— Машенька!.. – только и сумел произнести, онемев от нахлынувшего восторга.

— Арсюш, пожалуйста, не ходи по краю, не пугай меня.

— Да это я так, – смущенно пролепетал я, – экспериментирую насчет страха высоты. А ты‑то, ты‑то как Маша?

— Как видишь, примчалась навестить тебя… Конечно, Маринку и папу.

— Ты надолго? Мы успеем погулять вместе, сходить куда‑нибудь?

— Нет, Арсюш, я туда и обратно. Но ты не грусти, я ведь всегда рядом с тобой, как и ты рядом со мной. Не забыл еще?

— Нет, что ты, – опять смутился я. А ведь и вправду забыл. В последние дни, наполненные печальными событиями и даже потерями, я о Маше почти и не вспоминал.

— Вот поэтому я и заглянула к тебе, чтобы напомнить, – будто услышав мои мысли, сказала Маша. – Ты, пожалуйста, не бросай Надю.

— Она сама меня бросила.

— А ты верни. У нее кроме тебя никого нет. Пожалей ее. Она тебя любит. Просто, оступилась. Это бывает…

— Конечно, Маша. Вот чуть отлежится, успокоится, тогда…

— Ну ладно, Арсюш, не грусти. Мне пора.

Маша вспорхнула с парапета, мелькнуло белое платье и ее невесомая фигурка растаяла в темноте ночи. Кошка, все время наблюдавшая за моей таинственной собеседницей, посмотрела напоследок вверх, потом на меня и обратно опустила мордочку на свои лапки.

Следующим вечером после работы я постучал в дверь квартиры Невойс. Надя чуть приоткрыла дверь, не сняв цепочки, и сказала:

— Пожалуйста, Арсений, не приходи ко мне. Я не достойна тебя.

— Надюш, брось ты выдумывать, – сказал я мягко, – возвращайся, я тебя давно простил. Ты мне нужна!

— Нет, Арсений. Не надо, прости…

Дверь закрылась, раздались уходящие шлепки тапок и настала тишина. Что делать?..

Брошенные

По дороге разочарований

Снова очарованный пойду.

Разум полон светлых ожиданий,

Сердце чует новую беду.

(«По Дороге Разочарований» группа «Воскресение»)

На душе стало пусто и вовсе невесело, я вышел во двор, ноги сами вынесли меня на проспект, и зашагал я вниз по направлению к реке.

Внезапный дождь загнал меня в кафе, я сел за столик и заказал кофе. Досада и раздражение не оставляли меня: дождь прервал хождение по каменистому дну моей затяжной муки, именно в тот миг озарения, когда ко мне из путаных лабиринтов памяти пришли очень важные слова.

Такое иногда случается: в толпе суетливых прохожих, бегущих по берегу автомобильной реки, бредешь поближе к домам и невольно скользишь по витринам невидящим взглядом, вдруг наступает минута тишины, мельтешение замирает, а из наслоения лиловых туч солнечный луч выплёскивает на город малиновый свет. В такой миг открывается нечто такое!..

Что же это было? Да, да, «Морозко», чудесный старый фильм–сказка… Старичок–боровичок что‑то говорит добру молодцу Ивану, которого он заколдовал в медведя. А на скале выбита поучительная надпись: «Не был бы ты невежей, не ходил бы с мордой медвежьей!» Нет, не то… Что‑то было еще, чуть позже! Оборотень–экс–Иван бродит по лесу и обращается к людям с криком: «Какое вам доброе дело сделать?» – а люди в панике бросаются врассыпную.

Да вот же оно: нужно сделать доброе дело! Это же так просто!

Я сразу успокоился и в ожидании официантки огляделся. В этом заведении сохранился традиционный стиль: дубовые панели, зеркала, на каждом столике уютная лампа, льющая мягкий рассеянный свет. Густой запах свежесмолотого кофе и ванили, казалось, навеки впитался в старинное дерево стен. Приглушенная мелодия витала под самым потолком, гладила сгустками звуковых волн, как влажными ладонями, головы посетителей, стекала по стенам и обнимала покоем.

Может быть поэтому, диссонансом внутренней атмосфере уюта выглядела эта девушка напротив. Её хорошенькая головка на тонкой длинной шее с каждым аккордом тягучей мелодии опускалась ниже и ниже, пока лоб не коснулся поверхности столешницы. Словно эту хрупкую девушку сковала боль в животе или в сердце… Я подхватил чашку с кофе и подсел за её стол, рискуя быть изгнанным за вторжение на частную территорию. Но девушка не отпрянула от наглеца, внезапно проникшего в зону личного одиночества, она взглянула мне прямо в глаза, но будто сквозь прозрачное стекло.

— Простите, мне показалось, вы нуждаетесь в помощи, – прошептал я. – Что с вами?

— А? – отозвалась она, словно очнувшись ото сна. – Меня, кажется, бросили… У меня нет денег даже оплатить заказ.

Я открыл кожаную папочку со счетом, лежавшую у тонкой загорелой руки, вложил туда деньги.

— Ну вот, часть проблемы решена. А сейчас, наверное, вас нужно отвезти домой?

— В том‑то и дело, что у меня теперь и дома нет. – Голова девушки снова медленно опустилась. – Как брошенная хозяином кошка, – выдохнула она.

— У меня есть свободная комната с диваном. Можете занять её на пару дней. …Пока не найдётесь.

— Я вам очень благодарна, – едва слышно произнесла она, с трудом выплывая из омута бессилия.

Предоставив девушке предплечье, на котором она повисла, как усталый ребенок, я с некоторым сожалением покинул уютное старое кафе с недопитым кофе на брошенном столике. На мокрой, по–прежнему шумной улице поймал такси, усадил попутчицу рядом с собой на заднем сиденье. Она прижалась ко мне и положила невесомую головку на моё плечо. Пока мы ехали, она, кажется, дремала.

Дома я показал девушке комнату с диваном. Пока она принимала душ, я пожарил яичницу и заварил чай. Девушка вышла из ванной посвежевшей, без грима, утопая в мужском махровом халате, села за стол и подняла на меня глаза. У меня появилась возможность впервые рассмотреть её. Моя прекрасная незнакомка обладала не просто гармоничными чертами лица, но еще и обаянием, грацией и добротой. Это была женщина до мозга костей. Хоть с опозданием, но мы всё же познакомились. Имя её оказалось вполне соответствующим: Яна, в самом звучании которого слышались вопрос, просьба и предложение.

Она рассказала о своей несчастной любви, о том, как ее постоянно «забывают», бросают, не обращают на нее внимания. Избранник Яне достался очень занятой, рассеянный человек. Нет, он вообще‑то добрый, любит ее и подарки дарит, только почему‑то иногда бросает. Нет, обычно он возвращается, просит прощения, что‑то опять дарит и опять бросает. Такой вот он, рассеянный деловой человек. Делал ли он предложение? Дважды, только на следующий день все забывал. Родители? Они далеко, в другом городе. Да и не хочется их расстраивать, они с самого начала были против этого парня, он им не понравился. У них на примете есть свой кандидат в женихи, да только Яне тот не нравится, скучный какой‑то, скупой и… ее не любит, просто «запал» на ее красоту. Что делать, Арсений?

— Для начала, успокойся, поешь, отдохни. От меня тут недавно жена сбежала. Тоже, наверное, я ей показался слишком занятым и не очень романтичным. Так что комната свободна. Живи пока, а потом все само собой исправится.

— Спасибо большое. Только мне так стыдно вас обременять. Вам и самому нелегко.

— А может, это и к лучшему. Как там в песне «Цветочной» поется: «вдвоем вдвойне веселей». Ты, Яночка, самое главное, не переживай, все будет хорошо. Просто живи и радуйся.

Далеко заполночь, пожелав девушке спокойной ночи, я встал на молитву и долго взывал к Господу о помиловании и вразумлении Яны, жениха её, моей Надежды и всех–всех… Как всегда после хорошей молитвы, почувствовал усталость и тихую радость – такой сложносплетенный знак свыше – дополз до кровати и сразу отключился. Во сне мне явилась Маша и погрозила пальчиком, потом Надя – в слезах, а напоследок Яна в платье невесты протягивала ко мне руки и звала к себе.

Утром я проснулся… в объятиях Яны. Она обнимала меня загорелыми руками и прижималась всем телом. Я резко поднялся и удивленно спросил:

— Яна, что ты тут делаешь?

— Мне ночью не спалось, и я пришла к тебе. Ты же сам сказал, что вдвоем веселей.