И, отбросив все сомненья, Дети приняли решенье: Чтобы целей всех добиться, Ехать в Красную столицу. Как те же ребята страдали и бились, а цели своей добились Сели дети на дрезину И огромную корзину Положили поперек. А в корзине той припасы: Масло, яйца, сыр, колбасы И огромнейший пирог. И тяжелая дрезина, Без воды и без бензина, Только силой рычага. Сорвалась и побежала Прочь от темного вокзала, От родного очага. В дальний путь глядели дети. Где змеились в лунном свете Две стальные полосы, И где лес стоял печальный, Зачарованный, хрустальный От серебряной росы. Дети радостно кричали, И колеса грохотали, Словно гром в ночной тиши. Лесом, ветром и свободой. И чудесною погодой Наслаждались малыши! Коля был за машиниста, Свое дело делал чисто — Тверд, упорен, словно врос. Ваня с Лизою гудели, Завывали и свистели — Настоящий паровоз!  Таня ведала снабженьем, Иль точнее — угощеньем. Так всерьёз, не для игры, Каждый нес свою заботу, Каждый знал свою работу В общем деле детворы. Долго так при лунном свете Путешествовали дети Сквозь дремучие леса, А пред ними вдаль бежала, Без конца и без начала, Та-ж стальная полоса. Запасайтеся терпеньем, Силой, волей и уменьем, Дорогие малыши! Далеко еще до цели, Еще многие недели Выбираться из глуши! До Москвы курьерский мчится Дни и ночи, словно птица, С буйным ветром наравне. Вы-ж из этой страшной дали Верст пятнадцать проскакали На железном скакуне. Не видать Москвы вам Красной, И стальной рычаг напрасно Водит Колина рука, И напрасно Лиза с Ваней Подражают завыванью Паровозного гудка. Вот луну застлали тучи, Заблистал огонь летучий, Громовой прошел раскат, Хлынул дождь из черной бездны На леса, на путь железный, На испуганных ребят.  Дождь хлестал и бил нещадно, Он извел ребят изрядно Ни размяться, ни "вздохнуть. Ночь черна — и глаз не надо! И ребята уж не рады, Что пустились в дальний путь. И завыли ребятишки: «Верно здесь нам будет крышка, «Мы попались, как в капкан!» Только Коля не смутился, Подобрался, подвинтился, Словно в бурю капитан. Перед ним во тьме горела, Ободряя дух и тело, Пионерская заря. И без страха и сомненья Коля знал одно стремленье — Стать достойным Октября! Вдруг рычаг затормозился, И как Коля с ним ни бился, Не давался нипочем. Коле скоро стало ясно, Что труды его напрасны, И не взять ему под‘ем. Тут ребята повскакали, И забыв свои печали, Навалились на рычаг, Ибо знали, что вернуться Без устава, без инструкций, Им нельзя теперь никак. Вот под‘ем и одолели, И стрелою полетели Под открывшийся уклон. Ух, как замерли сердца! Так лететь-бы до конца Весь огромный перегон!  Вдруг во тьме, из черной ночи Засверкали чьи-то очи, Полотно гудит, дрожит — Зверь какой здесь, что-ли, бродит И во тьме очами водит, И добычу сторожит? Тут и Коля испугался, Он тотчас-же догадался, Что все рос, и рос, и рос, И лавиною катился, Смертью, ужасом грозился Их знакомец — паровоз! Паровоз летит, не слышит, Что ребята еле дышат, Он летит и говорит: «Я лечу, лечу навстречу, «Все, что встречу — изувечу, «Чу-чу, чу-чу, чу-чу, чу». Коля тут не взвидел свету, Он огромную газету Из кармана достает, Тормозит в ходу дрезину, И, нагнувшись, из корзины Спички Танины берет. Кстати дождь утих немного, И в смятеньи и тревоге Он зажег газетный лист, — Чтоб огонь пылал и светил, Чтоб в ночи его приметил Паровозный машинист! Машинист увидел — браво! И ликует вся орава, Спасены! спасены! Запоздай одно мгновенье — Неминуемо крушенье! Спасены! спасены! Паровоз, пыхтя от злости, Что целы ребячьи кости. Выпускает белый пар. И ребят берет до сроку, Под надзор и под опеку, Сердобольный кочегар. |
