И некоторым из них нужно то, что я им достаю.

Шривар Дхар оставил пять сообщений. Он на последней стадии, мучается, и только шабу не дает ему впасть в состояние быстрого сна на ходу. Каждый раз, когда он входит в цикл быстрого сна, ему мерещится Каргильская война. Он был офицером во время лобовой атаки на пакистанские позиции, недоступные для гаубиц «бофорс» и авиации. Подъем на пять с половиной тысяч метров, почти 18 градусов мороза, в темноте. Его дом стоит на склоне. Когда у него галлюцинации, он атакует склон, падает на живот и ползет, дрожа и плача. Он говорит, что чувствует, как замерзает. Шабу не дает ему проваливаться в забытье. Он чувствует тело и боль, но говорит, что лучше уж так, чем возвращаться в Каргил.

Бартоломе хочет, чтобы я его сбросил.

Я сказал ему, что Шривар ввел меня в совершенно новый круг богатых кашмирцев с западным образованием. Таких, у кого есть связи, позволяющие контрабандой ввозить «дрему» из Южной Азии. Если я сброшу его, прежде чем он умрет, я оттолкну их всех. Он ничего не ответил. Но больше не настаивал, чтобы я избавился от Шривара. Кроме неупакованных таблеток, которыми можно было заполнить несколько флаконов, до сих пор в больших количествах мы видели только контрабандную подделку. Возможно, и дальше будет тоже по мелочи, так как у «дремы» надежные каналы поставок. Возможно, нет таких продажных типов, которые пытаются залезть в эти поставки. Настолько жадных, чтобы так рисковать. Однажды я высказался в таком духе при Бартоломе. Он не засмеялся вслух, но только потому, что сдержался. «Всегда найдется кто-нибудь достаточно жадный и продажный, если можно наварить эдакие деньги, – сказал он. – Если даже сначала он не жадный и не продажный, деньги его таким сделают». Бартоломе не может себе представить, что нечего задерживать. Что нет никаких крупных партий «дремы». Надеюсь, он ошибается. Но, скорее всего, он прав. Так что мне придется продолжать поиски.

Когда я рассказал ему об убийстве на фарме, он повел себя как-то странно. Как это у него бывает, когда он уставится на меня и стучит по столу, не сводя глаз. Не знаю, то ли это для устрашения, то ли он стучит по столу, потому что не может настучать мне по голове. Это совсем не похоже на то, что бы сделал мой отец, но так же ясно дает понять, что Бартоломе раздражен. Отец бы сидел совершенно неподвижно. Пришлось бы проверить его пульс, чтобы убедиться, что он не умер. Потом он спросил бы что-нибудь вроде «Скажи-ка мне, Паркер, по-твоему, это разумно?»

– Я сдал сочинение о личных качествах и начал готовиться к экзаменам в полицейскую академию.

Долгая неподвижность.

– Скажи-ка мне, Паркер, по-твоему, это разумно?

Короче, когда капитан Бартоломе стучит по столу, у меня возникает такое же чувство, которое возникало, когда отец задавал мне этот вопрос. Чувство, как будто мне нужно либо полностью объясниться, чтобы он понял, либо врезать ему со всей дури. Но Бартоломе не спросил, «разумно» ли это, по-моему, он спросил: «Какая нелегкая тебя туда понесла?»

Он не хотел, чтобы я туда ходил. Пару недель назад велел мне вычеркнуть их из списка клиентов.

Сказал, что у них «не тот уровень» и они не могут быть связаны с «дремой». Я пытался объяснить ему, что у них не только еще какой уровень, но и естественные связи с людьми всех социальных классов.

До меня не сразу это дошло. Сначала Бини был просто клиентом, пока я еще создавал свою легенду и распространял медицинскую марихуану, но именно он заставил меня увидеть потенциал, а потом он привел меня на фарм.

Сейчас люди не выходят из дома. Бензин стоит слишком дорого, чтобы ехать куда-то, куда ехать не обязательно. Да и вообще выходить наружу становится все страшнее и страшнее. У серверов, на которых в основном держится Интернет, есть резервные источники питания на случай непредвиденных ситуаций. Даже если вырубится местный интернет-провайдер или электричество, сам Интернет никуда не денется. Так же как и игры. И эти люди пользуются игровой средой не только для обычного развлечения, они пользуются ею в социальном смысле. Родственники с противоположных побережий не могут позволить себе прилететь или приехать, чтобы повидаться друг с другом, и кто знает, что станет с телефонными компаниями, но онлайновый виртуальный мир типа «Бездны Приливов» останется. И чем больше времени люди проводят в этом мире, тем больше они проникаются им. Спрос на игровые артефакты, золото, персонажей высокого уровня очень большой. Реальная рыночная ценность виртуальных денег, вещей и людей растет тем выше, чем больше барахтается фондовый рынок. Теперь торгуют золотыми фьючерсами «Бездны». Фармеры, которые дни напролет рубят орков и зомби и собирают сокровища, пока не соберут достаточно, чтобы выставить их на рынок, накапливают почти такое же состояние в валюте реального мира. Как правило, в долларах. На данный момент евро и юани слабее против доллара, чем золото «Бездны».

В «Бездне» не важно, откуда ты и чего ты стоишь. В виртуальном мире нет классовых различий. Призрачный Рыцарь сотого уровня – продавец из местного продуктового магазинчика. Каменный Друид второго уровня – твой начальник. И у них есть место для взаимодействия, без которого они не встретились бы.

И все они обращаются к фармерам типа Хайдо и его ребят за тем, что им нужно.

Играют и неспящие. Неспящие играют больше, чем кто-либо другой. Двадцать четыре часа в сутки они могут находиться в виртуальном мире, и им не надоест. Полная бессонница становится преимуществом.

Роуз тоже играет. Ей и раньше нравились некоторые элементы игры. Те, которые были связаны с ее работой. Например, графика, хитрые сложности творения мира. Ее первый реальный хит – видеоклип, который она сделала для «Ган мьюзик», в нем все было о том, как группа уходит в игру. Но теперь она играет по-настоящему. Когда она не может как следует сосредоточиться на работе. А это теперь бывает практически всегда. По ее словам, у нее возникает чувство, будто она делает что-то реальное.

«Бездна Приливов».

Идеальное место, чтобы найти того, кто связан с «дремой».

Но капитан Бартоломе сидел и стучал по столу. Он спросил:

– Какая нелегкая тебя туда понесла?

Он велел мне держаться от них подальше. Сказал:

– Убийства – это не твое.

Я кивнул.

И я не сказал ему, что до этого Бини упомянул, что Хайдо Чанг может знать того чувака.

Если бы я хоть немного поспал, наверное, я сказал бы ему. С ясной головой я бы сделал то, что делаю всегда, представил бы полный и законченный доклад. Но я устал. Я могу спать, но у меня не получается.

Какая ирония жизни, да? По-моему, да. То есть я знаю, что да. Я думаю. Роуз могла бы мне сказать.

Роуз.

После оформления моих бумаг капитан Бартоломе надел на меня наручники и отвел к своей машине без опознавательных знаков. Снова рассвет. Меня продержали всю ночь.

Он повез меня назад через блокпост. С западной стороны выстраивалась автоколонна национальной гвардии, готовясь к патрулю с демонстрацией силы. В качестве одной из реакций на теракты. Мы проехали мимо танков и армейских вездеходов, контингента «Тысячи журавлей», и мы оба не сказали ни слова. Когда мы проехали мимо всех, капитан остановился у тротуара, освободил мне руки и довез до моей машины.

Она стояла на месте. И это неудивительно. Машины уже не угоняют. Но никто и не забрал бензин. Бартоломе подождал, пока я сяду в машину, убедился, что она завелась, потом высунул голову в открытое окно и снова сказал мне: «Это не твое. Держись подальше».

Я должен был тогда же сказать ему про внешний диск. Но он не хочет идти за расследованием туда, куда оно ведет. Он хочет идти только туда, где «крупные партии». Я не знаю, туда ли ведут убийства на фарме. И это не имеет значения.

Да, мое дело – «дрема», но Хайдо и его ребят убили во время расследования моего дела. И я не обязан объяснять Бартоломе или кому бы то ни было, почему это так, а не иначе. Просто это так.

Я позвонил Роуз. Она ответила через полгудка. Я сказал, что у меня все в порядке. Сказал, что всю ночь простоял в пробке, что из-за отключения энергии не работали вышки сотовой связи, и я не мог позвонить. Она сказала, что не спала всю ночь. И засмеялась своей шутке. Таким смехом, которым она смеется, когда знает, что никто, кроме нее, не понимает юмора. Я спросил про малышку, но это было не обязательно. Я слышал, как она плачет в трубке. Роуз сказала, что она только что расплакалась, а до этого несколько часов лежала тихо. Что она «спала как ангел».