Доктор исчез за дверью.

- Ну, Копалыч, свяжи мне его. Но но, не так сильно. Я хочу оставить ему хотя бы пару степеней свободы. Вот так будет хорошо. А вы, Анатолий Иванович,кажется, так вас величать? - обратился Марсель к Юрьеву,- посидите с девушкой вон там, пока мы будем по походному упаковывать вашего товарища, так сказать, в последний путь. Да, забыл вам сказать: именно вы сейчас отвезете его в царство теней через вечную реку забвения. Побудете напоследок Хароном. Копалыч, ты меня не слушай, а то спятишь. Кидай на каталку эту жертву несчастного случая. Что, не можешь?

Марсель подошел к телу Счастливчика и, взяв того за ноги, помог Копалычу шмякнуть его на каталку.

- Вот и все. Теперь накрой его простыней. Когда Юрьев увидел накрытое саваном тело друга, реальность, стремительно обретая утраченный смысл, хлынула в его сознание расплавленным оловом, возвращая все звуки, запахи и чувства, вдруг в тысячи раз усиленные. Безжалостно пришпиливая его к действительности, длинная холодная игла с силой вошла ему в сердце, на миг замершее в самой верхней своей точке в момент отрыва. И Юрьев закричал от боли.

- Ну, что вы, Юрьев, как неживой! Везите же его быстрее! - говорил Марсель Юрьеву, который связанными впереди руками толкал перед собой каталку с телом Счастливчика по тускло освещенному подземному коридору, выложенному белой кафельной плиткой, источавшей холод сырого погреба.

Ладонью правой руки Юрьев сжимал очки-"велосипеды" - все, что осталось от Счастливчика,- которые он подобрал на полу, когда они выходили из кабинета, а Марсель что-то сквозь зубы говорил испуганной медсестре, показывая на Копалыча, мрачно смотревшего на нее.

- Куда мы едем? - тихо спросил Юрьев шедшего чуть сзади Марселя.

- В преисподнюю. Только там скорее холодно, чем жарко.

Юрьев догадался: они направлялись в морг.

Когда Максим вышел на больничный двор и огляделся, он сразу увидел, как на третьем этаже корпуса, в котором находился приемный покой, зажегся свет. Свет был обычного желтоватого оттенка, и он понял, что это не операционная: в операционной наверняка бы горел бело-голубой. На всякий случай он решил обежать взглядом остальные корпуса: а вдруг еще где-нибудь горит?

Проходя совсем недалеко от приемного покоя, Максим вдруг услышал выстрел. Он бросился назад и тут увидел, что рядом с ВМW теперь стоит "мерседес" - тот самый, на котором приезжали позавчера в клуб на Камскую Юрьев и тот, второй. Подросток даже не слышал, как он подъехал к больничному корпусу.

Первым делом Максим подбежал к окну и, увидев в кабинете незнакомых ему людей, метнулся в сторону. Он не мог слышать, о чем говорят в кабинете: плотно закрытые рамы пропускали только общий речевой фон, отдельных слов нельзя было понять.

Осторожно заглянув сбоку в окно, Максим увидел, как уже освобожденный пришедшими свирепый Айболит говорил что-то с усмешкой отцу Игоря, намертво застывшему у стены. Рядом стоял тот самый человек, который был вместе с ним в клубе. В правой руке он держал огромную пушку. Спиной к Максиму, нагнувшись к полу, суетился еще один, чем-то напомнивший закормленную рекордистку из животноводческого павильона ВДНХ.

Подросток также увидел ноги лежащего на полу человека. На них были босоножки Счастливчика. "Они убили его!" - подумал подросток, машинально хватаясь рукой за лацкан Петенькиного пиджака. Но времени на эмоции у него сейчас не было.

Максим осторожно передернул затвор помповика и снова заглянул в окно. Стрелять не имело смысла: картечью он мог бы задеть и Юрьева. Один или два выстрела ему ничего не давали, поскольку Айболит и тот, с пушкой, стояли уже вне поля зрения. Была, конечно, возможность умереть в неравном бою: противников все же было трое и наверняка у них имелось еще оружие.

Но существовала и другая возможность освободить отца Игоря и попытаться спасти самого Игоря - Максим был уверен, что Игорь сейчас находится где-то здесь. Нужно было только найти этого Леонида Михайловича и как можно быстрее...

Оглядываясь по сторонам и пригибаясь к полу, словно он находился в открытом поле под огнем вражеских батарей, подросток пробрался к лестнице и, перепрыгивая через две ступени, взлетел на третий этаж. По его расчетам выходило, что дверь в ту самую палату, в которой горел свет, должна находиться где-то в середине коридора, как раз там, где, устало положив голову на руки, сидела дежурная медсестра. Она спала, но спала, вероятно, очень чутко. Максим стал пробираться к дежурной.

Внезапно из палаты, на которую он нацелился, вышел человек в белом халате и в докторской шапочке, спокойный и усталый. Он подошел к медсестре, тут же поднявшей голову, и стал ей что-то говорить.

Максим прижался спиной к двери, и дверь с едва слышным скрипом отворилась. Подросток услышал характерный шум воды и почувствовал запах хлорки: это был туалет.

Человек, что-то объяснив с пониманием кивающей дежурной и записав несколько слов в журнале, не спеша двинулся по коридору в сторону Максима.

Подросток был почти уверен, что это - Леонид Михайлович.

Отступив в темноту, чтоб его не было видно, Максим напряженно смотрел в приоткрытую дверь, боясь пропустить лицо приближающегося человека. Внезапно ставшие ватными ноги подростка невольно подгибались.

Именно теперь Максим должен был пленить врача и взять его в заложники, чтобы, прикрываясь им, как щитом, освободить Игоря и его отца.

"Ведь тогда, в конце концов, даже если Игорь и его отец уже мертвы, бандиты так просто не разделаются со мной,-думал он.-Перед тем как они убьют меня, я застрелю этого Леонида Михайловича".

Когда человек находился уже в двух шагах от двери, Максим до немоты в пальцах стиснул ружье и вытянул шею.

Подросток только вздрогнул и сразу оцепенел, не в силах сдвинуться с места, когда лицо идущего возникло перед ним в дверном проеме. Это был человек с фотографии: тот самый Леонид Михайлович, который когда-то вечером увез Игоря.

Уже открылись и закрылись двери лифта, уже ухнули двери внизу и стихли неторопливые шаги Леонида Михайловича, а Максим все стоял в туалете за приоткрытой дверью, бессильно сжимая ружье и кусая губы.

"Неужели я струсил? Я должен был только выскочить и, сунув дуло ему в брюхо, все узнать. Он бы непременно струсил, этот самый Леонид Михайлович, и непременно рассказал бы, где Игорь и зачем он увез его. А потом мы бы пошли туда вместе. Только и всего... Но струсил не он, а я,-горько думал Максим.- А может быть, Игорь сейчас в той палате, откуда вышел Леонид Михайлович? Может быть..."

Максим выглянул в коридор: голова дежурной мирно покоилась на дамской сумочке, лежавшей на столе. Но как только он решительно вышел из туалета, из той самой палаты, где горел свет, двое санитаров вывезли каталку, на которой под простыней кто-то лежал.

Подросток сразу отпрянул к двери. Оба санитара - молодой белобрысый и пожилой худой и весь как-то глумливо изломанный были ему знакомы. Он их совсем недавно где то видел. Где?

Санитары с каталкой уже приближались к Максиму. Вдруг один из них сказал другому

- Блондин, мы забыли заправить в палате постель и все там убрать. Слышал, что доктор говорил? Чтоб все было ништяк - так, как после жмурика. Иди, сделай.

- Да пошел ты, Ласковый! Сам сходишь, я тебе не шестерка...

- Ну ладно, пойдем вместе.

Максим услышал удаляющиеся шаги санитаров. Мысли в голове его беспорядочно кружились: "И эти двое бандитов тоже здесь? Но ведь одного из них отец Игоря убил там, в лесу?"

Максим выглянул из-за двери: каталка стояла совсем рядом. Подросток подкатил ее к своему убежищу и с трепетом человека, боящегося покойников, стянул с лица лежащего простыню.

В каталке глубоком сном мученика спал Игорь.

- Почему вы меня не убили? - ежась от холода, спросил Юрьев Марселя, до горла застегнувшего свою куртку, когда они вошли в одно из помещений морга, на кафельных столах которого лежало шесть покойников, накрытых простынями, из-под коих выглядывали желтые пятки и задумчиво шевелящиеся на сквозняке шевелюры.