– Их порезали, – сказал Дима. – Здесь так положено мстить, если чужой паркуется.
У подъезда торчала железная лавка. Лиза не удержалась и присела, мимоходом нырнув в сумку за помадой и зеркальцем. Железное сиденье напиталось мягким апрельским солнцем, и в ее ногах тут же закипела истома. Лиза достала свежую пачку, сорвала фольгу и закурила, хотя такой воздух жаль было портить курением.
– Вводи код. Готов? – Дима выудил из кармана неровный клочок бумаги и прочел, шаря в цифрах носом. – Четыре-семь-шесть-три-шесть-ноль-два… Так? Два-пять-восемь.
– Однако, – сказал Максим, перебирая кнопки.
Замок рявкнул так выразительно и резко, что Макс отдернул пальцы.
– Можно? – он взял листок. – Угу. Кое-кто продиктовал лишнюю двойку.
– А кто-то спешит неизвестно куда.
Максим обернулся и уставился ему в глаза. Вот что Диме упорно не давалось – говорящие взгляды. Он наугад предъявил Максу высунутый язык. Когда Лиза хихикнула, Дима решил, что все сделал правильно.
Только он ошибся. «Как он ошибся», – думал Макс. Найдись хоть один способ разделаться с этим… Нет, умнее было просто трахнуть ее и забыть. Жаль, что не он управлял чувством к Лизе, а наоборот. Макс не годился для этой игры. Его не хватало на козла или волка, – да и капуста, похоже, не всегда решала проблемы.
В подъезде Дмитрий снова начал выделываться.
– Что значит – не могу?
– Ездить в лифте, – сказал Дима.
– Вместо «не могу» следует говорить «не хочу». Спроси нашего психолога, – Максим кивнул на Лизу.
– Значит, не хочу. Так правильно?
Вокруг было стерильно тихо, и ссориться приходилось вполголоса.
– Хватит, Макс, – сказала Лиза. – Если Диме не нравится лифт, это его дело.
– Мне нравится. Но я боюсь.
– Как можно бояться лифта?
– Так же, как метро. Я на черный ход.
Максим нашарил в темноте кнопку вызова и нажал ее, потом еще и еще. На третий раз где-то в шахте ухнула и заскрипела кабина.
– Он вырос в поселке, – шепотом объяснила Лиза. – У него фобия.
– Восхитительно, – сказал Максим. – Фобия. А что еще? Глисты?
– Ну тебя.
– Дизентерия?
– Заткнись уже, блядь. Надоел.
Макс немедленно заткнулся. Он знал, что Лиза матерится только в крайнем раздражении – или восторге, о котором сейчас речи не было.
Они топтались на месте, слушая, как за створками гудит и поскрипывает шахта.
– Ох, Лизка, – сказал Максим. – Завтра ты станешь знаме…
– Знаешь, что, – прервала его Лиза. – Наверное, поднимусь и я пешком.
Максим открыл рот и сразу аккуратно закрыл его, надеясь, что в темноте эта манипуляция прошла незамеченной.
Дима шел и считал. На сто тридцатой ступени в его ногах разгорелась усталость, и тогда он сбавил ход. Ледяные непрозрачные тени чередовались на лестнице с квадратами золотого воздуха, где чаинками клубилась пыль. Дима присел отдохнуть в одном из горячих островков и задумался, представляя клеточную агонию внутри своих икроножных мышц. Вообразил, как пузырится и плавится умирающая ткань, и потоки свежей крови заполняют полости.
В его сидячие размышления врезалась запыхавшаяся Лиза.
– Димка… убьешь! О чем задумался?
– Что можно такого написать, если стать журналистом.
– Ого! И почему вдруг журналистом?
– Между историей и ложью тонкая грань, – туманно сказал Дима. – Идем дальше?
– Одну секунду… – послышался чей-то голос.
Из-за угла выполз несчастный Максим, придавленный рюкзаком.
– Лифт застрял. С какой стати вы расселись?
Максим расхаживал по комнате, сунув ладони под ремень брюк.
– Панельный дом. Верхний этаж. Толчок прямо в ванной. Я уж не говорю про балкон.
– Балкон? – спросил Дима.
– Вот именно. Где он? – Максим огляделся. – И более того, комнаты смежные! В этой, проходной, кто будет жить?
– Я буду, – сказала Лиза.
– И я могу, – сказал Дима.
Они двое сидели на диване с потертой бархатной обивкой. Лиза с удовольствием разулась, забралась на подушки с ногами и теперь пыталась раскрутить туфлю на указательном пальце. Забавный интерьер, устало думала она. Этажерка из парусины, везде узкие полки, телевизор просто огромный…
– Да я и сам мог бы, не вопрос, – Максим тоже присел на край дивана. – Мне вот что непонятно. Я дал тебе координаты агентства. Неужели за тысячу президентов они не смогли найти что-то приличнее?
– За столько – разве что в неделю или пригород, так они просили тебе передать. Был еще вариант без мебели, и еще вот этот, Речной вокзал, за две тысячи.
Услышав цену, Макс побледнел.
– Моих денег хватит на полтора месяца, – сказал он чуть хрипло.
– Ну и нормально.
– В том случае, если мы не будем есть.
Туфля сорвалась у Лизы с пальца и метко задела стеклянный плафон. Тот повернулся, царапнул о железо и рухнул, нацеленный в макушку Димы, который едва успел зажмуриться.
Вздрогнув, Лиза ждала, что тяжелый шар стукнет ему по черепу, и одно из двух с хрустом расколется надвое.
Но стука не было. Дима покосился вверх. Над его макушкой висело матовое чудовище, подхваченное рукой Макса.
– Уф. Спасибо за понимание, – сказал Дима.
Максим вернул стеклянный шар на крючок, мельком укорив себя за лишние рефлексы. Он посмотрел на Лизу, которая спряталась в угол дивана, запечатав рот ладонью.
– Без меня вы точно пропадете.
Полчаса спустя, когда Лиза ушла переодеваться и заперлась в своей новой комнате, она подумала, что Макс очень даже прав. До отъезда столица представлялась ей чем-то вроде карнавала, сборища пестрых интересных людей, занятых в основном деньгами и славой. И вот она, Лиза, выходит им навстречу в роскошном платье, нет, даже в строгом, но с каким-нибудь вырезом. Берет у официанта бокал. Извините, что прервала, я здесь осмотрюсь, а вы продолжайте.
Но теперь между штор заглядывала настоящая Москва, а в зеркале отражалась настоящая Лиза, которая не покупала роскошных платьев со школьного выпуска. В гардеробе у которой не водилось и просто строгих вещей, не говоря о строгих с вырезом. У нее были красивые ноги – и только две юбки, а все туфли на среднем каблуке или без. «Вообще-то», – подумала Лиза, – «умопомрачительные вещи покупаются или мужчиной, или для мужчин». А ей противны были оба варианта.
Она распахнула шторы, с удивлением обнаружив за стеклом решетку. Открыла форточку и уселась на кровать. Вынула ноги из пыльных джинсов, стащила через голову надоевшую кофту, разделась догола и закуталась в купальный халат. Предвечерний воздух, сочившийся между прутьев, был холоден и терпок.
Конечно, Макс умел распорядиться деньгами. Пока заведем стабильный доход, сказал он, берем только самое нужное. Изначально всё делим поровну. Когда разбогатеем, тогда решим, кто, сколько и кому должен. Он безоговорочно верил себе, думала Лиза. Ни одного «если». Уметь бы так.
Она закинула руку за голову, оголила плечо, как девочка с обложки, и попробовала собой восхититься. Местами это удавалось. Лизе нравился искристый цвет своих глаз. И улыбка, только не сильно широкая, иначе слишком выдавались скулы, и куда-то терялся подбородок.
Но уставшие сутулые плечи. И волосы, обычно мягкие, истрепались и сбились за ушами в клочья.
Лиза расстроилась и показала язык своему грустному отражению.
Она запахнула халат и выглянула из комнаты. В гостиной было пусто.
– Эй! Ванная свободна?
– Да, – отозвался Дима. – Я на кухне, а Максим вышел за продуктами.
В небольшой ванной, кроме унитаза, теснилась и дешевая стиральная машина, – еще одно расстройство для Макса. Но вода была отличной. Вместе с пеной в шипучих душевых струях растаяли все опасения, терзавшие Лизу. Она представляла, как плещется голая в незнакомой ванной, а вокруг сотни километров чужого города, и в ней закипала веселая дерзость. Лизе хотелось выкинуть что-нибудь насмешливое и вульгарное, но в голову лезли только наивные глупости.
