Все сказанное не исключает стремления достигнуть высоких результатов в работе и учебе. Особенно это относится к детям и к молодежи. Их дальнейшая жизнь зависит от успеваемости в учебе, а также от степени престижности детского сада, начальной, неполной средней и средней школы и, наконец, университета, который они окончат. Как и все в Японии, учебные заведения подчинены системе рангов.
Посещение детского сада с хорошей репутацией облегчает поступление в хорошую начальную школу, а посещение подобной начальной школы, а также младшей средней школы означает, что ребенок более чем наполовину выдержал вступительные экзамены в престижную старшую среднюю школу. А тот, кто окончит престижный университет, может вообще не опасаться за свое будущее. Ему лишь необходимо запастись терпением, ибо отныне вступает в действие другой механизм, когда возраст имеет приоритет перед личными достижениями. Служебное «продвижение» на основе личных заслуг подвергается, как уже было сказано, большим ограничениям. Конечно, полностью личные достижения не игнорируются, но право голоса как в политике, так и в экономике имеют старшие по возрасту, однако и они не наделены властью в прямом смысле этого слова.
Хотя такая система и представляется весьма иерархической, исполнительная власть почти никогда не сосредоточивается в руках одного человека. Однако, согласно традиции, приличия должны быть соблюдены, если даже роль «старшего» сводится лишь к тому, чтобы поставить подпись на документе. В Японии не принято подписывать документы. Обычно на них ставят «Ханко» — печать или клеймо с выгравированным именем, ибо в Японии имеет законную силу лишь штамп. Но важнее, чем проштампованный документ, до сих пор в Японии является устная договоренность.
Японское общество, вероятно, давно бы безнадежно закоснело, если бы строго придерживалось принципа сеньоритета. На фабрике или в других местах «старший», «начальник», вряд ли откажется принять идеи «младшего», «подчиненного». Умный руководитель в определенных условиях для осуществления своих замыслов даже предоставит «управляемому» довольно обширное поле деятельности. В случае успеха лавры достанутся руководителю; если же подчиненный потерпит неудачу, то пусть пеняет на себя. Проявление собственной инициативы все же поощряется. Но «младшему» даже не придет в голову сказать: «Это нужно делать так, а не иначе». Или: «Это следовало бы сделать таким образом». Возможно, он скажет: «Шеф, может быть, вы взвесите, не лучше ли это сделать так?» Японский язык предоставляет для подобного рода объяснений исключительные возможности. Шеф, поразмыслив, посоветуется со своей администрацией, запросит мнение нижестоящих звеньев, а затем распорядится, что надо делать именно так, как посоветовал «младший». В конце концов ом предстает как лицо, от которого исходит идея. Его авторитет вследствие этого не только не страдает, но и еще больше укрепляется. Однако шеф запомнит того, кому принадлежала идея: когда-нибудь ему понадобится преемник.
Для «чужестранца» в Японии процесс принятия окончательных решений очень сложен, чаще всего недоступен. Это делает его неуверенным, а подчас и нетерпеливым, особенно когда он в своей слепой вере в авторитеты считает, что стоит ему поговорить с «шефом», и все будет в порядке.
Принятие решения осуществляется здесь, как правило, снизу вверх. Правда, толчок хотя бы для виду часто следует сверху, однако окончательное решение принимается только после убедительных аргументов снизу. На первый взгляд подобная система кажется несколько запутанной, тяжеловесной и нерациональной. Но это отнюдь не так, ибо эта налаженная мини-система хорошо вписывается во всеобщую систему норм поведения и потому, с одной стороны, она не тормозит принятия решений, а с другой — побуждает каждого человека к активным действиям, даже если он остается анонимным. Так уж повелось, что отдельное лицо меньше всего ориентировано на собственное «я», а больше на группу, к которой он принадлежит и с которой себя отождествляет.
Вся система отношений — «сэмпай» — «кохай», «сеньор» — «юниор» («учитель» — «ученик»); «оябун — кобун» («мастер» — «подмастерье», «руководитель» — «опекаемый»), «отец» — «сын» — показывает, что японское общество организовано по вертикали, а не по горизонтали. В этой иерархии каждый занимает свое определенное место, так что ему не приходится задаваться вопросом, кто стоит над ним. Человек включен в жесткую схему норм и правил поведения, обучиться которым ему не составляет никакого труда, ибо с первого дня своей жизни он постоянно видит перед своими глазами пример взрослых. Так, в Японии нет просто «брата» или «сестры». Эти слова в японском языке вообще отсутствуют. Есть «ани» — «старший брат», «отото» — «младший брат», «анэ» — «старшая сестра» или «имото» — «младшая сестра». С самого начала ясно, кто кого обязан почитать. Младшие не называют своих старших братьев и сестер по имени. К старшему брату обращаются со словами «о-ни-сан», а к старшей сестре — «о-нэ-сан». Дословно это звучит так: «господин достойный уважения старший брат» и «госпожа достойная уважения старшая сестра».
В собственной «группе», когда знаешь, с кем имеешь дело, схема действует бесперебойно, но, если приходится общаться с членами другой «группы», часто становишься беспомощным, ибо не знаешь, какие слова употреблять, так как это зависит от положения того или другого члена «группы». Поэтому в Японии очень важны две вещи: рекомендательное письмо, желательно от общего знакомого, и обмен визитными карточками. И если на визитной карточке рядом с именем, адресом и телефоном владельца обозначены все занимаемые им посты и виды деятельности, это отнюдь не означает, что он перечислил их из гордости или самомнения. Это скорее дань вежливости: другой должен знать, с кем имеет дело.
В Японии каждый старается соблюдать правила совместного существования, даже если не очень отдает себе в этом отчет. Если спросить японца, не воспринимает ли он многие из этих правил как пережиток феодального или даже более раннего общественного уклада, он в ответ скептически покачает головой. Тем не менее наряду с основными капиталистическими отношениями между трудом и капиталом в Японии до сегодняшнего дня сохраняются отношения, которые сложились еще в период феодализма, особенно во времена сёгуната Токугава.
Эти отношения обязаны своей жизнестойкостью нескольким факторам: во-первых, в японской истории вопреки всем предпосылкам не сложилась сильная, обладавшая классовым сознанием буржуазия, которая смела бы все феодальные отношения как в материальной, так и в духовной жизни общества; во-вторых, та буржуазия, которая появилась благодаря быстрому процессу капитализации японской экономики, либо не прошла вообще, либо прошла очень короткую фазу буржуазного либерализма или капитализма свободной конкуренции; в-третьих, господствующие слои, как правило, потомки старой феодальной аристократии сознательно включали традиционные черты социальных отношений в процесс экономической модернизации Японии. «Европейская техника и японская душа!» — гласил один из лозунгов прошлого века. Правда, в последнее время отнюдь не все японские социологи придерживаются, например, мнения, что именно «производственная общность» с ее системой пожизненного зачисления человека на службу берет свое начало в традициях феодальных или раннекапиталистических производственных отношений. Некоторые из них подчеркивают, что те отношения между людьми в производственном процессе, которые имеют место теперь, возникли лишь в двадцатые годы нашего века и затем наиболее выпукло проявились с 1945 по 1950 год — в период острых социальных разногласий.
В Японии часто говорят о пирамидальной структуре общества, когда оно рассматривается как одна большая семья, на вершине которой стоит император. Эта пирамида, в свою очередь, состоит из бесчисленных маленьких «производственных» пирамид, возглавляемых предпринимателями, а также из множества еще меньших, «семейных» пирамид, во главе которых стоит отец. Каждая из пирамид, вплоть до самой большой, держится благодаря безусловной лояльности по отношению к тому, кто в данное время ее возглавляет. Таким образом, возникают дополнительные моральные обязательства, так успешно маскирующие фактические отношения, в которые люди объективно вступают в ходе капиталистического производственного процесса, что эти отношения или абсолютно не осознаются или же оттесняются на периферию сознания.
