Но зато никто не запрещает нам завести несколько подобных фондовпустышек, полностью публичных и “прозрачных” и поделиться с ними прибылью – вот в них пусть вкладываются биржевые спекулянты всех мастей.
Quantum, Madoff Investment Securities LLC, сотни других аферистов – всех героев котировок и валютных интервенций мы будем рады принять в свои объятия! Их раздутые капиталы очень нам пригодятся. Снайл согласился со мной и отбыл в Чикаго и НьюЙорк учреждать еще десяток деньгососных организаций.
Нефть болталась гдето у нижней границы ценового диапазона, золото тоже упало с казавшихся уже недостижимыми 850 долларов к 350 и в ближайшие десятьпятнадцать лет упадет еще ниже – на сотню баксов. Все тихо, прогнозируемо, спокойно.
Вскоре должен был появиться Рони Маккой, завершивший слияние наших банков в Кливленде и желающий прикупить еще несколько подобных небольших заведений. Я хотел ему предложить Barings Bank – тот самый, бывший некогда конкурентам семейке Ротшильдов, а ныне, хоть и всемирно известный, но влачащий жалкое существование. И господин Ник Лисон, который убьет этот банк через семь лет, уже приступил к работе в нем. Отдавать за 1 фунт голландской ING в 95 году столь вкусный банк, славный едва ли не трехвековой историей, я не собирался. А Лисону найдется работа и у J. P. Morgan – там самое ему место. Пусть разоряет этот замечательный банк. От Моргана не убудет!
Никогда радость не бывает полной и я уже привык к тому, что если все идет хорошо – готовься к удару.
Линда позвонила по интеркому перед самым обедом, когда я уже размышлял о том, какому блюду сегодня украсить мой стол, и сказала:
– Сардж, здесь какойто господин. Итальянец. Он желает встретиться с тобой и Заком.
Я не ждал никаких итальянцев и в каждом из них подозревал тайного мафиози, поэтому мое хорошее настроение как ветром сдуло:
– Кто он, Линда?
Послышался ее вопрос, заданный посетителю, его неразборчивое бормотание и удивленные возгласы когото из девчонок.
– Их двое. Стэнли Гернсбек. Из ФБР. И с ним этот итальянец. Полицейский из Вероны, – ее голос дрогнул, потому что она вспомнила про наш “веронский банк” и историю с “похищением” Майцева. – Наверное, он хочет прояснить детали киднепинга, Сардж. Никколо Паццони. Так он представился.
Онато принимала все это действо за правду. А мы доигрались…
Фамилия Гернсбек была мне смутно знакома. Не самая распространенная, но я точно ее гдето слышал.
– Пусть войдет, – разрешил я. – И Алекса позови тоже. И еще когонибудь со второго этажа.
На втором этаже Снайл разместил адвокатское бюро и велел мне разговаривать с официалами и всякими другими “умниками” только в присутствии когонибудь из этой сильно профессиональной братии.
Человек из ФБР был похож на сушеную рыбу – тощий, сморщенный и весь какойто несчастный. И посмотрев на его лицо, я понял. Литературная премия “Хьюго”! Наверняка она была названа в честь его родственника Хьюго Гернсбека – такой же длинный мясистый нос выдавал фамильную принадлежность.
Итальянец оказался седоватым сеньором в дешевом, но опрятном костюме. Больше ничего примечательного, за исключением очень строгого и пронзительного взгляда, я в его облике не обнаружил.
– Здравствуйте, мистер Саура, – первым поздоровался американец и мельком показал мне свой жетон.
Всегда умиляло американское доверие своим полицейским, особенно в боевиках, которых насмотрелся я за несколько лет изрядно. Махнет агент жестянкой – и нате вам, преступники колются один за другим без всяких дополнительных усилий с его стороны.
На меня его значок не произвел впечатления. Таких можно было наделать в ближайшей автомастерской десятки по три доллара за штуку. Вместе с орлом и полировкой и с уникальным номером на каждом.
– Бонджорно, сеньор, – вслед за ним кивнул и итальянец. Его голос оказался неожиданно высоким.
– Чем обязан? – я и на родине не очень любил представителей законности, а уж местные и подавно казались мне сплошь кровожадными упырями, явившимися вкусить моей крови. Но на лице держал дежурную гримасу нетерпения и легкой заинтересованности их визитом. – Присаживайтесь, сейчас подойдут мой адвокат и личный агент. Если курите, можете курить.
И я попросил Линду, мелькнувшую в проеме все еще открытой двери, принести пепельницу.
– Спасибо, мистер Саура, – поблагодарил вислоносый Гернсбек и достал из внутреннего кармана пиджака пачку Lucky Strike.
Пыхнув дымом, он уселся за мой стол:
– Мистер Саура, мой коллега вчера прибыл из Италии, чтобы поговорить с вами и вашим компаньоном… Мистером… ээ… Память ни к черту.
Я молчал. Как говорил наш сосед, вечный враг бабки Вали – непутевый Степка: “Чем меньше языком треплешь, тем короче срок. Быстрое признание удлиняет наказание”. Не думаю, что изза разницы в континентальной принадлежности местные блюстители правопорядка в этом чемто отличаются от наших доморощенных Пинкертонов.
Гернсбек, не дождавшись от меня уточнения, достал из внутреннего кармана сначала очки, потом записную книжку, примостил оптику на свой выдающийся нос, и прочел гдето в середине книжки, на постоянно выпадающем из переплета листке:
– Мистер… Закария Майнце. Так ведь зовут вашего партнера?
Дверь открылась и вошли Вязовски и едва знакомый мне адвокат Милтон. То ли Джон, то ли Джим – я все время путался.
– Этим господам обязательно присутствовать на нашей беседе? – Гернсбек сложил очки и отправил их в недра своего костюма.
– Мистер Гернсбек, я совершенно не надеюсь на свою память, – я старался улыбаться дружелюбно, – все забываю. Такая беда. Поэтому эти господа помогут мне запомнить нашу беседу. Только и всего.
– Как пожелаете. Вы на своей территории и в своем праве.
Милтон с Алексом разместились на креслах у журнального столика – там, где мы с Захаром обычно дегустировали спиртное.
– Это все? – посмотрев на них, осведомился агент Гернсбек. – А где мистер Майнце?
– Зака сейчас нет, он гдето в Европе. Итак, мистер Гернсбек, сеньор Паццони, что вы хотели узнать?
– Как я уже говорил, мой коллега прибыл из Италии. Комиссар полиции, если вам это о чемнибудь говорит. Он не очень хорошо владеет английским, даже, если это останется между нами, скажем точнее – едваедва можно понять, о чем он говорит, если вдруг ему захочется заговорить самому. Но зато он может разобрать довольно беглый разговор на английском. Такое бывает с людьми – язык знают, а говорить не могут. Наверное, дело в языковой практике.
– Должно быть, важная птица этот комиссар полиции? Как Коррадо Катани? Мафиянаркотикиконтрабанда бриллиантов? Должен вас разочаровать, мистер Гернсбек. Ничего этого у нас нет. Наверное, вам стоит объяснить вашему коллеге, что Аль Капоне уже сорок лет как умер. Да и жил он в последние годы гдето во Флориде, кажется?
– У вас слишком острый язык, мистер Саура. Не знаю, кто такой мистер Катани, но нет, перечисленные вами товары не интересуют комиссара. А вот взрыв в Hotel Porta Palio, что в Вероне, очень моего коллегу интересует.
– Итальянская полиция во всех взрывах на территории своей страны подозревает американских бизнесменов? – я впервые услышал голос Милтона.
– Это…, ФБРовец уставился на меня.
– Это мой адвокат – мистер Милтон.
– Нет, мистер Милтон, – развернулся к нему Гернсбек, – ни о каких подозрениях пока речи не идет. Все дело в том, что погибли два постояльца итальянского отеля. Как раз в их номерах и рвануло. Разумеется, сеньор Паццони первым делом установил личности погибших. И они оказались американцами, приехавшими в Верону на машине, взятой напрокат в миланском филиале Sixt. Мистеры Деннис Блэк и Уильям Донован. Вам о чемто говорят их имена?
– Разве не “Красные бригады” взяли на себя ответственность за тот взрыв? – вяло поинтересовался Вязовски.
– Такой звонок был, – согласился Гернбек. – Только сеньор Паццони не очень в этот звонок верит. Гораздо больше этот случай напоминает разборки между наркобаронами. Таких полно и в Италии, но там это решается, чаще всего, простым выстрелом в голову с проезжающего мимо мотоцикла – тихо, чисто, без ужасающих подробностей. И всем все сразу понятно. А вот так – с выгоревшими номерами в отеле, с кишками на стенах, с толпой зевак и срочными выпусками новостей на региональном тиви – так поступают только американские бандиты.
