– Но те книги не для чтения, – написал Георгиос на смарт-экране, лежавшем на старом столе в оттоманском стиле. Библиотека, полная книг, которые никогда не читают, это не библиотека. Он позволил словам стираться самим, буква за буквой. – В этой библиотеке всего одна книга, но это все книги мира.

Георгиос оставил битбота под перевернутым чайным стаканом, в который он заключил его под стражу на полу. Он написал: «Умная технология». Жестом велел Джану поднять стакан. Маленький робот пополз по указательному пальцу мальчика, забрался под рукав футболки, а потом на завиток волос на виске. Эта штучка могла бы стать не просто игрушкой, а чем-то большим.

– Что вы имеете в виду?

– Мы могли бы ее перепрограммировать. Заставить делать действительно интересные вещи.

Джан дважды моргнул, глядя на старика.

– Мне пора идти, а то мама будет волноваться. Ей не понравится, если она узнает, что я приходил к вам. Она считает вас педофилом. Я вообще-то так не думаю, но мне все-таки пора.

Возвращайся, подумал Георгиос, глядя на закрывающуюся дверь. Джан действительно вернулся на следующий день, а на его плече ехала Обезьяна. Начался медленный, осторожный процесс обучения.

И вот уже в другое время года и вообще в другом году Джан ждет в Библиотеке Всех Книг. Он кивает. Змейка стремительно ползет по потолку и падает. Прямо в воздухе она распадается на компоненты, а потом облако микророботов превращается в Птицу. Она взлетает и садится мальчику на плечо. Джан аккуратно вытаскивает беруши из ушей. Георгиос всегда задерживает дыхание, когда Джан вынимает этот тонкий механизм. Сегодня мальчик сам на себя не похож. Он взволнован, лицо пылает. Георгиос заваривает чай. Два стакана, два блюдца, две ложки. Друг напротив друга за крошечным белым столом.

– Господин Ферентину, я ходил смотреть на бомбу. Ну, вы знаете, ту, что взорвалась на проспекте Неджатибей.

Георгиос размешивает ленивые кристаллики сахара на дне стакана. Маленький мирок Джана полон громких историй. Джан продолжает нетипично громким голосом:

– Я спрятался перед зданием «Альянса», а рядом, на соседнем доме, сидел еще один робот, тоже прятался, как я. Я решил, что он наблюдает за бомбой, но нет. Он наблюдал за людьми, которые ехали в том трамвае. Он смотрел на всех них, а потом двинулся следом за одним из них. Господин Ферентину, он следил за господином Хасгюлером с нижнего этажа.

– За Исметом? – Георгиос боится шейха[44] Исмета. Тот – полный контраст его жизни.

– Нет, за другим.

– За Недждетом. Не знал, что Недждет там был, но зачем кому-то интересоваться им?

– Ну эта штука за ним следила, и не только она. Там был еще один робот, я его не заметил, зато он заметил меня. Он за мной гнался и поймал бы, если бы Обезьяна вовремя не прыгнула. Он за мной охотился, господин Ферентину.

– Охотился?

– По крышам. Он был страшный, но классный. Большой и быстрый, но не слишком умный. Я проделал тот трюк, который тренировался делать: прыгнул и прямо в воздухе превратился в Птицу. А тот робот решил, что дальше еще одна крыша. Упал и разбился. Прямо у Кенана.

Ложка выскальзывает из рук Георгиоса Ферентину и ударяется о стенку хрупкого чайного стакана в форме тюльпана, раскалывая его. Чай разливается по столу. Георгиос вытрет его позже.

– А эта штука знает, где ты живешь?

– Нет, я же говорю, я его обманул и убил.

– Прямо у Кенана, говоришь? Я не против пойти взглянуть.

Джан вскакивает с места, а Змея на плече сотрясается волной. Георгиос жестом велит ему сесть обратно.

– Останься тут. Кто бы ни послал этого робота, он сейчас его ищет. Вряд ли этим людям стоит знать, что ты живешь здесь.

– Вы думаете, это заговор?

– Господин Дурукан, если Господь мертв, то все вокруг – заговор.

Джан прижимается лбом к окну в крошечной чайной. Мистер Ферентину ковыляет вниз по ступенькам, приветствует Бюлента и Айдына, продавца бубликов, и выглядывает из-за аппарата, торгующего кока-колой. Справа, справа от вас, двигаются губы Джана, и он молча машет рукой в сторону улицы. Он там, прямо там. Георгиос Ферентину выглядывает и снова прячется, лицо красное, словно вот-вот взорвется. Он разводит руки в жесте непонимания. Ничего!

– Но там был робот, правда был, он правда охотился за мной, и я его убил, – говорит Джан, когда господин Ферентину возвращается.

– Я тебе верю. Они его уже унесли. У них есть видеосъемка твоих роботов. И если эти люди по каким-то причинам интересуются господином Хасгюлером, то вернутся в дом дервиша.

– Но если они следят за Недждетом, то я мог бы наблюдать за ними.

– Господин Дурукан, я думаю, тебе с твоими роботами стоит оставаться в тени.

– Но я знаю этот дом, как никто другой. Все его потайные места. Меня никто никогда не найдет.

Я же слежу за вами, думает Джан, за девушкой Лейлой, которая слишком много смотрит телевизор, а она и не догадывается. Я слежу за всеми.

– Я запрещаю и очень разозлюсь, если узнаю, что ты этим занимаешься.

– Но это заговор, прямо на пороге моего дома. Это же круто! Настоящий заговор!

– Господин Дурукан, мой опыт подсказывает, что настоящие заговоры – это не так уж круто. Настоящие заговоры опасны, они ошеломляют, утомляют и пугают. Когда речь о настоящем заговоре, ты уже себе не принадлежишь. В любом случае это не для девятилетнего мальчика. Забудь об этом.

Георгиос Ферентину берет тряпку и вытирает пролитый чай, стараясь не порезаться об осколки стекла.

Первого джинна Недждет видит сидящим на сушилке для рук, когда выходит из туалетной кабинки. Джинн похож на тучного ребенка с глазками-щелочками и пухлыми щеками. Он горит. Недждет чувствует тепло прямо от двери кабинки. Джинн шкворчит и шипит, как жарящийся жир.

– Мм, хочешь высушить мне руки? А это гигиенично?

Джинн наклоняет свою толстую голову на один бок и протягивает вперед коротенькие ручки. Недждет тянется к ним своими руками. Жар невыносим. Руки высыхают мгновенно.

– Ну я пошел.

В коридоре ему в голову приходит вопрос: а почему сушилка не расплавилась? Недждет заглядывает в туалет. Разумеется, пусто. Джиннов никогда не оказывается на месте, когда вы их ищете. Его начинает трясти. Недждет наклоняется над раковиной, ощущая спазмы в желудке. Он прижимается лбом к холодному фарфору. Твердая, надежная, прохладная определенность. Недждет не осмеливается поднять глаза. Возможно, это существо с ужасным лицом младенца снова сидит на сушилке для рук. Или там что похуже. Или голова той женщины, что взорвала себя в трамвае. Недждет наклоняет голову под кран и жадно заглатывает холодную свежую воду, позволяя ей течь по лицу, попадая в глаза. Смыть с них то, что они сегодня видели. Когда Недждет поднимает голову, в туалете по-прежнему пусто.

В холле Мустафа отрабатывает высокий удар с закруткой. У Мустафы всегда есть план. Ни один не принес ему ни цента, не говоря уж о том, чтобы помочь сбежать из алюминиевой коробки здания Центра спасения бизнеса, но теория заключается в том, что, если он будет генерировать достаточное количество идей, одна из них непременно выстрелит. Одна из последних – использовать то, что он заперт в Центре спасения, превратив его в городской клуб для занятий гольфом.

– Это новый городской вид спорта, – говорит Мустафа. – Превратим здание в поле для гольфа. Коридоры станут фарвеями[45], а офисы – гринами[46]. Но это даже круче, чем просто гольф, ведь придется огибать углы и загонять мячики наверх через лестничные пролеты. А офисная мебель, перегородки и всякая оргтехника будут играть роль помех и неровностей. Никогда не знаешь, куда угодит мячик. Что-то типа гандбола, или сквоша, или безумного трехмерного гольфа. Может, стоит выдавать защитные каски и очки, как думаешь? Я собираюсь написать рекламный проспект, уверен, мне удастся привлечь инвестиции. Это еще одна великая турецкая идея!