В тот день он вполуха слушал новости и, уловив, как изменился голос у дикторов, сосредоточил внимание на экране. Мрачные выражения лиц, бегущая строка внизу экрана; трясущаяся камера демонстрировала, как на небе горизонт освещают вспышки. Аднан отложил пистолет для склеивания и пошел к бару. Ему стало интересно. Все головы на набережной повернулись. Мужчины побросали свои веревки, оборудование для дайвинга, свои лодки, фургоны и мопеды. Шведки и датчане оторопели, не будучи уверенными, что у них есть право поучаствовать в том, что показывают телевизоры в барах на пристани.

В одиннадцать двадцать по времени Анкары на гору Фандоглу в провинции Азербайджан в западном Иране обрушились сорок ракетных снарядов с термобарическими боеголовками. На спутниковой съемке видно, как на горных складках, словно прекрасные тюльпаны, цветок за цветком распускается пламя. Один огненный шар за другим. Новые картинки, в этот раз снимки с мобильного, на которых на сапфировом небе вырастало одно идеальное грибовидное облако огня, а потом другое. И еще одно. Затем картинка дернулась и исчезла.

– Это ядерные взрывы? – спрашивает чей-то голос. – Кто-то использует ядерное оружие!

– Нет, это не ядерное оружие, – возражает Аднан, глядя на экран. – Это вакуумные бомбы, они безопасные и чистые, хотя это все гребаная теория, если ты оказался в эпицентре.

– А как ты узнал? – интересуется какой-то старый бездельник.

– Видел по каналу «Дискавери». Такие бомбы создали специально, чтобы использовать в подземных бункерах.

– А что они забыли в этих бункерах? Это ж просто дыра в земле.

– Теперь точно, – бурчит кто-то.

– Только одно, – говорит Аднан. – Настоящее ядерное оружие.

– Нет же, то был Кум, его ООН проверяла, все это знают.

– Кум – то, что все хотели увидеть.

Кто-то бросает:

– Евреи.

Топал двадцать лет отработал на северном Кипре, а потом в Леванте, так что считался самым большим космополитом во всем Каше.

– Чертовы евреи наконец-то сделали это!

Бар «Осьминог» взрывается громкими криками, присутствующие грозно потрясают кулаками.

– Заткнитесь, я хочу послушать, что происходит! – прикрикивает Аднан.

Он видит на экране лишь изображение красного пламени, по форме напоминающее дерево кипариса или перо, которое взмывает на тысячу метров в воздух и клонится к востоку, словно столп дыма, по направлению к Тебризу. У ведущих такие лица, словно они вещают из могилы. Это апокалипсис.

– Заткнитесь, мать вашу! – восклицает Аднан, когда возникает пауза. Воцаряется тишина. – Спасибо. Слушайте! Слушайте!

Аднан пытается вообразить, как компьютерная модель выглядит вживую. Единственный термобарический удар превратил бы туннели в ад. Ударная волна сделает из человеческих органов месиво, разобьет вдребезги конечности и ребра. Огненный смерч несется со скоростью, близкой к сверхзвуковой, по коридорам, через комнаты всех этажей, и те, кто пережил пожар, задохнутся, когда инферно израсходует весь доступный кислород. Канал «Дискавери» никогда не показывал, что произойдет, когда по ядерному реактору с водой под давлением нанесут подряд сорок ударов очередью. В центре горы вспыхивают системы управления, резервные схемы сгорают дотла, предохранительные устройства тают и перестают работать. Охлаждающие системы не работают, внутренняя температура зашкаливает. Изоляция пробита, расплавленная масса топлива проходит через охлаждающую воду. Из-за парового взрыва гейзер радиоактивного вещества вырывается из туннелей в атмосферу. Радиационное облако, которое несет западный ветер, находится на высоте пятнадцати километров и растягивается на сотню. Под поверхностью горы не выжили даже бактерии.

Шведки с красивыми скулами и круглолицые датчане потихоньку сматываются.

Все мужчины Каша собрались в барах, ресторанах, чайных и смотрят телевизор. А дома женщины сбиваются в стайки вокруг плоских экранов. Ужас расползается. Облако добирается до газовых месторождений в Маранде, в восьмидесяти километрах к востоку. Все погибло. Месторождением нельзя будет пользоваться веками. Тебриз эвакуируют. Премьер-министр Еткин пообещал помощь турецкого народа. Аднан смотрит на снимок старухи, на которую льются радиоактивные осадки. Она простерла руки над головой, подняв лицо к небу и не понимая, что оттуда падает яд. Кнессет[58] подтвердил на пресс-конференции, что Израиль нанес удар и уничтожил ядерный объект Ирана. Молчание сменяется ворчанием. Два слова звучат снова и снова: гребаные евреи. Затем кто-то швыряет стул. Стул ударяется о телевизор, и тот качается на своей подставке. Веселье продолжается. Руки срывают предательские экраны. Столы разбивают вдребезги, ломают стулья. Бутылки одна за другой разбиваются о стену позади барной стойки, висящие лампы выдирают с корнем и бросают на пол. Посетители разграбляют бар «Осьминог». Но этого мало. Кто-то подносит спичку. Огонь жадно пожирает куски дерева и алкоголь. Сотрудники бара пытаются справиться с огнем с помощью огнетушителей, но на них бросаются с кулаками. В полночь обрушивается крыша, поднимая фонтан углей и искр. На следующее утро здание все еще тлеет и так пышет жаром, что к нему не подойти. Этого Аднан не понимает. Испытывая гнев по отношению к евреям и американским провокатором, жители Каша разрушили жизнь собственных соседей. По всей Турции, по всему исламскому региону такое выливается в поджоги, взрывы и бессмысленные самоубийства.

Мир какое-то время шатается на краю. Но Израиль все рассчитал весьма проницательно. Иран угрожает закрыть Ормузский пролив для транспортировки нефти, флот США выступает против. Переселив миллионы жителей, Тегеран понимает, что можно выиграть, изображая жертву. Пакистан рвет и мечет, бомбит посольства, но отступает перед лицом снисходительной мощи своего соседа – сверхдержавы Индии. Афганистан продолжает самосожжение, продуманное в деталях, словно дорогой ковер. Сирийские призывы стереть с лица земли Израиль не более чем позирование, ритуальные выкрики оскорблений. Эти крылатые термобарические ракеты и самые ужасные последствия в нескольких минутах от Дамаска. Китай выражает протест и грозит санкциями, но куда более близким и угрожающим выглядит его собственный экологический апокалипсис. Европейский союз читает нотации. Южная Америка разглагольствует о моральных принципах, но не обращается ни к кому конкретно. Совет безопасности накладывает вето на все официальные порицания со стороны ООН. Русские объявляют строгий выговор и угрожают по мелочи, но в глубине души радуются, что иранские газовые месторождения на долгие десятилетия выведены из производства, погребены под медленным снегом радиоактивной пыли, – это все, что осталось от ядерного объекта на горе Фандоглу. Мир пошатнулся, но потом снова выровнялся и двинулся дальше. Закружился в обычном танце.

А в Турции, на берегу бирюзового Средиземного моря, на следующий день после того, который все помнят, парень в лавке на пляже купил коробку дешевых четок из девяноста девяти бусин и за час продал их все с накруткой в триста процентов. Пока Каш ждал, когда небо прояснится, а Махди нашептывал секретное сотое имя Всевышнего, возвещая конец мира, Аднан наблюдал другое чудо, рыночное.

Пятнадцать лет спустя гора Фандоглу в западном Иране все еще оставалась зоной радиоактивного ожога, границу закрыли, а на трубопроводы наложили международное эмбарго. Но тот самый паренек из лавки на пляже превратился в трейдера и нашел лазейку к каналу непродаваемого газа через заброшенную, почти забытую ветку в газопроводе Набукко, который тянется из Каспийского моря в Адриатику. Газ стоит так дешево, что иранцы отдают его практически задаром, а в сумасшедшую жару на рынках Стамбула он будет стоить целое состояние.

Сделка умная и запутанная, но сложная. Аднан заключает соглашение с иранцами. А белый рыцарь Ферид-бей вкладывает деньги. Ультралорды подменяют дорогой каспийский газ дешевым иранским на насосной станции на крайнем востоке, где старая опечатанная Зеленая линия из Ирана встречается с газопроводом Набукко из Баку. Все получают выгоду после продажи газа на рынке жадного до газа Стамбула. Все в итоге получают деньги. Но сделка мертва, пока Ферид-бей не поставит на контракте свою печать.