Все-таки способности пушистых существ оказались сногсшибательными.

Вот уж кто в совершенстве владел работой с материей… Мне оставалось только позавидовать. Как из меха, плоти и крови (если, конечно, она там была) обращаться в железо или пластмассу? И ведь на ощупь каждая «подделка» выглядела очень даже близкой к оригиналу.

Пришлось выработать новое правило: если видишь что-то, чего пять минут не стояло, не лежало, не висело (и вообще здесь не находилось), то не трогай: это Смешарик.

Балаган, да и только.

Но этот балаган, как ни странно, помогал моему разуму лучше принять убеждение о том, что все возможно. А это, в свою очередь, помогало достичь больших результатов на уроках с Дрейком. Воспоминания о проделках домашних питомцев подстегивали мой быстро угасающий в случае неудач энтузиазм, подталкивая к новым пробам и попыткам.

Мысль о том, чтобы избавиться от Смешариков, мне в голову не приходила. И тому было несколько причин. Во-первых, кошек они, как и обещали, не трогали. Иногда даже пытались вместе играть, а если в дело вступали Ганькины когти, то быстро оборачивались чем-нибудь мокрым, шипящим или колючим – кошачий интерес к таким предметам моментально таял. Во-вторых, избавиться от глазастиков можно было только одним способом – вернуть в реакторную лабораторию, где их ждала бы смерть. А в-третьих, мне было любопытно и забавно иметь таких существ дома: вреда они не чинили (шутки не в счет), жить не мешали, по вечерам мило собирались в корзине и пытались вести диалоги в картинках. В общем, мы прикипели друг к другу.

Гости, приходившие в дом, ровным счетом ничего не замечали. Да и кто обратит внимание на новый ряд кактусов на подоконнике, кучу свечей по всей комнате или ворох разноцветных тапок у входа в коридоре? Подумаешь, причуды у хозяйки… Ведь никто не знал, были они там до этого или нет.

Одно я со временем подметила совершенно точно: посторонним Смешарики показываться не спешили и при чужих ничем себя не выдавали. Никогда. Из-за такого поведения и я осторожничала с рассказами о них. Даже Дрейку.

Несколько раз тот спрашивал о том, как поживают новые питомцы, и я осторожно уходила от детальных ответов, ограничиваясь улыбками и неизменными словами «хорошо, спасибо». Дрейк щурился, думал о чем-то, но вслух ничего не говорил.

Я списывала это на то, что помимо работы со мной, Начальник оставался постоянно занят чем-то иным, что не позволяло ему надолго сосредотачиваться на теме Смешариков. Но это было к лучшему.

Пока я корпела над изменением физических форм с помощью мысли, мои коллеги тоже подвергались безжалостным физическим нагрузкам: иногда мы сталкивались в коридорах, где они, взмыленные и пышущие тестостероном, одевшись после душа, расходились по домам. Несколько раз, следуя по коридорам за Дрейком, я видела их стрельбище – тир, размером со стадион, в котором вместо привычных статичных мишеней использовались движущиеся тени – псевдо-фантомы, как объяснил Начальник. В этом помещении постоянно менялось освещение и перестраивалось пространство с учетом того, чтобы декорации никогда не повторялись и у ребят не было возможности действовать по памяти. Так же, по словам Дрейка, ранения, полученные в этом месте, были вполне настоящими, поэтому двигаться и защищаться нужно было так же активно, как это пришлось бы делать в реальной жизни.

Мда-а-а. Жестоко. А я еще сетовала на трудность своих уроков. Хотя, когда дело доходило до физических нагрузок в спортзале, я тут же забывала чужие проблемы, выматываясь до седьмого пота.

Времени на посещение своего мира выдавалось мало. Я старалась бывать там, один раз даже ночевала в старой спальне, но по большей части приходилось упорно трудиться в Нордейле.

В один из вечеров, не справившись с заданием во время урока, я взяла трудовой материал домой – им оказался пластмассовый кубик, которому следовало придать треугольную форму. Материя, как и раньше, почти не давалась мне, выматывая силы и нервы без какой-либо отдачи взамен. Редкие результаты казались мне больше совпадением, нежели влиянием силы воображения на реальный предмет.

Уставшая и измотанная, дома, в гостиной второго этажа, я выложила пресловутый кубик на стол, и, радуясь тому, что Клэр куда-то уехала на Нове (машина уже какое-то время пребывала в нашем общем пользовании), я села на диван, закрыла глаза и принялась представлять, что когда открою их, на столе вместо куба будет стоять треугольник.

Что ж… Результат превзошел все ожидания.

Когда я открыла глаза, на столе стоял один пластмассовый кубик и штук двадцать пластмассовых треугольников. Я всплеснула руками:

– Я, конечно, понимаю ваше желание мне помочь, но таким методом мне Дрейка не обмануть. Кыш!

Все «бывшие» треугольники тут же скатились со стола, расстроено поглядывая на меня золотистыми глазами.

– Ну и зоопарк…

Я разочарованно покосилась на оставшийся стоять на столе кубик и покачала головой.

Еще минут тридцать было убито в бесплодных попытках явить миру чудо, после чего хлопок входной двери начисто убил остатки вдохновения, известив о том, что вернулась Клэр.

Шурша пакетами, она поднялась на второй этаж, принеся с собой аромат морозного воздуха и улицы.

– Привет! А ты знаешь, что этот сброд пытается начать говорить?

– Что?

Меховой «сброд» в это время крутился вокруг ног поварихи, не давая прохода.

– А вот смотри! – Клэр перевела взгляд на Смешариков. – Я ягод купила. Пойдем есть?

– Есь! Есь! Есь! – тонко и вразнобой запищала орава.

– Только этого еще не хватало! – обреченно закатив глаза, я снова покачала головой, искренне надеясь, что писк и гвалт в скором времени не наполнит все этажи особняка; после чего убрала со стола злосчастный кубик. – Тогда я тоже хочу «есь». У нас «есь» что-нибудь?

И мы обе засмеялись.

– И как?

– Что «как»?

В невысоком стакане с виски, что держал в руке Стивен Лагерфельд, глухо звякнули льдинки.

– Как выглядит ее дом?

– Нормально выглядит. Аккуратный, чистый… обычный. В нем нет явных признаков тщеславия или сумасбродства. Обычный дом обычной девушки. Прекрати во всем видеть умысел, Баал.

Поставив ногу на каминную ступеньку и опершись локтем на колено, Регносцирос задумчиво смотрел на огонь. Казалось, жар, идущий от пламени, не трогал его. Темные волосы ширмой с двух сторон скрывали лицо, отчего Лагерфельд никак не мог увидеть его выражение и определить настроение друга.

«Мрачное, как обычно, – подумал он. – Как и все в его доме».

– Как ты можешь любить этот склеп? – уже не в первый раз спросил сидящий в кресле врач, оглядывая темно-вишневую мебель, черную кожу диванов и выкрашенные в непонятный безрадостный оттенок стены. – Я бы сказал, что это у тебя проблемы, судя по обстановке.

Мужчина у камина передернул плечами; волосы его качнулись в такт движению.

– Она пыталась с тобой флиртовать?

– Нет.

– Как-то заигрывать?

– Нет.

– Встретила в соблазняющей одежде?

– Да нет, черт бы тебя подрал! Как она могла встретить меня в соблазняющей одежде, если я пришел без приглашения? Повелся на твою дурную просьбу. Она больше смутилась, чем что-либо еще. Вот и все.

– Угу… – неопределенно согласился Баал. – Она слишком умна, чтобы так просто себя выдавать.

Стивен продолжал буравить глазами широкую спину в темном пуловере.

– О чем ты?

– Пытаюсь понять, через кого из нас она попытается манипулировать. Значит, не через тебя.

– Манипулировать кем? – Лагерфельд почувствовал, что начинает злиться.

– Дрейком, кем же еще. Она уже близко к нему подобралась, но ей хочется еще ближе. Чтобы двинуть все в правильном направлении, она попытается вызвать в нем ревность, используя одного из нас…

– Ты совсем рехнулся…

– Это я-то рехнулся? – Регносцирос резко выпрямился, откинул упавшие на лицо волосы назад и со злобной усмешкой посмотрел на друга. – Бабы коварны, Стив, все без исключения. А эта сразу просекла, к кому надо подкатывать, чтобы урвать больше всего привилегий. Она покрутится с милым выражением лица вокруг него, даст к этому привыкнуть, а потом вильнет задом, показывая, что нашла кого-то еще – и тогда он взвоет.