Улыбаясь своим недобрым мыслям, я допила чай и отправилась спать. Неугомонное злорадство еще какое-то время заставляло вертеться меня на мятых простынях, однако полчаса спустя усталость все же взяла свое, и я провалилась в беспокойный сон.
На следующее утро я, как обычно, отправилась в Поло-Гранд. Стараясь не выдавать нервной дрожи, которая то и дело сотрясала меня, я переоделась и вышла в общий зал. Текли минуты, складываясь в часы. Постепенно мои нервы успокаивались, никто не замечал ничего необычного. Датчик, прикрепленный под браслетом, держался плотно, и через какое-то время мне даже удалось забыть о нем. Однако всякий раз, когда кто-то выражал желание начислить чаевые, предательские капельки пота все же выступали на моих висках, однако приглушенное освещение зала скрывало это.
День близился к концу. Посетителей было немного, и я неторопливо обходила немногочисленных клиентов, принимая заказы. Завершив очередной обход, я остановилась у одного из столов, протирая обивку от собравшейся пыли и сигаретного пепла. Заметив темное пятно, я вернулась с тряпкой и моющим раствором. За соседним столиком несколько человек неторопливо играли в покер. Халка, к моему облегчению, среди них не было.
– Я слышал, ты ужесточил требования к работникам в своей прачечной? – произнес полный мужчина с одутловатым лицом. – Они у тебя, как бараны, еще и упираться пытаются.
– Да, – ответил ему сосед. – Пришлось даже нанять двух парней, чтобы били по рукам, если кто-то задерживается в столовой. Жрут, как свиньи. Пора сокращать им время обеда, совсем разленились…
Я незаметно поморщилась. Кто бы там у него ни работал – бедолаги – ничего хорошего им светить не может при таком хозяине. Скоро еще и кормить откажется.
Продолжая тереть пятно, я думала, что мне совсем не жалко будет «обокрасть» парочку таких вот скотов. Слишком много подобных фраз я слышала за все время работы в «Поло». Казалось, «оунеры» приходят сюда не для того, чтобы выпить или поиграть, а для того, чтобы рассказать друг другу, кто из них хуже всего обращается с работниками. И чем жестче были методы, тем восторженнее они приветствовались остальными.
«Стервятники. Вам бы лишь бы бить, рвать, унижать! – злилась я. – Для вас никто не имеет ценности. Лишь бы брюхо набить и обогатиться».
Больше всего обсуждался не кто иной, как Халк. Янка оказалась права: он-то уж неизменно занимал первые позиции по жестокому обращению с людьми на своем ранчо. И ничего кроме благоговения не было написано на лицах слушателей этих историй. Благоговение и зависть. К тому, что у самих пороху не всегда хватало бессмысленно мучить и причинять боль другим.
«Уроды! – выругалась я мысленно. – Жалкие слабые уроды мужского пола!»
Внезапно мои мысли были прерваны окликом из-за соседнего стола. Заказ на пиво сделал тот самый владелец прачечной. Не стоило упоминать, насколько велико было мое удовлетворение, когда на мой браслет в качестве чаевых от него упала одна десятая балла.
Сказав «Спасибо, сэр» и улыбнувшись во весь рот, я со злобной удовлетворенностью подумала, что его код уже передан Бобу. Оставалось только ждать, когда мы сможем обратить полученные данные себе на пользу. А в том, что это случиться, я, как ни странно, не сомневалась.
Время. Только время. Это все, что нам требовалось.
Вечер после работы прошел скучно. Янка куда-то убежала сразу, как только часы пробили шесть. Боб, к которому я зашла перед тем, как подняться к себе, радостно заверил, что исправно получил все коды с датчика, после чего сразу же углубился в компьютер, где и провел, как мне показалось, весь день. Даже не притронулся к купленным специально для него в супермаркете котлетам.
Покинув кладовую гения, я пошла к себе. Почитала какой-то дешевый любовный роман про «белоконных» принцев, неизвестно где раздобытый Янкой, пожевала йогурт, большую банку которого не смогла осилить с утра, и отправилась спать.
Постепенно начало казаться, что ничего особенного, собственно говорят, не происходит. Ну, висит у меня датчик, что-то считывает. Никто его не замечает, и ничего с его появлением в жизни не изменилось. Те же лица, те же пепельницы и подносы, те же нахальные разговоры пьяных «оунеров». Пока однажды вечером Боб не залетел в мою комнату.
Шел восьмой день с тех пор, как мы прикрепили датчик к моему браслету. Дверь, которую я благополучно позабыла закрыть, резко распахнулась, едва не ударившись о стену, а взъерошенный больше обычного Боб заголосил с порога.
– Шерин, я закончил! Я понял, как они работают!
Отчитав гения за непредусмотрительность, я быстро сгребла его за руку, и, прихватив по пути Янку, мы собрались у него в комнате, которая по молчаливому согласию стала считаться штабом. Боб, задыхаясь от волнения, начал быстро рассказывать, что, наконец, отыскал зависимость кода от браслета, понял, как интерпретировать его уникальность, а самое главное, как на этой основе воссоздать новый код, способный напрямую послужить нашим целям.
– И что ты собираешься теперь делать? – спросила я, чувствуя, что мы вплотную приблизились к важной разгадке.
Мы все трое сидели очень близко друг к другу, возбужденные почти до истерики. Ни дать, ни взять орава юнцов, нашедшая карту сокровищ и поверившая, что они реальны. Боб непрерывно теребил воротник своей клетчатой рубашки, Янка то терла пухлые ладони, то бессознательно выгибала пальцы, будто они ей мешали.
– Наверное, буду пробовать, – тряхнув длинной челкой, заявил Боб.
– Давай сразу мне тоже! – жадно попросила Янка. – Я тоже хочу! Хоть сотенку накинь на мой тоже.
– Да погоди ты, Ян! – запротестовал Роберт. – А что, если что-то пойдет не так? Надо же проверить сначала.
– Так что, датчик больше не нужен? – спросила я. – Может, снять тогда?
– Ну, можешь и снять. Но я бы оставил на всякий случай. Вдруг нам еще коды понадобятся…
– Ладно, оставлю пока. Все равно вроде никто не заметил.
В тот вечер мы долго сидели в его комнате. Вопросы множились, и хотя ответов на них не было, да и пока быть не могло, мы долго не расходились. Нам казалось, что вот оно – мы пересекли невидимую черту, мы узнали что-то запретное и теперь навеки связаны невидимой клятвой. Уже совсем скоро секрет, являвшийся наваждением Боба с тех самых пор, как ему впервые пришла идея разобрать браслет, обещал раскрыться и представить взору скрытое переплетение тайн. Только под самый вечер, когда оконные просветы из оранжевых превратились в темно-синие, а затем и совсем черные, мы покинули «штаб». Не знаю, спал ли в ту ночь Боб, или же сидел за монитором до самой зари, а вот мне, ерзающей на кровати, заснуть не удавалось никак.
Получится ли у него? А вдруг что-то пойдет не так? А если все пойдет именно «так», не забудет ли обезумивший от счастья компьютерный гений подкинуть баллов и нам, прежде чем сбежит в распахнутые ворота тридцать третьей зоны? Да нет, не должен. Боб не такой. Он никогда не забудет нашу помощь.
Одно было ясно наверняка – завтра что-то изменится. В который раз жизнь, делавшая много резких поворотов, взлетов и падений, заложит очередной вираж. Я уже почти физически ощущала свист ветра в ушах, чувствовала развевающиеся за спиной волосы. Успею ли я отрастить крылья, прежде чем сигану с вершины в неизвестность?
Утомленная переживаниями, я закрыла глаза.
Слишком многое обещало измениться.
Слишком многое и изменилось. Вот только никто из нас в тот вечер не смог бы предположить, как именно.
* * *
Моя смена уже подходила к концу. Примерно за час до моего ухода я увидела, как в игровой зал вошел Халк. Стараясь избегать его и сопутствующих неприятностей, я крутилась либо возле бара, либо у самых дальних столиков. Раз или два я все же столкнулась взглядом с Халком. В эти моменты мне хотелось втянуть голову в плечи и нажать кнопку «раствориться». Взгляд его был ровным, немигающим, без единого намека на эмоции и от того чем-то напоминал застывшего на ветке питона в ожидании добычи.