– Так точно.
– Дальше. Второй эшелон – БТ. Ваша цель – пулеметные танки. Дистанция между эшелонами сто метров. Щеглов, все понятно?
– Так точно.
– Да, еще выдели два танка. После начала атаки пусть догонят мотоциклистов. Нечего им в тылу у нас кататься.
– Есть.
– Следующее: Т-40. Огонь бронебойно-зажигательными трассерами по бензовозам и грузовикам. И вообще, побольше пуль в немцев! Наполните, черт возьми, воздух пулями! В принципе, 12,7-мм неплохо прошивают немецкую броню. Если у танков будут подвесные топливные баки, бейте и по ним. Все ясно?
– Так точно!
– Исходная позиция – граница леса. Огневой рубеж – пятьдесят метров, снарядов не жалеть, под ответный огонь не подставляться. БТ остановить за триста метров от цели, продолжать огонь. Т-34, давить всех гусеницами. Т-40, огнем не дать уйти с поля пехоте и спешившимся танкистам. Чтоб из кювета и носа не высунули.
Ну, с Богом. Сигнал к атаке – зеленая ракета. По машинам!
Майор Фогель, командир танкового батальона 39-го танкового корпуса, вел свои танки по гравийной трассе. Фогель в этот момент действовал согласно принципу Гудериана: двигаться порознь, бить вместе. В небе кружил разведчик русских. А колонна пылила среди полей. Быстро проскочить равнину и укрыться от воздушного наблюдения мешали грузовики и бензовозы, идущие в середине колонны. Грохот танков, натужный вой грузовиков и пыль, пыль, пыль. Последняя мысль Фогеля была о воде – холодной, искрящейся в стакане. Вспышка... Темнота.
«Тридцатьчетверки», взрыкивая, пошли в атаку. Стреляя на ходу и во время коротких остановок, они обрушили огонь на головную часть колонны врага – туда, где находились танки немцев. Фашисты среагировали на удивление быстро. Часть танков, увеличив скорость, попыталась оторваться и уйти вперед. Но подбитый головной танк на узкой дороге помешал им это сделать. При попытке объехать его один T-IV завалился в кювет и встал на башню. Немецкие танкисты стали разворачивать танки лобовой броней к атакующим. Но снаряды Т-34 рвали лобовую броню без особого труда.
Т-40 с вершины холма обрушили огонь своих крупнокалиберных пулеметов на остановившуюся автотехнику. Почти сразу вспыхнули все бензовозы. Те из пехотинцев, кто не успел спрыгнуть в кювет, были срезаны очередями. Семь БТ-7М, выйдя на огневую позицию, обрушили огонь на легкие Т-III и пулеметные T-I и Т-II. Вдогонку за дозорными мотоциклистами кинулись два БТ-7М.
Немецкие солдаты гибли, многие – даже не успев понять, что происходит. Пехота пыталась отойти через поле пшеницы, но была прижата к земле плотным пулеметным огнем. Все затянул черный дым. В горящих танках начали рваться боеприпасы. С колонной было покончено. Разгром полный. Бой продолжался четыре с половиной минуты. Чтобы не рисковать своими людьми, Короткое приказал не проводить зачистку. Т-34 и БТ-7 начали методично обстреливать поле боя осколочными снарядами.
Вскоре подошло звено штурмовиков. Они прошли над разбитыми фашистскими танками, но бомбить не стали. Повернув на юг, полетели долбить леса, через которые крался Гудериан, еще не знающий, что потерян очередной батальон.
Отчего же так тяжко? Коротков налил из фляги в алюминиевую кружку «наркомовские», выдержал паузу в несколько секунд, резко запрокинул в себя водку, крякнул и. не закусив, замер. Задумался.
Тяжело чувствовать себя в тридцать пять стариком. «Кем я командую? Пацанами. Вот Стариков – двадцать два года, красавец, лучший командир взвода? умница. А ведь, если вдумчиво разобраться, он ведь не воюет. Он играет в „войнушку“. Как в морской бой, как в шахматы. Ему бы не взводом командовать, а в „свободную охоту“. Погеройствовать. Этакий крутой парняга. Как в том случае – с противотанковой пушкой гансов. Но я-то видел, как он тайком от экипажа, за танком, блевал и не мог проблеваться, когда увидел на надгусеничной полке размотанные человеческие кишки. Каламбур, достойный поручика Ржевского: при виде чужих кишок берегите свои. – Коротков горько усмехнулся. – Они росли в мирное время, а я... »
Была зима двадцатого, ему было четырнадцать, когда в дальневосточный городок вошли американцы. Сытые рожи, теплые унты, перчатки-краги, лёгкие широкополые шляпы, неизменные сигары и... виселица посреди городской площади. Согнали все население городка на экзекуцию. А ему было жальче всего учительницу, не помнил уже, как ее звали. Она тоже была среди «наказуемых». В одной исподней рубашке. Среди мужиков в кальсонах. Рубашка была вся изодрана, учительница, пряча в лохмотья девичью грудь, покрытую кровоподтеками, стояла босиком на снегу.
Коротков четко помнил свои ощущения в тот момент. Ему было жалко ее, он знал, что ее сейчас повесят эти сытые морды, которые измывались над ней прошлой ночью, но больше всего он переживал из-за того, что она босиком на снегу, ей холодно! Такая красавица мерзнет! Люди, взрослые, ну сделайте же что-нибудь!! Какая-то бабушка рядом шептала молитву, мелко крестила пленников старческими узловатыми пальцами. Мужики угрюмо смотрели исподлобья, бабы тоненько выли. И неотвратимые, медленные, даже ленивые движения палача... Неправда, что смерть может сделать кого-то краше. Смерть от удушения осквернила лицо юной учительницы. И тогда из бессильного протеста родилась ярость. Холодная расчетливая ярость. Многие жители городка в тот же день ушли в лес.
Для Короткова война идет без перерыва уже почти двадцать два года. Сегодня он вновь победил врага, а через него и себя. Но уйти от себя не удаётся никому. Сколько ни передавишь грязных европцев и америкосов, не вернуть ту белокурую, в синяках и разорванной рубашке учительницу.
Прорыв Скорцени
Отто Скорцени осматривал в мощный цейсовский бинокль берега Дуная. Последняя преграда на пути к желанной цели. В принципе бросок обратно в Болгарию прошел успешно. Была всего одна стычка с русскими. Его колонна восьмиколесных бронемашин столкнулась с передовым дозором Красной Армии. Немецкие десантники быстро спешились и попытались охватом с фланга, под прикрытием пулеметного огня бронемашин окружить русских. Те тоже попытались окружить десантников, и разразился встречный бой в высокой кукурузе. К несчастью, на помощь русским подошли вооруженные пушками два пушечных бронеавтомобиля, и, как Бог черепаху, стали разделывать немецкие бронеавтомобили. Механики, воспользовавшись задним постом управления, отчаянно сигналя, рванули с поля боя. Пешим десантникам пришлось долго догонять сбежавшие «броники».
После короткого, но энергичного мордобития потрепанная колонна, сделав огромный крюк, снова двинулась на юг. Днем в основном пытались отстаиваться в лиственных рощицах, ночью передвигались без света. Лишь однажды попали под обстрел одинокого штурмовика, невесть как их разглядевшего, но при этом потеряли два «броника» и восемь солдат убитыми (и добитыми).
И вот дошли до Дуная.
А на Дунае стоит большевистский военный корабль. Линкор в центре Европы. Монитор, или как там он называется. За день протарахтели три русских бронекатера. С виду обыкновенные буксиры, но на носу и на корме по башне от Т-34. Один из них бросил сходни на берег недалеко от того места, где затаились остатки батальона Скорцени.
В принципе операция по захвату бронекатера незамысловата. Главное – удачно выбрать время. Шквал огня, натиск, и чтобы в момент переправы не подошли русские или не ударила авиация.
Удар нанесли перед рассветом. Набились в катер, словно селедки в бочку. Когда подплывали к берегу, видели, как к месту высадки по болгарскому берегу бегут, скачут, мчатся на машинах болгарские пограничники. После высадки Скорцени построил своих бойцов (свобода!). Болгарский офицер потребовал (какая наглость!) сдать оружие.
Сдали. Болгарский офицер приказал отделить (зачем?) солдат, сержантов, офицеров друг от друга. Болгарский офицер приказал болгарским пограничникам связать (?!) немецких десантников их же брючными ремнями. Связали. Тут же к берегу подошел и русский корабль. И болгарские (предатели!) пограничники (гады!) стали (сволочи!) грузить (свиньи!) немецких солдат в шлюпки русского судна.
