским ботинкам, особенно к башмакам, единственному виду обуви, который, насколько она помнила, носил ее отец. Эти были изношенные, на резиновой подошве, а вид их потрепанных носов пробудил в Люси дрожь желания.

– Можно к вам присоединиться? – глухо прозвучал над ее головой незнакомый голос. – Я не опасен, не бойтесь.

Перед ней легла на стол визитная карточка. Она гласила: «Дино Фаббиани, фотожурналист, журнал «Европеец»».

– Я здесь по заданию журнала. – Мужчина улыбнулся. Он говорил по-английски с легким, музыкальным акцентом. – Всегда приятно видеть американцев, приезжающих сюда на регату.

– Я из Канады. – Люси и сама удивилась, насколько безжизненно звучал ее голос.

Его худое тело скользнуло на стул рядом с ней.

– Ну, все равно – Северная Америка. А знаете, у вас очень необычный голос. – Он приподнял голову, как будто прислушиваясь к звукам какой-то отдаленной мелодии.

– Как это будет по-английски? Прекрасный, нежный голос моей леди?…

Люси почувствовала, как розовеют ее щеки. Ее всегда очень раздражало, что она так легко краснеет; люди вечно пытались уличить ее во лжи. Еще ребенком Люси поняла, что спасения от этого для людей с бледной кожей нет; чем больше ты борешься, тем полновеснее, красноречивее будет румянец. Фотограф указал на манускрипт.

– Это ваше?

– Это принадлежит моей родственнице… она странствовала с Казановой.

Зачем она с ходу выболтала все подробности? Девчоночье желание понравиться? Люси осторожно убрала путевой журнал на колени, нечего его рассматривать.

Фотограф прикрыл глаза, важно кивнув головой.

– Это замечательно. Вы далее не представляете, насколько это замечательно. – Он снова открыл глаза, выражение его лица было одновременно добродушным и каким-то тревожным. – Я восхищаюсь Казановой. Вы знаете, как он выбрался из тюрьмы Герцогского дворца? Современные гиды утверждают, что ему позволили бежать, вы представляете? Якобы он был шпионом Венецианской республики.

– Это не может быть правдой. Счет за починку разрушений, которые он причинил крыше Герцогского дворца во время побега, найден в венецианских архивах.

– Так вам известна история Казановы? Не хотите взглянуть на саму тюремную камеру? У меня есть друг, который может показать нам ее вечером – после закрытия.

Через канал по мосту устало и медленно шла крупная женщина в мягкой фетровой шляпе. Люси легонько помахала Ли рукой.

– У меня здесь назначена встреча, – сказала она.

– Тогда завтра. Приходите на площадь Святого Марка. В час дня. Рядом с кафе с самым шумным оркестром. – Фотограф встал и поклонился, черный пиджак и джинсы подчеркивали его стройность, и Люси даже подумала, что сейчас он должен звонко щелкнуть каблуками, как заправский танцор. Затем молодой человек пошел обратно к своему столику, который находился снаружи. Неожиданно он остановился и робко улыбнулся своей новой знакомой, словно бы опасаясь, что она разочарует его.

– Посмотрим, – сказала Люси, согласно кивая.

Обед не удался. После первой перемены блюд вид у Ли Пронски был расстроенный и мрачный, а Люси не представляла, о чем ей говорить с ученой любовницей матери. Эта женщина не сняла свою залихватскую шляпу даже за столом, и ее красивый римский нос и широкий рот с загнутыми книзу уголками губ прятались в тени широких полей.

– Это твой друг? По крайней мере, он, похоже, так думает. – Ли кивнула в сторону Дино Фаббиани, стоявшего у двери в ресторан. Он помахал им рукой, прежде чем развернуться и уйти. Чувствуя, что говорит неубедительно и сбивчиво, Люси объяснила, что это фотограф, с которым она познакомилась на motoscafo.

– Если тебя интересует мое мнение, то он выглядит как представитель того сорта местных, что кормятся за счет иностранных туристок.

– А может быть, это они кормятся за его счет? – предположила Люси шепотом.

– Говори громче, Люси. Я тебя не слышу.

– Я просто высказала предположение: что если некоторые из этих туристок действительно ищут любви?

– Ах, любви. – Ли мрачно уставилась на нее. – После смерти твоей матери из меня как будто все силы вытекли. Не хочу лезть не в свое дело, хотя, насколько я помню, Китти часто волновалась, что у тебя совершенно нет опыта по части любовных отношений. Она хотела, чтобы ты была более открытой, не так ли? Ну, разумеется, столь общительная женщина, как Китти, никогда не понимала интровертов.

Щеки Люси покраснели, она подумала, что ослышалась, но Ли уже сменила тему, приступив к обсуждению Венеции и их отеля. Ее глаза посветлели, когда им принесли десерт: яблоки, запеченные в тесте с жареным миндалем, для Люси и тирамису для Ли.

– Ну что ж, перейдем к делу? – спросила Ли, покончив с едой. Под смиренным взглядом Люси она принялась рыться в своей объемистой сумке и вынула сверток бумаг, включающий карту Греции и большой буклет, который она передала девушке.

– Tы это видела?

Люси отрицательно покачала головой. Это оказался «Вестник Ассоциации канадских археологов». На первой странице была статья, посвященная мемориальной службе по ее матери, проведенной на Крите.

– Неплохо написано, правда? – спросила Ли.

– Да.

– Когда я думаю, как некоторые из коллег твоей матери пытались втоптать ее в грязь… Мне кажется, нам следует радоваться, что они признали ее хотя бы сейчас.

Со вздохом Ли развернула карту Греции.

– Мы встретимся с группой в Афинах, – сказала она, указывая на карту, – и мне следует утрясти некоторые вопросы с консульством. Это из-за противоречий касательно минойских жертвоприношений – одна из тем твоей матери. Я уверена, тебе известно об этом.

– Не совсем.

– Громче, Люси. Что ты там бормочешь себе под нос?

– Я тебя внимательно слушаю.

– Спасибо. Затем мы проведем шесть дней с Кристин в Гераклионе. – Ли показала на карте: это местечко с непроизносимым названием находилось где-то на севере Крита.

– Мама погибла здесь?

– Нет, в Заросе.

– Надеюсь, мы посетим Зарос?

– Ну, мы увидим то, что запланировала для нас Кристин. Не возражаешь, если я доем? – спросила Ли, указывая на нетронутый десерт Люси. Та старалась, как могла, справиться с заказанной порцией ризотто, но яблоки были слишком сытные, даже для тех, кто мог есть все, что вздумается, и при этом не думать о полноте. Девушка передала десерт Ли и тщательно попыталась скрыть свое удивление по поводу того, как быстро та с ним расправилась. Поскольку речь о том, что думала Китти о Люси или о службе на Крите, больше не заходила, то дальнейшую беседу стало чрезвычайно трудно поддерживать. Девушку очень расстроило, что мать обсуждала ее недостатки с Ли.