– Ну, это как посмотреть, – сказал венгр с улыбкой. – Зависит от того, кого называть искателем приключений. Я лишь хочу жить так, чтобы мне не надо было торчать по восемь часов в конторе, терпеть над собой начальство и спать в улье. – Он помолчал. – Если из-за этого я порой попадаю в передряги, вряд ли можно считать меня искателем приключений.

– А сейчас куда вы направляетесь?

– На «тарарам».

– «Тарарам»?

– В Трупиале, на берегу Куруту, притоке Парагуа, рванула «бомба».

– Бомба? – удивилась Аурелия. – Кто ее заложил?

– Никто, сеньора. Никто. Это так говорят: рванула «бомба», – когда открывают россыпь алмазов. Туда со всех сторон стекается народ, и начинается то, что называется «тарарам». Я был в Каракасе, когда об этом услышал, собрал шмотки и бросился к реке. Похоже, еще можно словить удачу, разжиться деньжатами, чтобы продержаться пару лет. Надо только добраться туда раньше самолетов.

– Разве пирога может опередить самолет?

– Дело в том, что самолетам еще негде приземлиться, и они не смогут это сделать, пока не наберется достаточное число старателей и каждый не оформит свой участок. Тогда они договариваются между собой и за пару дней расчищают площадку для самолетов, чтобы те снабжали их продовольствием и увозили алмазы. Однако после этого понаедут люди из города, а когда эта «чума» нагрянет на «бомбу» – хана, пиши пропало. Старатели – народ суровый, но они уважают того, с кем вкалывают бок о бок. Любители же – это напасть: им ничего не стоит обобрать мать-старушку и вспороть брюхо отцу, чтобы проверить, не проглотил ли он «камушек».

– И что же, любой, кто захочет, может заняться поиском алмазов? – поинтересовался Себастьян, старший брат. – Нет такого закона, который это запрещает?

«Мусью» Золтан Каррас ответил не сразу, сосредоточенно пытаясь выдрать зубами кусок мяса из обезьяньей ноги, а потом этой самой ногой ткнул в сторону сельвы на другом берегу реки:

– На той стороне не существует закона, способного что-либо запретить. Не считая небольших участков, отданных в концессию трем-четырем добывающим компаниям, остальная Гвиана, от Ориноко до границы с Бразилией, считается «территорией свободного пользования». Что нашел – то твое, даже не нужно платить налогов. – Он вырвал зубами очередной кусок и уверенно добавил: – Вот такие дела!

– А что, кто-нибудь разбогател, занимаясь поисками алмазов?

– Смотря что считать богатством, – тут же ответил венгр. – У меня есть друг, которого все зовут Варавва, который нашел на старом прииске «Эль-Полако» камень в сто пятьдесят пять карат, знаменитый «Освободитель Венесуэлы». Впрочем, это длинная история, – добавил он. – Мне хотелось бы кое-что узнать до того, как вас покинуть. Как получилось, что корабль, построенный в льянос, называется «Марадентро»? Одно с другим как-то не вяжется.

– «Вглубь моря» – наше семейное прозвище.

– Понятно. – Золтан Каррас, судя по всему, покончил со скудной трапезой и рывком поднялся на ноги. Он был высокий, худой и нескладный, хотя чувствовалось, что сильный и мускулистый. На правой щеке у него красовался длинный шрам, который придавал еще больше своеобразия его облику. – Мне пора, – сказал он. – Путь неблизкий, а я хотел бы поставить палатку в устье Кауры сегодня вечером. – Он крепко пожал руку каждому. – Удачи! – сказал он в заключение. – Там, дальше, вам следует опасаться только мелей этого берега. – Он приветливо улыбнулся. – Хотя после того, что я увидел, думаю, что проблем у вас не будет.

Он перебрался в свою лодку и, напоследок взмахнув рукой, запустил мотор и через несколько минут скрылся за речным поворотом.

Аурелия, Айза, Асдрубаль и Себастьян Пердомо Марадентро провожали его взглядом, пока он не исчез, и тогда Асдрубаль нарушил молчание, выразив общее мнение:

– Симпатичный дядька.

– И вдобавок искатель приключений, хоть и не желает в этом признаться.

– Неужели это правда, что любой может разбогатеть на добыче алмазов?

Мать с упреком посмотрела на Себастьяна: это он задал вопрос, напустив на себя равнодушный вид.

– Оставим эту тему, – сказала Аурелия. – Я не желаю слышать ни о золоте, ни об алмазах. Ориноко – всего лишь река, которая несет нас к морю, и я ни за что на свете не собираюсь сходить на берег.

– Не знаю, зачем ты мне это говоришь, – запротестовал сын. – Я только высказал мысль вслух.

– Знаю я твои высказывания, – отрезала мать. – И мне знаком этот блеск в твоих глазах, стоило тебе услышать, что где-то можно найти алмазы. Как только поедим, я хочу, чтобы мы отправились в путь, и не собираюсь останавливаться, пока не доберемся до моря.

– Прежде чем выйти в море, надо оснастить судно, поставить мачты, найти паруса и обзавестись мотором.

– Пока можно обойтись и без мотора, – заметила она. – Твой дед и твой отец тридцать лет проплавали под парусом. Хотелось бы надеяться, что моя кровь не испортила мореходные способности Марадентро.

Все трое подняли головы и посмотрели на нее. Казалось, что, как только Аурелия Пердомо почувствовала под ногами палубу голета, она вновь обрела уверенность в себе и превратилась в отважную и решительную женщину, какой была до гибели мужа. В Венесуэле, а точнее, в незнакомой враждебной обстановке льянос она как-то сразу сникла, но сейчас, вероятно из-за близости моря или из-за того, что корабль давал ей ощущение вновь обретенного дома, из которого ее никто не может выгнать, к ней вернулась привычка всем заправлять.

И все-таки Себастьян рискнул высказать свое мнение:

– Если этот человек в его возрасте имеет силы, чтобы искать алмазы, не знаю, почему бы и нам с Асдрубалем не попытаться.

– «Этот человек» примерно того же возраста, что и ваш отец, – заметила Аурелия. – И хочу тебе напомнить, что он мог одной рукой отшлепать вас обоих. – Она улыбнулась. – И потом, венгр знаком с ремеслом старателя, тогда как никто из вас не отличит алмаз от стекляшки. Или ты думаешь, что стоит только появиться и сказать: «А вот и я!» – и они сами попрыгают тебе в руки?

– Нет. Я понимаю, что это не так просто.

– А тогда «знай, сверчок, свой шесток». Ваше дело – ловить рыбу. Тут вы мастера, вот и должны этим заниматься. – Она повернулась к дочери. – Ты все собрала? – спросила она и, когда та молча кивнула, несколько раз хлопнула в ладоши, призывая сыновей к действию. – Все, поехали! – сказала она. – Нас ждет море.

Асдрубаль вернулся к штурвалу, Себастьян отдал швартовы и оттолкнулся шестом, и вскоре они опять плыли по реке, глядя, как на левом берегу пасется скот, а на правом – украшают деревья тысячи попугаев, красных ара, цапли и ибисы, крики которых перекрывают шум воды.

Однако, как только Себастьян заметил, что мать задремала под навесом, он бесшумно приблизился к брату, который продолжал внимательно следить за тем, чтобы судно двигалось посередине реки, и очень тихо спросил:

– Ты веришь, что в Гвиане вот так запросто можно найти алмазы?

– Судя по всему, этот человек говорил серьезно, но мать права. Что мы смыслим в алмазах? Ты себе представляешь, как их добывают?

– Нет.

– Ну, тогда это все равно что дать старателю корабль и сказать: «Давай плыви!» Он даже окуня не поймает.

– Никто не рождается мастером на все руки.

– Ладно, согласен. Но ты только погляди на эти дебри! Прямо непреодолимая стена. Здесь выжить и то проблема. А если еще искать алмазы, то вообще труба.

– Другие же ищут.

– Другие! Я бы и сам, может быть, попытался, будь я один, как этот венгр… – Он кивнул в сторону матери: – Но куда денешь женщин?

– Мы могли бы оставить их в каком-нибудь тихом месте.

– Тихом? – удивился Асдрубаль, невольно повышая голос. – Неужели ты думаешь, что существует такое место, где можно оставить Айзу и чтобы при этом через три дня все мужчины в округе не горели бы желанием ее изнасиловать, умыкнуть или жениться? Вспомни, что произошло в Каракасе, в льянос, – везде, где бы мы ни оказались.

По-видимому, напоминания о том, насколько осложняла им жизнь красота сестры, оказалось достаточно, чтобы убедить Себастьяна в бесполезности дальнейшего обсуждения темы алмазов. Ничего не поделаешь, таково их предназначение – вечно быть защитниками и телохранителями необыкновенной и поразительной девушки, которая «приманивала рыбу, усмиряла зверей, приносила облегчение страждущим и утешала мертвых».