— …Частенько, друзья мои, преподанные нам дарования, способности, унаследованные от благородных пращуров, ограничивают наши желания и предпочтения. Однако и однако ничего не воспрещают.
В таком же тождестве нам даны конфессиональные свободы совести и воли избирать и применять сокровенные силы и знания…
"Ага! Пал Семеныч во всю пользуется подходящим случаем помочь несчастному неофиту сделать кое-какой выбор между хреном и редькой, хвостом и гривой, Сциллой и Харибдой, гробом и саваном…
Ну так что ж? Я не против, ежели для пользы дела…
В этом римском ресторанчике очень даже подходяще. Тихо, уютно, благостно, словно в убежище. Ни людей, ни музыки, и халдеи не достают…"
— …Недостатки всего и вся не компенсируются достоинствами, но являются их непосредственным продолжением в обратной связи причин и следствий. "Философия нищеты" становится "Нищетой философии", хотя оба этих тщетных, материалистических в своей основе, опуса не выдерживают мало-мальски серьезной подлинно идеалистической критики.
Так, идейное христианство далеко не есть религия нищих и убогих, голодных и рабов, о чем нам веками талдычат псевдофилософы-материалисты и квазитеологи-рационалисты. Иначе же в рационалистическом и монистическом понимании свершившейся истории христианской доктрине никогда было бы не суждено выйти за узкие рамки люмпен-пролетарской еврейской секты.
При эдаком подходе никоим образом и подобием христианство не могло трансформироваться в экуменическую веру народов, богатых духовной силой и материальным благоденствием. Сиречь, стать глубинным мировоззрением цивилизованных сословий, по праву владеющих и распоряжающихся сим шаром земным.
Скажем больше, с благоволения Господня христианское вероисповедание есть миродержавная религия аристократов духа и плоти.
Cujus regio, ejus religio. Чье царство, тому и принадлежит вера, гласит кардинальный принцип Аугсбургского мира, подписанного протестантскими князьями и германским императором-католиком Карлом V в далеком 1555 году от Рождества Христова.
То же самое принципиальное благорасположение следует соотнести с неизреченным пророчеством о втором пришествии Христа Спасителя и наступлении царства Божия на земле. Доколе оне не вступят в свои бесспорные права о каких-либо эсхатологических либо хилиастических лжеоткровениях нищих духом не может быть и речи в пожалованном нам благодатном богословии, основанном на тайной мудрости небес.
Пожалуй, в эпигнозисе сие токмо дозволительно в исключительных произведениях ересеологов с целью критики и развенчания богомерзких пролетарских измышлений от первых дней первобытного христианства вплоть до нынешнего богоспасаемого времени…
Рыцарь Филипп предвосхищал, предчувствовал: вот-вот прецептор Павел должен, обязан необходимо изречь, неминуемо промолвить, провозгласить нечто архиважное, возводящее дарования неофита на сверхновый познавательный уровень.
"Ах опять не то…"
— …Иногда посередь сонмища простолюдинов, не помнящих никакого родства уже в четвертом колене, обнаруживаются замечательные отпрыски, способные воспринимать Дарования Святого Духа не хуже завзятых аристократов по рождению и происхождению. Однако приводить их к орденскому порядку приходится, изрядно потрудившись… Нежели тех, кто не имеет предрасположенности к природному сатанинскому эгалитаризму…
— …Горе сим пауперам-лжепророкам! Ну да ладно… Не присно будь они помянуты. Бог им судья и мельничный жернов на шею…
— …В эзотерическом истинномудрии христианство входит в наше мирское существование как религия людей достоимущих, сведущих, грамотных, книжных, образованных, знающих, воспитанных…
Грубой невежественной, нищей духом и скудной разумом толпе недоступны подлинные христианские истины, как бы невежды ни кочевряжились, спесиво презирая книжную премудрость, на свой убогий салтык перетолковывая евангельские логии.
Лишь Богу-сыну стало дозволено Богом-отцом посрамлять ложную мудрость книжных фарисеев да саддукеев. Но отнюдь не тем скудоумным невеждам-пустосвятам, кои веками кощунственно присваивают себе сие божественное право и доселе упорствуют в неразумном материалистическом и земнородном истолковании неисповедимых горних путей Господних.
Черносошным людишкам малого мирского ведения, яко черви копошащимся в земле, прочим простолюдинам достаются в удел токмо упрощенные катафатические предания церковной истины. Однако неизреченной Господней премудростью они лишены доступа к откровениям, таинствам и к сокровенной мудрости, превращающей истинное правозначное вероисповедание во всемогущую сокровищницу силы и знания.
Нам же всемилостиво дозволено в вышних черпать невозбранно от оных сокровищ духовных и материальных, памятуя об искуплении и воздаянии…
— …Во веки веков лишь в истинной мудрости откровение боговдохновенно и дозволено токмо избранным свыше разумным душам, смиренно принимающим преподанные им дарования понимать и познавать, применять и соизмерять людскую низость с божественной высотой…
— …Высокие истины наш Господь-Вседержитель открывает не всем и не сразу. Вот вы, рыцарь Филипп, Господней милостью добрались, дошли до вершины заоблачной горы и вошли в наш благовестный город.
Да-да, мой друг, вы отныне в том самом евангельском городе на вершине горы, каковой, по самонадеянному утверждению евангелиста Псевдо-Матфея и самомнению глупцов, пропагандировавших оный логий Христов от супротивного, шиворот-навыворот, якобы нельзя скрыть от глаз всех и всякого.
Еще как можно, рыцарь Филипп! Коли горняя лествица, ведущая к тайной мудрости небес, сокрыта там, где темна вода в облацех.
Истинномудрие, рыцарь, доступно лишь посвященным, кои не дадут себя ослепить ни светом, ни тьмой. По мере веры своей, инда споспешествуя Отцу, в сошествии Сына и Святого Духа…
"Да свершиться истинно. Аминь…"
— 2 —
В совершенстве своими разносторонними сверхъестественными дарованиями рыцарь Филипп покуда не овладел. "Ахти мне!" Потому он не преисполнился харизматической надменности, свойственной тем, кто склонен забывать о благодатном смирении духа и плоти.
"Коромысло диавольско, оно о двух концах тварных. Ни тем так другим как благословит… Никому мало не покажется. Допрежь самому харизматику недоделанному.
До неба по-прежнему высоко, до земли уже далеко. Боязно и страшновато. Ежели случается, что и хозяевам горы можно зачастую, ох, низвергнуться…
Архонты-интерзиционисты вона как с нее сверзились… Ни городов тебе заоблачных, ни убежищ…"
Направляясь к Долине соленого озера, Филипп не горячил Карамаза. Он отпустил поводья, позволив понятливому коняге двигаться куда следует неспешной иноходью.
"Пусть его."
Потому как нашего всадника-кабальеро нынче исключительно заинтересовали техасские природные пейзажи, которым он обычно не придавал маломальского значения. Понятно, коль скоро естественный и натуральный интерес не был вызван ситуативной необходимостью.
Сдвинув на затылок черное сомбреро с серебряным позументом, одинокий всадник пристально вглядывался в окружающую местность из-за стекол солнечных очков, задумчиво покачивал головой, наконец чуть дал шенкеля иноходцу, заставив мустанга взобраться на вершину ближайшего холма.
Отсюда представлялся, представал прекрасной обзор в шестикратном увеличении, какое давали линзы пускай обыкновенных с виду очков, некогда прихваченных им из убежища.
"Мадре миа! Чудеса на грани фантастики. Того-этого оптического прицела не надо. Ни те днем, ни ночью…"
Пуще того, беспроводной интерфейс связывал эти приборы круглосуточного наблюдения с персональным компьютером, способным производить необходимые баллистические вычисления в режиме реального времени. Надо сказать, весьма удобно, если требуется поразить противотанковым выстрелом какую-либо одиночную бронированную цель на дистанции 5–6 километров. Можно и по групповой цели неплохо сработать.
