Она вздрогнула, а затем с какой-то слепой надеждой попросила, заглядывая в глаза:

— Позволь увидеть.

— Зачем?

— Как ты не понимаешь, я же мать.

Стоуш устало покачал головой:

— Нет. Мальчику ни к чему знать.

— Прошу… — Слезы крупным градом покатились из глаз женщины. — Ведь так я могу получить прощение. Или хотя бы посмотреть, каким он стал. Прошу, это так важно для меня…

— Нет.

* * *

Келан зажмурился. По бледному лицу бисеринками катился пот. А ведь он сам настоял, сказал, что хочет увидеть казнь…

Солнечные блики скользнули по широкому лезвию меча. Один взмах — златокудрая голова полетела в корзину. Народ взвыл. Лица тех, кто стоял в первых рядах, забрызгала алая кровь…

И в этом море беснующихся в вожделении существ, одержимых ненавистью и страхом, удовлетворяющих свои самые темные чувства, замешанные на щекочущем душу очаровании смерти, стоял мальчик. Крики оглушили его, смерть потрясла. Келану казалось, он только что потерял нечто важное. Или в себе самом, или в чувстве любви и привязанности к Стоушу. До этого момента он считал себя уже взрослым.

Может быть, зря?

Часть первая

Глава 1

Келан

Я смотрела в окно. Меня преследовало странное ощущение душевного одиночества. Вместе с тем, я ничуть не жалела о том, что ко мне никто не пристает с расспросами или праздным любопытством.

Вокруг — суета. Пассажиров много, толпятся, толкаются, торопливо занимают свободные места. Даже рядом со мной сели, наплевав на предрассудки. Здесь уж не до неприязни. Несколько часов на ногах просто так не простоишь, устанешь. Пока еще паровоз дотянет до станции. Дорога горная, впереди несколько часов ходу и ни одной станции или занюханного полустанка. Только обрыв слева да круто вздымающаяся гора справа.

Я плотнее завернулась в плащ и уставилась в окно. Надоели бросаемые вскользь взгляды, полные гадливости. За что?.. Но не стоит пытаться понять. Мы слишком разные.

Удивительное дело. В мире, населенном лгванами, ящерами и немыслимо далекими от людей разумными тварями, тянуться бы человекам к близким по виду существам. Но нет. Нас, перекати-поле, веками травили. Почему? Мы саранча. Емкое слово. Одновременно и обидное, и язвительное, и пренебрежительное. Никто и звать никак. Нами брезговали, но при этом веками жили бок о бок.

Все просто. Выглядели виды похожими, но особенности физиологии… Это пролегало пропастью: мы шантийцы, они люди… Хотя пропасть эта существовала лишь в умах и не служила препятствием для межвидового скрещивания. За одним «но». У них два пола. А у нас три, и в одном теле. Шантийцы — андрогины. Да еще и с таким жизненным циклом, что закачаешься. Около двух месяцев мужчина, почти три средний пол, а еще два — женщина. Чем не чудовища?

Людей набивалось все больше. Стало ясно, мест не хватает, и многим придется стоять. А это часов пять, не меньше. Рядом со мной оставалось больше трети свободной лавки, занимать ее никто не хотел, зато неподалеку уже разгорался скандал. Сухой старческий голос громко сетовал на отсутствие мест. Старик прорвался ближе, растолкав других пассажиров, и увидел меня. Глаза его загорелись фанатичным блеском. Вот уж повезло, так повезло. Откуда у старушек и старичков столько энергии для ругани?

— И почему «это» сидит, когда порядочные люди стоят? — взвизгнул он, гневно сверкая глазами.

Провокация провалится. Я не в том положении или состоянии, чтобы бодаться. Но прогнать себя не дам. За билет заплачено кровными, впереди длинная и непредсказуемая дорога.

— «Это» занимает место согласно купленному билету. Хотите сесть рядом, ради богов. А если на уме нечто другое — например, согнать меня — перетопчетесь.

Старик зло сплюнул под ноги.

— Погань какая! Нет, слышите, уважаемые? Саранча рот открыла, по-человечьи говорить пытается! Да с каких пор «таким» билеты продают?

Я с кривой усмешкой наблюдала за цирком. Обидно. А дальше-то что? Зарезать паскуду у всех на глазах? Заорать в ответ?

Меж тем, пассажиры вокруг молчали, не вмешивались в скандал. Чего это?..

Вдруг я вспомнила: на шее болтается клановый амулет. Я так и не сумела с ним расстаться. Глупая ошибка, сентиментальность, которая грозила большими неприятностями в будущем, но обернулась неожиданной удачей сейчас. Подарок бога со звезды, символ клана волшбы. А с ними могут связываться лишь ненормальные. Ай да я!

Однако нужно бы его убрать, да поскорее. В поезде я, конечно, засветилась.

Наконец, и до старика дошла щекотливость ситуации. Он оборвал обвинительную речь на полуслове и бочком-бочком отступил.

Я сунула амулет под плащ, отвернулась к окну.

Клановый амулет абы кто носить не может. Представляю чувства, обуревающие моих попутчиков. Такое и на таком! А с другой стороны, теплилась в душе нечаянная благодарность. Не будут трогать лишние несколько часов — и на том спасибо. А там… Соскочу с подножки вагона и растворюсь.

Убийце легко затеряться в толпе.

Эх, Стоуш, примешь ли обратно? Вспомнишь ли нашу ссору и те глупые слова? Мне так нужна помощь, отец…

Поспать не удалось. Все преследовало глупое ощущение, будто я муха под стеклом. Наконец, просто притворилась дремлющей, и сквозь прикрытые веки наблюдала. Атмосфера в вагоне незримо давила, косые взгляды раздражали. Были бы варианты, ни за что не поехала бы поездом. Но дом слишком далеко, и на перекладных быстро не доберешься. К тому же, при всех сопутствующих, лучше затеряться в толпе, чем рисковать собой и возможным ребенком в небольшой компании попутчиков. Хотя сильно сомневаюсь, что шантиец вообще может где-либо затеряться. Была бы частью клана, презрение делилось на всех, но я сирота. Последний клан саранчи, который принимал меня как гостя, располагался в пригороде Тшабэ, городе света. Там, откуда я делала ноги.

В общем, пока нахожусь в относительной безопасности, подумаю-ка над тем, на что вечно не хватает времени. Почему, например, шантийцам не позволено собираться количеством более ста человек? Почему любой клан, разросшийся до такого количества, должен разделиться пополам и разойтись на расстояние нескольких километров менее чем за сутки? Единственный плюс столь жестких мер — теперь в каждом городе живут мои соплеменники, готовые подставить плечо, прикрыть грудью… э, точнее, принять на определенных условиях.

В юности я могла бы войти в любой клан. Теоретически. Но не теперь. Шантийцы не дают постоянного убежища наемникам, а также членам гильдий или мастерам кланов, принадлежащих к ступеням. Подобное лицемерие противно их натуре. Хотя посмотрим правде в глаза: нечасто представителям моего вида приходится столкнуться с подобной проблемой. В нашем мире регулярно проливается кровь «саранчи», их положение в обществе где-то между нищим сбродом и безропотной прислугой, да и законы к ним суровы. Проступок, что обойдется кельду в солидный штраф, для шантийца обернется заключением в тюрьму. У них остался только кодекс, которому слепо повинуются все шантийцы. Единственная святыня, свод правил, который написали они сами, а не предписали им…

Я поймала себя на том, что думаю «они», а не «мы». Весело.

Можно спрятать амулет, притвориться, что незнаком нож, но как спрятать натуру? Получалось, я сама пришла к неутешительным выводам, о которых столько раз говорил Стоуш. Одиночкам не стоит рваться в стаю.

Отказаться от помощи, обычного человеческого тепла? Это выше моих сил. Как еще отогреться? Иногда закрыть глаза и притвориться — разве такой уж большой грех? Просто получить короткую передышку на пару вздохов. Пока еще кто-нибудь не посмотрит с ненавистью.

Если Стоуш пошлет далеким адресом и не захочет разговаривать со мной, придется уходить в горы. Двину через перевал, и примерно через неделю окажусь около моря. Там сяду на корабль, и сам рогатый дьявол меня ищи, не найдешь. Главное, не промахнуться, не стать слишком самонадеянной. У бога со звезды могут оказаться союзники и длинные руки. Сомневаюсь, что он вот так возьмет и легко простит меня за попытку убить его. Пусть сама попытка осталась лишь намерением. Ведь по кодексу… да что о том думать. Кодекс наемников уже не про меня.