– И-и, родная! Гитлера вон в бункере прятали, да и то не убежали! Уж коли час кому пробил, так пробил!

– А если… – выпалила Ирка, смелея от этого почти дружеского объятия Мамзелькиной. – Если ни вы и ни я ее не… Просто нет, и все? А?

Аида Плаховна посуровела лицом:

– Как это – ни я и ни ты? Работу, что ли, не сделаем?

– Да! И плевать! – Ирка крикнула это так громко, что из партера к ним во множестве повернулись укоряющие лица.

Мамзелькина куриной своей лапкой сгребла Ирку за плечо:

– Нет, березонька! У нас в канцелярии так борщи не варятся… Велено – делай! Оно, конечно, можно под дурачка закосить! Унести какую-нибудь другую Арбузову, поохать: мол, поди их разбери, этих Арбузовых, все круглые, все на одно лицо! Вкалываю без выходных, света белого не вижу! – в голосе старушки появилась плаксивость, но легкая, намечающаяся, словно она чуть приоткрыла, а затем сразу туго закрутила слезный кран. – Так что, готова ты укокошить какую-нить другую Арбузову?

Ирка замотала головой.

– Да оно и не сошло бы! Тут случай особый… – повторно взглянув на бланк, сказала Мамзелькина. – Другое дело, если б ты миллионами людей косила – ну, конечно, могла бы маненько и напортачить… А тут они точно знают, кто такая эта Арбузова! И почему заявку тебе прислали – тоже не секрет. Жилу твою проверяют – выдюжит или нет!

– А что будет, если я откажусь? Просто не сделаю, и все?

– Беда будет! – сурово сказала Мамзелькина, и ее легонькая ручка стала тяжелее могильной плиты. – Твоя коса тебя же и убьет!

– У меня нет косы. У меня копье!

– Правда? – лукаво удивилась Аида Плаховна. – Ну да я женсчина мирная, где мне понимать? Да только разнарядка есть разнарядка!.. Это тебе не с кошечками ранетыми баловаться!

– Пусть коса меня убивает! Не буду младшей смертью! И копье верну Брунгильде! Без нее валькириям не… – Ирка, знавшая уже кое-что от Багрова, вдруг запнулась.

– Что «не»? Почему замолчала? – спросила Мамзелькина, переводя на Ирку зоркие глазки.

– Ничего! – быстро исправилась Ирка. – Просто умру, и все!

Аидушка цокнула язычком:

– Благородно – да что толку? Убьет копье тебя – станет бесхозным. Мрак найдет ему новую, менее щепетильную хозяйку, а Бабаню твою… извиняюсь… мне придется выкосить, потому – разнарядка!

И Плаховна важно вскинула костяной пальчик к театральной люстре, как если бы разнарядки исходили непосредственно оттуда.

– А если я отдам копье Брунгильде еще до наступления срока? А в среду у меня как бы совсем не будет копья? – не задумываясь, спросила Ирка. Она еще по инерции считала Аидушку союзником, хотя с каждой секундой ее сомнения все росли.

– Дело хорошее! – сразу одобрила Мамзелькина. – Отдавай хоть сейчас! Да только тряпочку-то не сымай… А то как бы, неровен час, Брунгильда твоя не отправилась вслед за Зигфридом и прочими древними…

– Умрет?! – ахнула Ирка.

– Ох-ох-ох! Все там будем, всешеньки! – заныла Аида Плаховна, но опять же заныла кратковременно и намечающе. Она еще ухитрялась, помимо разговора с Иркой, смотреть спектакль. Но восхищали ее не актеры, а дирижер, чьи уже упомянутые руки, казалось, вообще не имели костей, а только одну стремительность.

– Ишь, что творит, собака! Волшебник, натурально волшебник! – сказала Аидушка с восхищением.

– И что мне делать? – спросила Ирка.

Она была раздавлена, загнана в угол. Плечи дрожали. Она плакала, но без слез. Глаза оставались сухими.

– А что тут сделаешь, яблочко мое ненадкушенное? Надо взять себя в руки и скосить! – жестко отрезала Мамзелькина и вдруг, точно сжалившись, быстро заглянула сбоку Ирке в лицо. – Ох, жалко мне тебя, девка! Есть тут одна зацепочка! Посмотри-ка сюда!

Ирка послушно посмотрела на бланк, на место, которое Плаховна очерчивала пальчиком.

– Видишь пометку карандашную?

– «Нсогсос»? – переспросила Ирка. – А что она означает?

– Да я-то откуда знаю? Видать, канцелярист чтой-то свое черканул! Но по правилам на официальном бланке посторонних надписев быть не должно. Тут как в паспорте: любой лишний штамп или хоть цветочек нарисованный – документ под замену должон идтить. Вот мы за это и ухватимся: мол, недействительно, и все тут! Протест то есть подать. А протестов всяких у мрака знаешь сколько? Всякая тля комиссионерская строчит. Пропасть такая размером с море – и вся пергаментами забита, страничками, обрывками всякими! Лет семьдесят будет наша очередь подходить, ну а там уж, сама понимаешь, никто не вечен…

– Мы это сделаем, да? Бабаня будет жить! – воскликнула Ирка, мгновенно обретая надежду и преисполняясь зашкаливающей нежности к Мамзелькиной.

Аида Плаховна тоже ощутила эту нежность и, засмеявшись, поцеловала Ирку в щечку. Ее дыхание пахло еловыми венками.

– Сделаю. Но с условием! Тут страж один есть, Джаф… Говорят, Лигул ему поручил у Улиты и ее сына эйдосы забрать. И Тухломона ему дал под начало.

Мамзелькина произнесла это быстрым, едва различимым шепотком, а когда Ирка начала переспрашивать, строго погрозила ей пальцем: мол, узнала и узнала, а мое дело – сторона.

– Не нравится мне этот Джаф! – продолжала Аида. – Скользкий он какой-то! Вроде говорит, что не боец, да только как его дуэли посчитаешь – призадумаешься. Светлых стражей убил уже с десяток, в том числе и четверых златокрылых… У мрака семерых прикончил, даже и пару серьезных рубак. Ну оно конечно – ученик Арея! Многое умеет.

Ирка локтем едва не столкнула бинокль в партер:

– Кто ученик Арея? Джаф?

– Он самый, голубка моя! По слухам, Арей тренировал его во время своей ссылки в Тартаре. Непонятно, как Джаф нашел к нему подход. Не исключаю, что Арею нужен был хоть кто-то для совершенствования мастерства. Они занимались лет пятнадцать или около того, а потом поссорились. Говорили, Джаф то ли предал Арея, то ли сделал ему какую-то подлость.

– Подлость в Тартаре? Это же нормально! – легкомысленно сказала Ирка.

Мамзелькина посмотрела на младшего менагера с укором:

– Это нормально для мрака, но ненормально для Арея! Все-таки он был его учителем, а Джаф – одним из самых способных его учеников! Кроме того, хотя поначалу Джаф бился мечом, недавно он обзавелся невидимым оружием. Ран оно, понимаешь, не оставляет!

– Это как – не оставляет? – удивилась Ирка.

– А так. Выходит кто с Джафом на бой, а потом – раз! – и готово. Не поймешь, как Джаф его ухлопал.

– Даже вы не знаете?

– Даже я. А уж мне завсегда известно, кто от чего лыжи отбросил. Работенка у меня такая – за другими травку подкашивать.

– А по движениям-то можно понять, чем он атакует? На какой дистанции наносится завершающий удар? – быстро спросила Ирка.

Аида Плаховна кокетливо замахала на нее ручками:

– Чур меня, чур! Ты, милая, меня вумными словами не пугай! Труп – он, милая, мертвец и есть, тело недвижимое!

– И что я должна сделать? Вызвать Джафа?

– Нет, мышка, не примет он твой вызов! Где это видано: младшему менагеру некроотдела со стражами биться? У меня другой интерес! Надоело мне за Джафом собачкой бегать и глазеть, как он не пойми как стражей ухлопывает! У меня ж тоже профессиональная гордость! Давай так: как следующая дуэль у него, ты сама туда прибудешь и, кого Джаф убьет, приберешь!

Ирка проглотила слюну:

– Значит, сделка? Я соглашаюсь забрать того, кого ухлопает Джаф, а вы за это устраиваете так, что разнарядка на Бабаню становится недействительной?

– Недействительная и есть! Я уж, солнце мое, знаю, как бумажку Лигулу подсунуть, чтобы протест наш до конца века разбирался! По рукам?..

– Нет, погодите! А еще я перестаю быть младшим менагером, а копье Таамаг возвращается к Брунгильде! – выпалила Ирка, холодея от собственной наглости.

Она была уверена, что Мамзелькина откажет, но та вдруг хлопнула ее по плечу:

– Не хочешь, значит, смертью быть? Ну шут с тобой, девка! По рукам! Одного забери, и довольно с меня!

– Так вы согласны? – не поверила Ирка, торопливо протягивая старушке руку.