От окружающего пейзажа захватывало дух. Тропические цветы стеной стояли вдоль дороги, по которой «мерседес» поднимался все выше и выше, дальше от реки. Вокруг били фонтаны. Среди цветов возвышались статуи обнаженных женщин. Добропорядочные отцы отвели глаза.

Морено радостно их приветствовал, извинился на своем идеальном английском, что не говорит по-итальянски и надеется, что они все-таки поймут его бедный английский. Ди Белло и Фратанджело кивали и широко улыбались и сообщили на своем жутком наречии, что могут остаться только на одну ночь: «Только на la notte, да?» (Морено, впрочем, не помнил, чтобы когда-нибудь предлагал им свой кров), поскольку-де их в Боготе ждут другие церковные дела. Следовательно, хорошо бы сразу же обсудить, какие дни устроят мистера Морено для аудиенции с Его Святейшеством, каковую аудиенцию, по их словам, Его Святейшество ждет с большим нетерпением. Ди Белло так буквально и сказал: «Он очень сильно ждать, да?» Морено от радости чуть штаны не намочил.

Он налил прелатам по бокалу калифорнийского вина и предложил перед обедом осмотреть особняк. Гости с радостью согласились, поскольку им было приказано убить его в собственной постели, а следовательно, не мешало бы узнать, где именно он спит. Он продемонстрировал гостям свои бильярдные и спросил, играют ли они, затем свою музыкальную залу с огромным роялем (и поинтересовался, музицируют ли они) и свой музыкальный комплекс с двумя сотнями пластинок. Он проводил их в необъятную, обшитую деревянными панелями обеденную залу со столом, за которым легко умещалось не менее пятидесяти едоков, а также в бар и в гостиную, обставленную мебелью, которую Фратанджело нашел великолепной, но которую неблагодарные гости (убедившись, что Морено их не слышит) характеризовали как «дешевку из Майами». Еще он показал им спальни, где им предстояло провести ночь, и наконец распахнул перед ними двери своей собственной спальни на втором этаже, с зеркальным потолком и увитым розовыми кустами балконом, выходящим на реку.

За великолепным обедом, сервированным под открытым небом, на террасе, освещенной японскими фонариками и с видом на сбегающие вниз к реке дорожки, они обсудили сроки аудиенции — рассматривалось несколько дней в июле и несколько в августе, — и Морено великодушно заметил, что его устроит любой день, удобный для Его Святейшества. Ди Белло предположил, что предпочтительнее было бы начало июля...

— Не так жарко, как в августе, да? — сказал он.

И Морено ответил, что начало июля ему вполне подходит. Он снова налил священникам вина, и они подняли тост за предстоящую аудиенцию. Морено мимоходом отметил, что он делает щедрые пожертвования на католическую церковь на его родине, и с огромным удовольствием уделил бы что-нибудь римской церкви тоже. Фратанджело неодобрительно покачал головой и с неприкрытым удивлением переглянулся с Ди Белло, что породило у Морено опасение, не совершил ли он оплошность. Он тут же добавил: «Если Его Святейшество не сочтет мое предложение нескромным», однако ни Фратанджело, ни Ди Белло с их ограниченным знанием английского не поняли его оговорки. Поэтому они оба кивнули с серьезным видом и сказали, что на следующее утро им рано вставать, поэтому они предпочли бы сейчас откланяться.

Сразу же после полуночи они покинули спальню Ди Белло и поднялись наверх на опоясывающую дом балюстраду, проходившую мимо спальни Морено. У дверей стоял вооруженный охранник. С дальнего конца коридора Ди Белло снял его очередью из «узи». Благодаря глушителю выстрелов никто не услышал.

Войдя в спальню, Фратанджело шесть раз бесшумно выстрелил прямо в лицо спящего Морено. Затем, в память о еще более знаменитом убийстве в Чикаго, совершенном много лет назад, Ди Белло вытащил розу из вазы и бросил ее на залитую кровью подушку Морено.

Квартира утопала в розах.

Прошло уже три дня после праздника Святого Валентина, но и на кухне, и в гостиной, и в столовой — везде были розы. Сара заглянула в спальню. Розы в вазах стояли вокруг камина, а также на камине и у окна, выходящего на Брум-стрит. На каждом букете белела карточка:

Сара,

Я тебя люблю.

Эндрю.

Она начинала ему верить.

— Я хотел послать дюжину роз к тебе домой в воскресенье...

— Очень хорошо, что не послал.

— Надеюсь, эти заменят их.

— Они чудесны, — сказала она.

— У меня для тебя есть еще один маленький подарок, — объявил Эндрю.

Прежде чем он снял оберточную бумагу, она уже догадалась, что это белье.

— Примерь, — попросил он.

Сара зашла в ванную. Там тоже стояли розы, в вазе на полочке. Она разделась, затем натянула через голову короткую белую ночную рубашку. Красные туфли она снимать не стала и теперь чувствовала себя донельзя порочной, в белой, почти ничего не скрывавшей ночнушке и в ярко-красных туфлях на высоких каблуках. Через минуту она предстала перед ним в дверях спальной в нарочито вызывающей позе.

— Ах да, у меня для тебя есть еще кое-что, — спохватился он и вручил ей маленькую коробочку.

Ей очень хотелось бы ошибиться — но чем еще это могло оказаться? Каким образом она сможет объяснить...

— Открой, — приказал он.

— Эндрю...

— Прошу тебя.

Сара развязала ленточку.

Ее опасения подтвердились. В коробочке лежало кольцо. Кольцо с печаткой, изящного черного цвета.

— Оно из бронзы, — пояснил Эндрю. — Я купил его в одной антикварной лавке на Медисон-авеню.

— Эндрю... Оно... великолепно. Но...

— На печатке выгравирована фигура какого-то получеловека-полукозла, — продолжал он.

— Сатира, — кивнула она. — Но, Эндрю, как я смогу...

— А в руке он держит птицу. Очевидно, кольцо древнеримское.

Он надел кольцо на безымянный палец ее правой руки. Теперь не только в короткой белой рубашке и красных туфлях, но еще и с черным кольцом на правой руке и с обручальным — на левой она показалась себе действительно воплощением порока. Сара очень сомневалась, что сможет когда-нибудь носить этот подарок, — наверняка он стоил небольшого состояния. Повесить на цепочке на шею? Майкл, естественно, спросит, откуда у нее такая вещь. Но и отказаться у Сары тоже не было сил. Она взяла Эндрю за руку. Он поднес ее руку к губам.

— Я люблю тебя, — произнес он.

— Я тоже тебя люблю, — отозвалась она.

Лежа с ним в кровати, положив левую руку ему на грудь, а голову на плечо и любуясь черным кольцом на пальце правой руки, Сара опять задала себе вопрос: «Как могла она полюбить человека, о котором практически ничего не знала?» Раньше ей казалось, что, кроме подростков, никто не в состоянии мгновенно и безоглядно влюбляться только из-за притягательной внешности или оригинальных поступков, да и то единственно потому, что о подростке больше и знать-то нечего. Но прежде чем полюбить человека, не следует ли хорошенько его узнать? И тем не менее, какой еще мужчина завалил бы ради нее розами всю квартиру? До сих пор только Майкл однажды подарил ей кольцо — на свадьбу. И вот теперь некий незнакомец наполнил ее жизнь цветами и надел ей на палец древнеримское кольцо. Причем черное, ни много ни мало. До сих пор у нее никогда не было черного кольца. До сегодняшнего дня она даже не подозревала, что бронза может почернеть.

Она сказала, что тоже любит его.

И теперь ей хотелось узнать, кого она полюбила.

— Твои родители живы? — спросила Сара.

— Да.

— Где они живут?

— Ну, мама в Коннектикуте, а отец в Канзасе.

— Они разведены?

— Вроде того.

— Чем занимается твой отец?

— Раньше был строительным подрядчиком.

— А сейчас?

— Он удалился от дел.

— Сколько им лет?

— Отцу пятьдесят два. Маме пятьдесят.

«Она всего лишь на шестнадцать лет старше меня», — подумала Сара.

— Где именно в Коннектикуте?

— В Стонингтоне.

— У тебя есть братья или сестры?

— Две сестры.

— Старшие или младшие?

— Старшие.

— Держу пари, они тебя безумно баловали.