И вот она вошла – высокая, стройная, надменная, молодая и красивая, – холодно взглянула на меня и остановилась возле дверей. На ней был эффектный брючный костюм неуловимого переливчатого цвета. На ногах туфли на высоком каблуке, благодаря которым она оказалась самой высокой среди присутствующих.

– Ну что же вы, подойдите ближе, – сразу засуетился возле неё социолог. Чего он так суетился, выиграть, что ли, этим хотел?

Я сделал шаг к ней навстречу и улыбнулся вымученной улыбкой.

– Энрика, я очень рад тебя видеть. Ты сегодня просто восхитительна! – Если я и врал, то совсем немного.

Ни один мускул не дрогнул на её лице. В пронзительно синих глазах был всё тот же лёд. Она сделала ещё шаг, теперь мы стояли друг против друга на расстоянии вытянутой руки. Улыбка медленно сползла с моего лица, внутри у меня всё сжалось – эта женщина, она меня ненавидит! Взгляд её был слишком красноречив.

Но она вдруг повернула голову, очень спокойно, по­жалуй, даже лениво, и произнесла предельно короткую фразу:

– Это он!

– Кто он? – одновременно вскрикнули управля­ющий и социолог.

Женщина с удивлением посмотрела на них.

– Мой муж! Габриэль Спенсер.

– Вы уверены в этом?

– Уверена.

Женщина снова посмотрела на меня. Поразительно, но глаза её оставались, всё так же, холодны.

– Дорогой, – произнесла она с непередаваемым выражением, – пожалуйста, не задерживайся сегодня вече­ром. И помни, что ты обещал подарить мне новую машину.

– Конечно, – пробормотал я и, почти не чувствуя своего тела, приблизился к ней и коснулся губами её твердой щеки. – Я никогда не забываю своих обещаний, – произнёс я очень серьёзно, глядя ей в глаза.

Присутствующие в глубоком молчании наблюдали эту сцену.

Развернувшись на месте, молодая женщина, не глядя ни на кого, пошла странно подпрыгивающей походкой к двери. И вышла.

Некоторое время в кабинете сохранялось молчание, никто не двигался с места, в положениях тел чувствовалась растерянность.

Первым пришёл в себя я.

– Итак, господа, полагаю, инцидент исчерпан?

Господа все четверо разом затоптались к выходу. Опустив голову и опасаясь смотреть в мою сторону, они спешили покинуть помещение.

– Одну минуту! – крикнул я, и все как по команде остановились. Подождав, когда они повернутся ко мне, я проговорил не без достоинства: – Надеюсь, данное происшествие не просочится дальше этих стен? Это, между прочим, и в ваших интересах тоже! Со своей стороны я беру назад всё мною сказанное относительно дальнейших перспектив нашей совместной работы. Я понимаю: мы все здесь немного погорячились, но это не помешает нам продолжать трудиться также плодотворно, как это и было все эти годы!

После такого вердикта я не сомневался, что вопрос действительно исчерпан. Все формальности соблюдены, а я остался на высоте положения и даже проявил благородство, как известно, свойственное лишь действительно сильным личностям.

Четверо покинули кабинет в том же порядке, в каком и появились. Сначала вышел управляющий банком, за ним выдавился через дверь шеф службы безопасности, потом – желчный социолог, ну а уж за ним – мистер Виртс, мой личный детектив, так неудачно проколов­шийся сегодня утром. От услуг последнего я решил отказаться, несмотря на данное обещание. В отношении остальных следовало подумать и не делать пока что резких движений – времени у меня теперь будет предостаточно – молодая надменная женщина, назначенная мне в жёны, вручила в мои руки карт-бланш, и это был самый приятный сюрприз, который преподнесла мне судьба за последние годы.

Выглянув в приёмную, я отменил на сегодня все за­планированные встречи и попросил никого больше ко мне не пускать. Потом замкнул дверь на ключ и, вытащив из сейфа початую бутылку элитного французского коньяка, налил грамм пятьдесят прямо в чашку с остатками кофе. Нервы мои были слишком возбуждены и требовали успокоения. Было уже часов двенадцать, и через широкое окно светило яркое солнце, лучи его окра­шивали предметы в тёплые золотистые тона, и мне было тепло и хорошо – с каждой секундой становилось всё теплей, всё лучше – французский коньяк делал своё доброе дело.

***

В тот же вечер я выполнил своё обещание, и моя супруга получила давно обещанный «Феррари» вишнёвого цвета. Сверх этого она обрела норковую шубу и ожерелье из натурального жемчуга, поднятого пучеглазыми аборигенами со дна моря в районе Соломоновых островов. День, начавшийся столь рискованно, заканчивался самым благоприятным для меня образом. Совершив эти мелкие покупки, мы с Энрикой отправились в ресторан, где провели волшебный вечер в окружении услужливых официантов, сверкающего хрусталя, пряных запахов и успокаивающей музыки, – и в два часа ночи вернулись в наш роскошный особняк, стоящий на берегу моря среди кокосовых пальм и деревьев манго.

И лишь когда мы укладывались спать, супруга несколько подпортила очарование этого восхитительного вечера. Она неожиданно спросила:

– Так как же на самом деле вас зовут?

При этом она так улыбалась и так смотрела на меня, что необходимость во всякой лжи отпала. Мы стояли по обе стороны необъятного брачного ложа, освещаемые кровавым светом ночника и готовые лечь на белоснежные надушенные простыни. Я смотрел в надменные глаза стоявшей напротив красавицы и старался постигнуть извечную тайну женской души. Но тщетно – подобные ребусы не для моих мозгов.

Слабо улыбнувшись, я проговорил:

– Тебе, в самом деле, необходимо это знать?

Женщина усмехнулась и уронила голову, пушистые волосы упали на её худые плечи.

– Как хочешь, – произнесла она равнодушно, – можешь не говорить.

Взяла покрывало за угол, не­ловко шагнула своей длинной ногой на простыню и вдруг упала на матрас, в ту же секунду укрывшись одеялом; поток надушенного воздуха ударил мне в лицо, и дыхание моё перехватило.

Я осторожно лёг рядом. Теперь я уже не мог удержаться от этого вопроса:

– Скажи: почему там, в кабинете, ты не выдала меня?

Женщина лежала на спине и смотрела в потолок, лицо её в этот момент показалось мне невыразимо прекрасным.

– Этот Спенсер, – сказала она, не оборачиваясь, – он был такая сволочь! Надеюсь, ты окажешься лучше.

– Я тоже, – ответил я и, потянувшись к изголовью, щёлкнул выключателем. Комната погрузилась во мрак.

Я осторожно взял женщину под покрывалом за тёплую руку и тихонько сжал.

– Милый, будь нежен со мной, – услышал я в тишине.

– Да, конечно, – произнёс я как можно убедительнее. – Иди ко мне.

А в следующую секунду почувствовал, как эта надменная красавица трогательно прильнула ко мне; по хрупкому телу её прошла дрожь, и я сильнее прижал её к себе, стараясь согреть собственным теплом и, словно желая, за­щитить от многочисленных невзгод этого мира, полного подлости и лжи.

Ольга Воликова: Сердце не камень

Куда она ехала с утра в переполненном ПАЗике? Ох, если б кто-нибудь мог в точности ответить на этот вопрос. Нет, пункт назначения был, конечно, известен, но что ожидало её впереди, никто предсказать не мог. Престарелый автобус, неимоверно дребезжа на дурной дороге, уносил её в новую жизнь. За окном маячил совсем уже осенний пейзаж, хотя месяц сентябрь едва успел расправить крылья над родными просторами. Семидесятикилометровый путь растянулся на долгие два часа, клонило в сон, а сидеть на «общем» заднем сидении было жутко неудобно. Время от времени, подтягивая ослабевшими руками сползающий рюкзачок, Лиза проваливалась в тупую дрёму. Ноги, упиравшиеся в чужие баулы, затекли… Вобщем, то ещё путешествие. Слава богу, показались невзрачные улочки пригорода, потом мост, и она поняла, что приехала. Божехолмск – милое названьице! Ну, и где же здесь, спрашивается, холмы? Никаких холмов она не заметила, а вот воды было предостаточно. Пока доехали до автостанции, Лиза насчитала шесть мостов. «Вот это да! – удивилась девушка. – Настоящая Венеция». Только здесь были не узкие каналы, а просторные улицы с неширокими речками и речушками вместо обычных мостовых. По пологим берегам росли старые скрюченные ивы, отражаясь в тёмных тихих водах. Сонную зеркальную гладь изредка тревожили лодки – вёсельные, тяжёлые, почерневшие от старости, и лёгкие моторки.