Чуть позже навстречу стали попадаться советские машины. Легковушки умело маневрировали между воронками и танками и, не останавливаясь, проезжали мимо. Одна остановилась, но уж совсем бред какой-то нес седой капитан-связист – говорил, что немцев тучи, все на танках и с черными крестами на броне. Мол, мотоциклы без выхлопных труб, гудят, страх нагоняют. Движутся сюда...

Коротков остановил колонну, попытался тормознуть пролетающую мимо «эмку» с офицерами-тыловиками. Куда там! Те даже не притормозили, лишь помахали руками.

Комбриг подозвал к себе комбатов и ротных. Офицеры столпились у «радийного» танка, с которого Коротков пытался связаться со штабом корпуса. Ничего у него не получалось, и он обратился к офицерам:

– Мужики. Дело ясное, что дело темное. Тыловые крысы в таких количествах зря не побегут, а то их добро без них разворуют. Обидно, знаешь! Опять же, нет связи ни сзади, ни спереди. И гансы в воздухе. Ничего не напоминает? Чует мое сердце, раздолбали наших соколиков черные вороны! И рации раздолбали.

Два варианта вижу. Либо из окружения гансы откуда-то прорвались, бегут к своим, а те им с небес помогают. Второй вариант посерьезнее будет – наш фронт попал под фланговый удар. В этом случае мы скоро лоб в лоб столкнемся с нацистами. Схема у них простая и всегда одна и та же: впереди диверсанты в нашей форме на нашей технике, сзади мотоциклисты и танки, если это танковая дивизия. Или броники и грузовики с пехтурой, если дивизия моторизованная. В любом случае – сигнал для нас: грузовики, наши или германские, до отказа набитые пехотой. Всем смотреть в оба, быть в секундной готовности к бою. Пушки расчехлить, с жесткого стопора снять. Теперь ваши предложения, замечания.

Старикову, как самому младшему, начинать.

– Засады, товарищ майор?

– Это вряд ли. Если они думают, что начали чистый прорыв, засады им ни к чему, это потеря темпа и инициативы. Про нас они уже знают. Зря, что ли, «рама» над нами крутилась. Тем не менее не верю я в засады.

– А все же? – еще раз спросил Черенков, комбат-2.

– Они не смогут тащить за собой свои зенитки-88. Всю остальную шелупонь я бы не принимал во внимание. Хуже будет, если вместо «мессеров» они пришлют «лаптежников». Кто-нибудь видел поблизости какой-нибудь завалящий зенитный артдивизион? – Все пожали плечами.

– Еще вопросы?

– Пока нет.

– Штаб? – Коротков обратился к начштаба. – Вопросы.

– Я думаю, стоит собрать этих засранцев, что от Гансов тикают, и поставить к нам в строй. Машины у них есть, оружие. Куда намылились? А кто воевать будет? А у нас с собой прикрытия пехотного нет.

– Понял. Черенков, выдели кого-нибудь толкового, пусть родит мне пехоту. Что со связью? И что по соседям?

– Соседей нет. По связи – сделаем.

– Делайте! И вот что. Давайте-ка перестраивайтесь ближе к концу колонны. Звягин, выдели им танк. В него перенесите Знамя, всю штабную макулатуру, ну все, что надо. В бой его не пускать. – Он вперился глазами в начштаба. – Коля, тебе, бля, лично говорю. Если начнется бой – ты вместе с тем танком, главное – со Знаменем бригады сматываешься. От тебя никакого геройства не требуется. Твоя доблесть – в спасении бригадного флага. Никто не посмеет тебя осудить, даже если мы все там поляжем, – он махнул рукой вперед. – Если Знамя бригады цело, значит, и бригада жива. Я лично проверю. Никакого – в бой! Понял?

Тот махнул головой.

– Далее. Еще вопросы, предложения.

– Нужно обговорить порядок развертывания, если внезапно столкнемся с Гансами и не будет времени согласовать...

– Что согласовывать? – Коротков дернулся было, ведь тысячу раз все согласовано, проверено и на полигоне, еще в мирное время, и в бою, но понял, что не прав, и принялся подробно разбирать будущую схему развертывания.

Решили сделать так: Т-34М, вооруженные новыми противотанковыми пушками, поставить впереди, в голове колонны. При встрече с противником они должны оседлать шоссе и начать громить вражескую колонну. Усиленная броня им в помощь, а более мощные пушки позволят перебить все передовые машины. Все остальные делают поворот вправо и по дуге начинают правый охват противника. Проходимость немецких танков не позволит им соскочить с шоссе и вести бой на картофельных грядках. Нам же бездорожье не помеха, а изгороди позволят нам ближе подойти к немцам на выстрел. Далее – выход во фланг и расстрел всей колонны. Конечно, при таком маневре мы все подставляемся под огонь всей колонны, но, во-первых, нам помогут наши более мощные пушки и более толстая броня. А во-вторых, когда задние машины выйдут во фланг, другие с трехчетвертного ракурса должны повыбить никак не менее половины танков противника, если, опять же, это будет танковая дивизия.

Огромный вопрос – воздух. Здесь решили, что, кроме активного маневрирования, крыть нечем. Для танка начштаба – своя задача. Как только начнется заваруха, он должен оттянуться на два километра назад, а далее – по обстановке.

Снова прозвучала команда «По машинам!».

Коротков, мотивируя тем, что у Т-34М старшины Шеломкова есть в наличии командирская башенка и более мощная рация, пересел в этот танк, отправив Шеломкова командовать его собственным. Комбриг, как в старые времена, на новом боевом коне возглавил свою бригаду. Снова газу, снова грязь из-под гусениц. Странное дело! Была недавно, пусть и гравийная, но все же приличная дорога, а вот после пятого-шестого танка появляются колеи и ямы, словно специально выкопанные супостатом. Дождик из низких туч заливает их желтой жижей, и следующим сзади механикам-водителям сложно не «поймать дельфина», не окатить свой танк по башню волной этой грязи.

Стариков, как командир первой роты, шел пятым, вслед за танками комбрига и комбата и после сталинградских Т-34М. Следом за ним разбрызгивали грязь из луж на обочины танки его роты плюс танк комбрига, руководимый Шеломковым. И далее все остальные танки бригады, всего 47 машин. Еще дальше старались не отстать от танковой колонны три «Захара», в кузовах которых восседали пехотинцы, «рожонные» Гладковым. Тоже срывались на юг, к нашим. Под чью защиту? Благо что из-под комбеза не видно погон, благоприобретенная гвардейская наглость позволила Гладкову подчинить себе этот пехотный отряд, остатки разбитой пехотной роты. Старлей, бывший политрук, который брел среди пехотинцев, давно сообразил, чем может окончиться возглавляемое им «отступление», и даже с радостью (не разделяемой, впрочем, его солдатами) примкнул сначала к танку Гладкова, а потом и к танковой бригаде. По дороге завернули еще две «полуторки» и одну «Эмку», которые быстро наполнились бредущими по обочинам дороги солдатами. Еще через несколько километров пересеклись с разведгруппой штаба фронта. На трех Т-40 и одном плавающем «Кюбельвагене» с рацией. Для Игоря это был сюрприз. В молодом майоре он узнал своего старинного знакомого, еще той, довоенной поры, Чернышкова. Как звать-то? А, Саша.

Коротков обменялся с ним позывными и бывшие «осназовцы», а теперь разведчики, взяли на себя обеспечение правого фланга. Хотя что могут обеспечить десять человек и три легких танка? Разве что засаду вовремя разглядеть, а ведь мы договорились, что засад быть не должно. Чернышков на вездеходе и три его танка унеслись прочь и теперь шли где-то восточнее, у подножия невысоких холмов, покрытых лесом.

Машину, под завязку набитую переодетыми в нашу форму немцами, вычислили по «шмайсерам» и расстреляли из пулеметов. Собрали пленных, раненых, выделили охрану, отправили в тыл, вернее, назад.

У городка Байернфельд столкнулись с танковым полком эсэсовской дивизии «Череп».

И уделали его, как Бог черепаху.

Фридрих Мария фон Левински, более известный как Эрих фон Манштейн, любил находиться в передовом отряде наступающих войск. Наиболее тупым генералам он четко и доходчиво объяснял, что он там делает. Ведь по старой прусской традиции полководцу не принято на белом коне скакать впереди эскадрона. Адепты этой школы считают, что настоящий полководец, как шахматист, должен сначала на карте выиграть сражение у противника. И только после этого, победу в жизнь должны воплотить кнехты, у которых в свою очередь есть свои капитаны и майоры. Пусть они скачут впереди эскадронов. Пусть и цветы им. Цветы забываются, а мировая слава никогда не проходит...