— Предполагать мы можем что угодно, истины все равно никогда не узнаем, — с сожалением проговорил Влад. — Жаль. Два сильных и умных человека в одной царской семье — большая редкость.

— И большая беда. Но есть маленький, крохотный шанс все-таки накинуть на Петра Алексеича Софьину уздечку. Хотя бы на время. А может, и вообще…

— Если Софья получит поддержку Европы, она сможет спокойно устроить ему среди зимы сквознячок посерьезнее, пока он еще маленький, — сообразил Влад. — А потом рулить братцем Иванушкой по своему усмотрению. Но в самом деле — как это устроить, если она не давала им запустить лапку в свою казну?

— Как? — жестко усмехнулась Галка. — Элементарно, Ватсон: сделать так, чтобы Европе было малость не до того. Возможностей у нас в обрез, но есть у меня одна еретическая идейка…

…Когда Галка закончила излагать свою «идейку», Влад долго молчал. А затем, откинувшись на спинку кресла, сцепил пальцы замком.

— Знаешь, Галя, — сказал он, — ты все-таки большая сволочь. Во всех смыслах этого слова.

— Спасибо за комплимент, — рассмеялась Галка. — Только твою емкую характеристику можно втолкнуть в одно-единственное слово: «политик».

— Хрен редьки не слаще.

— В нашем положении выбирать не приходится, Влад. Либо мы действуем, используя то немногое, что у нас есть, и у нас появляется небольшой шанс на выживание, либо нас съедят без закуски.

— А как насчет других людей? Тех людей, которые должны погибнуть ради реализации твоих планов? Только не надо вспоминать про пресловутую яичницу. Люди — не скорлупа.

— Объясни это королю Людовику, который гонит на убой десятки тысяч солдат. Расскажи о своем человеколюбии испанской королеве или голландскому штатгальтеру. Кто знает, вдруг они послушают тебя и раскаются?

— Ты равняешь себя с королями?

— В плане государственного цинизма разницы между нами нет. Я такая же сволочь, как и они, только, в отличие от них, имею смелость это признать. «Разделяй и властвуй» — излюбленный принцип цивилизованной Европы со времен Цезаря. Каково будет, если его применить против них же?

— Рано или поздно они поймут, что это дело твоих рук, и тогда…

— А «тогда», братец, уже будет действительно поздно…

«Влад десять раз прав: я — сволочь. Только он забывает, что нельзя делать политику в белых перчатках. Это дерьмо, это грязь и кровь. А белоперчаточников очень быстро выносят вперед ногами…»

Конечно, Влада надолго не хватило. Он вообще был по натуре отходчив и уже через неделю заявился к названой сестрице как ни в чем не бывало. Но тот разговор они оба хорошо запомнили. А сейчас, четыре месяца спустя, в секретной шкатулке генерала Сен-Доменга лежали два письма. Из Европы. «Идейка», которую она обдумывала задолго до разговора с Владом, возникла не на пустом месте. Галка попросту воспользовалась сложившимся де-факто положением дел и выстроила на этой основе новую интригу. Планы, планы… Реализация как всегда будет очень сильно отличаться от задуманного. Но если результат окажется хотя бы в общих чертах похож на тот, что так возмутил Влада, история в этой реальности окончательно свернет на новый курс. Без права и возможности возврата. Вряд ли это будет рай на земле, но уж избавить будущее от катастроф мировых войн, с помощью которых западная цивилизация привыкла решать свои финансовые проблемы, окажется вполне возможно.

— … Голландцы, с которыми я говорил, вовсе не против поучаствовать в этой затее, капитан, — говорил Этьен, отхлебывая кофе из тонкостенной чашечки с изящно прорисованным драконом — настоящий китайский фарфор, между прочим! — Жаловались, правда, на отсутствие денег. Мол, страна разорена войной, торговля пришла в расстройство. Я намек понял, подкинул им пять тысяч из нашего резерва. Заодно пообещал, что голландских купцов наши на море не тронут. А если тронут — так разберемся, что другим неповадно будет. Они честь честью написали расписки и теперь полностью в нашем распоряжении.

— Хорошо, — кивнула Галка, полностью одобряя действия шефа республиканской контрразведки. Яркие, с резкими переходами, краски полудня скрадывались тонкими занавесями: окна в Алькасар де Колон недавно застеклили местной новинкой — прозрачным бесцветным «зеркальным стеклом». «Зеркальным» его прозвали потому, что оно изначально было гладким, как хорошее венецианское зеркало. — С голландцами все ясно, эти не подведут, им закладывать нас просто невыгодно. Вопрос второй: Франция. Что по этому направлению?

— Здесь можно действовать через тех дам, что окружают маркизу де Монтеспан. Среди них есть персоны, удовлетворяющие нашим запросам.

— Слабовато. По самым свежим данным сейчас месье де Ла Рейни раскручивает дело об отравлении, и в этом деле фигурирует сама маркиза. Король же панически боится ядов, отравителей и всех, кто знается с этой кухней.

— Мадам Скаррон вне подозрений. Я говорил вам именно о ней. Более того: лично я считаю, что эта мадам и сама не упустит прекрасной возможности занять место маркизы. Не потребуется даже помощь со стороны. Нужно будет лишь осторожно направить ее религиозное рвение в нужное русло.

— Тут ты прав: чем меньше мы будем светиться в этом деле, тем лучше. Поехали дальше. Третий пункт: Испания.

— Здесь следует действовать по-прежнему: перехватывать как можно больше их посудин и распускать слухи. Остальное они сделают сами.

— Кто бы сомневался… Ну и наконец самое интересное: четвертый пункт. Англия.

— О да, — Этьен как-то странно улыбнулся — одним углом рта. — Самый интересный и самый сложный пункт. По этому поводу могу сказать, что мы вышли на связи таинственного человека, который отирается вокруг сэра Чарльза. Вклиниться получится вряд ли: мы выявили не все каналы, а он склонен перепроверять поступающую информацию. Зато сам посол… Словом, есть у него парочка крупных недостатков, которые мы сможем использовать в своих целях. Минуя его бдительного помощника…

«Кто такие эти индейцы? Толпа дикарей! Не зря же Господь полторы сотни лет назад отдал их под власть испанской короны!»

Так говорили между собой солдаты, офицеры, даже священники. Даже сам монсеньор архиепископ! Так думал и говорил сам дон Рамон. В самом деле: что такое толпа плохо вооруженных туземцев по сравнению с регулярной испанской армией, заслуженно считавшейся одной из лучших в Европе? Одно или два сражения — и нет никаких майя. А вместе с ними и этой постоянной головной боли. Нет, ну надо же — придумали сражаться за какую-то там независимость! Да кто они такие?.. И все опять начиналось сначала.

Дон Рамон был не из тех, что наряжаются в поход словно на парад. Он оказался в Новой Испании не скрываясь от преступлений, совершенных на родине, не будучи в опале и не гонясь за индейским золотом, которое и при жизни Кортеса не было дармовым, а после и подавно. Его послали сюда как офицера, имевшего солидный опыт сражений в Европе. И дон Рамон вел себя соответственно — как боевой офицер. Зато иные сеньоры офицеры из окружения генерала почему-то дружно вообразили, будто идут на увеселительную прогулку. Эти золоченые кирасы, эти кружева, банты, бархат… Тьфу! Расфуфырились, словно придворные шлюхи! А на едкие замечания дона Рамона и еще двух-трех подобных ему боевых офицеров только посмеивались. Мол, эти дикари разбегутся в ужасе при одном слухе о нашем появлении. Дон Рамон ничего не говорил, но если бы сеньор генерал — молодой знатный красавец, наряжавшийся, словно только что явился из Эскуриала — сумел подслушать его мысли… «Разбежаться они, может, и разбегутся. Могут даже помереть. Но только от смеха, глядя на армию, походящую скорее на путешествующую цыганскую свадьбу». В самом деле: сеньоры высшие офицеры разве только жен с детишками с собой не взяли, а так — все тут. За каждым тащится целый штат прислуги и обоз с сундуками. В сундуках — камзольчики да побрякушки. Куда ж знатным грандам в лес без полка лакеев, в самом-то деле. А уж без бархатного камзола, расшитого золотом, они и под кустом не присядут, вы что! Потаскухи — само собой. Что за армия, если за ней в обозе не едут «веселые женщины»? Маркитанты. Это хоть насущная необходимость, всем кушать хочется. Но брать с собой егерей и своры охотничьих собак… На кого они там охотиться собрались? На майя? Это не примитивные индейцы Эспаньолы, коих затравили собаками. Майя — гордый народ, способный оказать в родных лесах серьезное сопротивление. И, к превеликому сожалению дона Рамона, убедиться в этом доблестным испанским воинам довелось на собственном горьком опыте. Ведь разгромив несколько майянских отрядов, терроризировавших дороги южнее Веракруса, испанские войска — лучшие из тех, что собрал монсеньор архиепископ со всей Новой Испании! — вошли в леса. На территорию противника.