Ровена. Самая верная подруга. Они настолько близки, насколько могут быть лишь две очень деловые женщины в музыкальной индустрии. Барбара в ужасе от случившегося с Ровеной. И все из-за этого дурака — наркомана Джейка Уильямса. Она очень переживала, когда Ровена пряталась от всех и ни одной душе не дала своего номера в Лос-Анджелесе. Но она ее понимала. Если бы кто-то отобрал у нее самой главное в жизни, если бы вдруг «Атомик масс» завтра рассыпался…

Барбара вздрогнула. Об этом страшно подумать.

Она знала, что это такое — быть женщиной в бизнесе. Ты идешь на жертвы, и если тебе везет, испытываешь радость. Для них с Ровеной работать и жить — одно и то же.

Ровена всегда любила этот бизнес. «А я полюбила его, — думала Барбара, паркуясь во дворике перед отелем, — но у меня, по крайней мере, есть хотя бы любовь…»

Она встретилась с Джейком Барбером за неделю до выпуска «Зенита». Это была любовь если не с первого, то с третьего взгляда уж точно. Джейк работал в независимой фирме, которая тоже занималась дисками, и они поженились через пять недель, зарегистрировались в Челси в Лондоне в окружении друзей, которые, правда, предупреждали: это ненадолго. Через неделю исполнится полтора года со дня их свадьбы.

Ровена, с другой стороны…

Барбара вышла из машины, ее легкое платье от Армани трепетало на теплом ветерке. Она вошла в отель. Служащий кивнул ей и сообщил: мистер Кребс ждет.

На первый взгляд все прекрасно. Дикий успех «Мое сердце принадлежит Далласу» открыл дорогу Ровене, она теперь сама себе хозяйка, и опрометчивые замечания с какой-либо стороны тонули в тяжелом звоне монет. Даже «Ванити фэр» сделал о ней очерк — «Подъем, падение, снова подъем хит-женщины». А потом, в день тридцатилетия Ровены, объявление о помолвке с Джоном Питером Меткалфом-третьим, блестящим президентом студии «Метрополис». На фотографии, сделанной на приеме, посвященном очередной мелодраме «Метрополиса» — «Стивен», они выглядели богатыми, обладающими властью, славой, красотой…

И однако, и однако…

Она громко постучала в номер Кребса и вошла.

— Барбара, прекрасно выглядишь! — сказал он, приветствуя Линкольн.

— Ты тоже, — ответила она.

Кребс одет как обычно — в майке и джинсах, и как всегда — потрясающий. Мускулистое тело, упругий плоский живот. Шевелюра жестких волос создавала ауру ума и силы.

Он, конечно, не в моем вкусе, но я понимаю, что она нашла в нем.

— О, мне приходится для этого здорово трудиться. А как Джейк?

— Прекрасно. А Дебби и мальчики?

— Отлично, — сказал Майкл.

Всякий раз, когда они обменивались приветствиями, возникало напряжение. Кребс не знал, рассказывала ли Ровена Барбаре об их связи, и сомнение повисало в воздухе…

С тех пор как Ровена улетела из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, напряжение стало еще острее. Они как бы заключили негласную сделку — ее имя упоминать как можно реже. И только по делу. После того как с помощью «Каухайд» Ровене Гордон удалось вернуться в музыкальный бизнес, она восстановила отношения с Барбарой, с группой, со всеми друзьями, кроме Майкла.

В интервью и по телевидению она постоянно называла его гением, своим наставником, шестым членом «Атомик масс», давая совершенно ясно понять: она большая поклонница Майкла Кребса — профессионала и человека.

И никогда не звонила.

Ну что ж, размышляла Барбара, если она права, что-то должно измениться.

— Майкл, когда ты в последний раз говорил с Джошуа Оберманом? — спросила она, садясь и закуривая «Сент-Морис».

— С месяц назад. А что?

— Он упоминал о Ровене Гордон?

Кребс слегка напрягся:

— Нет. По-моему, нет.

— О'кей, — сказала Барбара, глубоко и с удовольствием затягиваясь. — Я собираюсь тебе кое-что сообщить, но совершенно конфиденциально.

— Договорились, — сказал он, наблюдая за ней, сощурившись.

— Джош позвонил мне вчера вечером во Флоренцию. Он попросил Ровену встретиться с ним сегодня на ленче в отеле «Риджент», в Нью-Йорке, он собирается предложить ей новую должность в «Мьюзика». Изменился состав правления, и теперь Оберман контролирует абсолютное большинство.

Майкл откинулся в кресле.

— А какой пост конкретно?

— Президент «Мьюзика уорлдвайд энтертейнмент». Ровена будет подотчетна только ему, но Джош в общем-то уже намерен устраниться от активной деятельности.

— Ничего себе, — тихо проговорил Кребс.

— Мы не знаем, согласится ли она. Ведь это значит бросить «Каухайд», собственность.

Кребс покачал головой.

— Она согласится, — сказал он.

И что-то промелькнуло в его темных глазах, но что именно — Барбара не смогла понять.

— Может быть. Но это не все. Одна из причин, почему Оберман хочет передать Ровене Гордон компанию сейчас, он думает, через год уже не будет такой возможности.

— А что может случиться?

— Он думает, на «Мьюзика энтертейнмент» хотят совершить покушение.

— Кто же? — спросил Кребс. — «Мьюзика» — большая компания, у нас есть возможность привлечь лучшие инвестиционные банки мира, так кто же может попытаться поглотить «Мьюзика»?

— «Меншн индастриз», — ответила Барбара.

Ровена подалась вперед, пытаясь переварить только что услышанное. Она старалась не выказать удивления. Оберман выбрал столик в центре зала, на самом видном месте. Оба — и старый опытный воин, и его молодая протеже-предпринимательница — предстали перед глазами всей деловой элиты Манхэттена. Ровена понимала: за ними пристально наблюдают.

— Дайте-ка мне сформулировать, — сказала она. — Во-первых, несмотря на то, что компания меня уволила самым оскорбительным образом, вы хотите сделать меня президентом.

— Я говорил с адвокатами. Ты не была признана виновной в каком-нибудь проступке. Даже если у «Вестсайда» есть пленка, она еще не доказывает идентичности твоих слов и поступков. Мало ли кто что говорит… Просто ты таким образом пыталась отговорить Джейка, и если музыкальная индустрия думает, что за всем этим кроется что-то таинственное, — ну и пускай. Да, у нас есть тайны, я, например, никому ничего не рассказываю о себе.

— Во-вторых, вы полагаете, я должна бросить «Каухайд». А ведь фирма преуспевает, Джош. И я лично ею владею. Это моя собственность.

— Ну так продай. Сразу разбогатеешь. Будешь первой женщиной — президентом такой крупной компании, первой в истории, разве не это всегда было целью твоей жизни, черт побери, Гордон!

— В-третьих, если я правильно понимаю ваши слова, у меня будет работа всего на несколько месяцев, потому что «Меншн индастриз» собирается проглотить нас и всех оставить без дела.

Джошуа Оберман пристально смотрел на нее водянистыми глазами.

— Слушай, принцесса, — сказал он, — я начал работать на «Мьюзика», когда твоя мать еще ходила пешком под стол. После смерти жены это стало делом всей моей жизни. Я работал здесь, когда раскручивался «Роллинг стоунз», когда возник «Лед Зеппелин», я присутствовал при рождении и развитии «Металлики». При мне запустилась «Атомик масс». Сейчас правление компании — большей частью общественная организация, у нас стало гораздо больше денег, но меньше контроля.

Он помолчал, покачав головой.

— Ну и, наконец, я стал председателем. Я стою над всеми, но видишь, как долго пришлось шагать к вершине. Еще в прошлом году я не смог помешать уволить тебя, а сейчас полностью контролирую дела. И я не собираюсь отдать «Мьюзика» без борьбы.

Оберман взял салфетку и, прижав к губам, откашлялся.

— Я не дурак, Гордон, и очень хорошо знаю — мы не в силах противостоять «Меншн индастриз». Но я знаю также, что ты — лучше любого другого на этом месте. Вот почему ты должна принять предложение.

— Вы меня спрашиваете или приказываете?

— Я приказываю тебе.

Она кивнула, ее густые светлые волосы блестели в утреннем свете.

— Хорошо, Джош, но я ничего не обещаю.

Старик слегка улыбнулся.

— Признайся, Ровена, ты ведь, черт побери, ужасно скучала. Ты хочешь вернуться ко всем — работать с Барбарой и с мальчиками, — добавил он. Потом хитро улыбнулся: — И с Майклом Кребсом.