В отличие от идеологов просвещения и марксистов, считавших, что открытые ими схемы движения человечества хороши для. всех стран мира, Тойнби полагал, что дороги, выбранные различными цивилизациями, очень отличаются друг от друга. Там, где географические условия были удобными, утверждал Тойнби, люди останавливались в своем развитии, наслаждаясь природными благами, что и приводило их к застою. Там, где природа была слишком сурова, люди также застывали на месте, не в силах двинуться дальше. Там же, где условия были достаточно трудными, чтобы стимулировать людей к борьбе за улучшение своей жизни, но не слишком жестокими, чтобы парализовать их силы, они энергично двигались вперед. Поскольку же природные условия на Земле были везде различными, это во многом обусловило неповторимые черты каждой из двадцати одной цивилизации.
Русский ученый Лев Гумилев также исходил из того, что человеческое развитие состоит из подъема, ровного пути по возвышенности, спуска и падения. Как и А. Тойнби, он особо подчеркивал роль природы в формировании уникальных черт развития человеческих сообществ. Правда, помимо внимания к земным условиям Гумилев обращал взор и за пределы нашей планеты, считая, что есть некий космический фактор, влияющий на появление у людей огромной дополнительной энергии. В то же время Гумилев решительно возражал против границ между цивилизованным и нецивилизованным человечеством, проведенных А. Тойнби. Ученый, в частности, отказывался признавать кочевников нецивилизованными. Л. Гумилев вообще предпочитал оперировать не с цивилизациями, а с бесчисленными «этносами», которые складывались в определенной природной среде и отражали ее черты.
Считая, что отрыв людей от природной среды нарушил равновесие между жизнью и смертью на планете, Гумилев с сомнением воспринял идею Владимира Вернадского о том, что *‘область разума» (или «ноосфера») является естественным развитием «области жизни» (или «биосферы») и служит надежным средством борьбы против космической смерти. Лев Гумилев ставил вопрос: «Так ли уж разумна ноосфера?» – и, отвечая на него, уверял, что «область разума» – главный враг жизни на Земле. При этом Гумилев ссылался на различные свидетельства о вреде, нанесенном природе человеческой цивилизацией.
Даже ученые люди на вопрос о том, нужно ли существование человеческого разума для Земли и земной жизни, не могли дать однозначный ответ. Все больше споров возникало по поводу различных схем, с помощью которых определялось движение человечества. Эти споры усиливались по мере того, как возрастали познания людей о мире.
У различных ученых, возникали сомнения в правильности представлений об исходных и последующих пунктах движения человечества, сложившихся в XVIII–XIX веках. Так ли уж был дик человек во времена «дикости»? Имеющиеся сейчас у науки данные не оставляют камня на камне от представлений о тупом и неразвитом первобытном человеке. А существовало ли «варварство» как особое состояние человечества? Разве все народы проходили стадию развития, занимаясь, подобно некоторым кочевым племенам, жестоким и бессмысленным уничтожением людей и материальных ценностей? Кроме того, изучение жизни кочевых народов, нападавших на различные страны, позволило усомниться в том, что они были заняты лишь варварскими разрушениями цивилизованных стран.
А что такое «цивилизация» и «цивилизованный»? Ныне эти слова звучат чуть ли не в каждом телевизионном репортаже. Их используют для оценки государственных законов, автомобильных дорог или городских прачечных. При этом авторам репортажей и телезрителям ясно, что «цивилизованный» – это хорошо, а «нецивилизованный» – очень плохо. Между тем понятия «цивилизованный» и «цивилизация» охватывают столь разнообразный опыт различных человеческих сообществ, что с их помощью невозможно выносить морализаторские суждения по поводу нашей современной жизни, тем более ее частных явлений. Известно, что «цивилизованная» стадия развития человечества не исключала, а предполагала сохранение многих черт, которые в обыденном сознании ассоциируются с «дикостью» и «варварством». Известно, что на протяжении мировой истории в цивилизованных странах развитие некоторых аспектов общественной организации нередко сочеталось с деградацией людей в умственном и духовном отношении по сравнению с их «нецивилизованным» состоянием. Расцвет цивилизованных искусств часто происходил на фоне массового невежества. В подавляющем большинстве цивилизованных стран сохранялись жестокие обычаи, совершались чудовищные расправы над людьми и массовые человеческие жертвоприношения. Наверное, прав был Марк Твен, которому так надоело лицемерное употребление этих слов, что он воскликнул: «Я ненавижу слово «цивилизация». В нем – фальшь!»
Широкое распространение в обыденном сознании искаженных представлений о «цивилизации», «варварстве» и «дикости» отражает влияние мифа о магистральной дороге, по которой якобы движется человечество. Этот миф появился в Западной Европе; и в его основу были положены события, происходившие в странах этого региона. Но можно ли считать, что все наиболее значительные события в жизни человечества произошли в Западной Европе? Такое искаженное представление позволяет, например, считать способ ведения хозяйства, государственный строй, образ жизни Греции и Рима основополагающими для понимания древней истории человечества. В то же время остальные народы планеты, в том числе достигшие высокого уровня развития, выглядят остановившимися на обочине магистральной дороги человечества. В результате этого рабовладение, сыгравшее значительную роль в хозяйстве Средиземноморья, но не ставшее главным фактором развития большинства цивилизованных стран Азии и Африки, до сих пор считается в обыденном сознании одной из главных вех во всемирной истории. А существовала ли вообще «рабовладельческая» стадия общественного развития?
В схемах единого пути развития, которые до сих пор влияют на обыденное восприятие мировой истории, сомнения вызывает чуть ли на каждый отрезок этого маршрута. В Соответствии со схемой исторического развития после станции «Рабовладение» человечество попадало на станцию «Феодализм». Известно, что во времена феодализма в Западной Европе помещики угнетали крепостных крестьян и, чувствуя себя полновластными владыками в своих имениях, ни в грош не ставили слабую центральную власть. Но можно ли говорить о повсеместном распространении феодализма, если в Азии этим же словом называют строй, при котором почти нигде не было крепостного права и часто сохранялось сильное централизованное государство? Может быть, «феодализмов» было несколько, как секретных городов в СССР: «феодализм-1», «феодализм-11» и т. д.?
Но уж если брать за основу историю Западной Европы, то нет оснований признавать феодализм более Высокой стадией развития общества. Известно, что этот «прогрессивный» строй отбросил значительную часть Западной Европы по уровню ее развития на несколько столетий назад. А существовал ли вообще прямой путь, по которому все человечество могло двигаться вперед?
Не меньше вопросов можно было бы задать и авторам теорий о разных путях человечества. Сколько же было таких путей: два, восемь, двадцать один или больше? Если цивилизаций было несколько и каждая из них шла своим путем, то почему весь мир достиг немалого сходства в своем нынешнем состоянии? Если у каждой цивилизации был свой путь развития, то почему, откуда бы они ни стартовали, дорога сначала шла вверх, а обрывалась вниз? Но если все до сих пор существовавшие цивилизации сваливались в пропасть, то почему человечеству все же удалось шагнуть вперед в своем развитии?
Тем не менее старинные схемы продолжают оказывать свое воздействие на массовое сознание современных людей через учебники, популярную литературу и массовую информацию. Ученые же научились заниматься своими исследованиями, не пытаясь громогласно опровергать отжившие представления. В то же время они давно осознали коренные недостатки прежней исторической науки. Обращение историков XX века к другим наукам, помимо чисто исторических, французский ученый Фернан Бродель объяснял их неудовлетворенностью прежними методами познания прошлого. Ф. Бродель писал о вторжении «в открытое пространство истории многочисленных наук о человеке: географии, политической экономии, демографии, политологии, антропологии, этнологии, социальной психологии и исследований культуры… Все они бросают на историю свой отблеск, все задают прошлому новые вопросы». Эти вопросы часто сводились к тешу, который сформулировал еще в XIX веке русский ученый Лев Ильич Мечников (брат известного биолога И. И. Мечникова): «Каковы естественные причина неравного распределения благодеяний и тягостей цивилизации?» Обращение к другим общественным и естественным наукам позволяло взглянуть за пределы маршрутов, по которым якобы шествовали народы мира, увидеть множество других обстоятельств, влияющих на их историю, установить многочисленные связи человеческого развития с живой и неживой природой.
