В голове пронеслась целая галактика предположений — весёлый и разноцветный караван рапсодических и непоследовательных мыслей. Пока я была погружена в эти размышления, мы продолжали идти. Туман вокруг нас настолько сгустился, что вскоре нам пришлось неуклюже пробираться по кладбищу на ощупь. Неописуемая тревога беспричинно охватила меня — смесь нервного колебания и дрожи. Я боялась, сделав шаг, невольно упасть в бездну. Я также вспомнила странные истории, которые рассказывали о кладбищах. Тысячи смутных предчувствий угнетали меня и приводили в замешательство, и чем более смутными были мысли, тем больше они меня пугали.
Видеть во сне, как вырывают зубы — к потере друзей. Слушать во сне музыку — к скорому браку. Видеть во сне ссору — к постоянству. Видеть во сне, как спадает с пальца кольцо — к потере друга. Видеть во сне гроб — к смерти друга. Слышать во сне пение птиц — к радости. Убивать во сне змей — к победе над врагами. Целоваться во сне — к любви. Летать во сне — к похвале. Пировать и жадно есть — к болезни. Заниматься во сне сексом — к похоти. Спите спокойно, друзья мои.
Внезапно, моё внимание приковал к себе стук барабанов. Моё удивление было безграничным, пока ему на смену не пришёл ещё более изумляющий источник интереса и растерянности. Послышался грохочущий и звенящий звук, как от связки больших ключей, а через секунду мимо нас с криком пронёсся полуобнажённый мужчина. Он пробежал так близко, что я успела почувствовать его горячее дыхание на своём холодном лице. В одной руке он нёс инструмент, состоящий из скреплённых металлических колец, и на бегу тряс им изо всех сил.
Не успел он исчезнуть в тумане, как, тяжело дыша, с открытым ртом и круглыми глазами за ним помчался огромный зомби. Вид этого монстра скорее успокоил меня, чем напугал — потому что Джей Джей пообещал, что на кладбище никто не причинит мне вреда, раз это не было моей виной, что легионы оживших мертвецов страдали импотенцией и членогниением. Я пошла дальше, смело и быстро. Потом, чтобы справиться с усталостью и удушливой атмосферой, мы присели на могилу. Тотчас показался слабый луч лунного света.
Серебристые огоньки мелькали у меня перед глазами, это было самое отвратительное место, где мне когда-либо приходилось заниматься любовью. Вокруг меня какая-то дешёвка. Пенящиеся слова, пенящаяся одежда, прорыв серой смерти. Отнятая у ребёнка тамагочи, семья, выселенная из картонной коробки на Чаринг Кросс Роуд. Грею было всё равно, в Грея не вселился Большой Злой Дух, он и был Большим Злым Духом. Не хорошо. No bueno. Шесть футов под землей, прямая трансляция с последнего бала столетия. Богатые ублюдки всегда жалуются, что на деньги можно купить только секс, а не любовь.
Джон Грей быстро встал и в состоянии дикого страха с криком от меня убежал. Какая-то фигура вышла из тумана и ударила меня по правому виску каким-то тупым инструментом. Я покачнулась и упала. Моментальная и страшная слабость охватила меня. Я боролась — я задыхалась — я умерла. Долгое время я не чувствовала ничего кроме темноты и пустоты. Моё сознание было мертво. Потом мне показалось, что мою. душу пронзил внезапный шок, похожий на электрический разряд. С ним пришло чувство оптимизма и света. Последний я чувствовала, но не видела.
Стюард провозгласил, что пара, садящаяся на свои места, только что занималась любовью в туалете, и потребовал аплодисментов. Напугал каких-то детей, другие не разобрали его слов. Таблоиды предлагали читателям деньги за имена сексуальной сучки двадцати девяти лет (я) и её парня тридцати одного года. Последовало несколько просьб прокрутить ленту, отснятую скрытой камерой охраны на внутреннем кинотеатре самолёта для развлечения пассажиров бизнес-класса, но капитан хотел эту кассету оставить для личного пользования и не был готов поделиться без высокой оплаты. Никто на борту не захотел расстаться с достаточной суммой зелени.
Через мгновение я, казалось, поднялась с земли. Но у меня не было ощущения телесного, видимого или слышимого присутствия. Подо мной лежал мой труп, голова которого сильно заплыла и была деформирована. Но всё это я чувствовала, а не видела. Меня ничто не интересовало. Даже к трупу я была безразлична. У меня не было воли, но меня понуждали к движению, поэтому я быстро понеслась с кладбища по той же запутанной дороге, по которой на него пришла. Я летела по безликим улицам, принуждаемая лететь по ним, вопреки моей воле и рассудку.
Когда я оказалась на той улице Шедвелла, где я встретила своего магического сутенёра и провела несколько ночей, я снова почувствовала шок, как от гальванической батарейки, чувство весомости, воли, реальности вернулось. Я снова стала собой и направила свои шаги к дому — не к дому сутенёра, а обратно на кладбище, потому что теперь оно стало моим домом, я должна была жить среди замшелых могил, вдыхая сладкий запах смерти. Я была отсюда родом, и здесь была моя судьба. В обыденном сознании проституция и смерть — и в переносном, и в буквальном смысле — единое целое.
Основная причина, по которой я в качестве искусства выбрала проституцию, было то, что однажды я делала серию представлений, в которых подключенная к компьютеру машина была запрограммирована на то, чтобы брать наугад некоторое количество моей крови, причём в программе были заложены и опасные для жизни дозы. Я создала банк своей собственной крови, чтобы заархивировать то, что потенциально могло стать делом всей моей жизни. К несчастью, в этот банк вломился какой-то вурдалак и выпил несколько пинт крови, а потом в припадке сумасшествия напал на двадцатилетнего туриста на Лейк Дистрикт. В отместку я подсела на крэк и занялась проституцией.
Розовые пальцы рассвета прикоснулись к серому городскому пейзажу. Я прошла к полуразрушенному склепу и легла на гроб. Когда я проснулась, было темно, а на моём безымянном пальце было изящное кельтское бронзовое кольцо, которого я раньше никогда не видела. Однако, не тусклый блеск металлического кольца устрашил мой взгляд и заставил мой пульс учащенно забиться от страха. Дома вокруг кладбища горели. Весь город был в полыхающих огнях, окутанный в плотный чёрный дым.
Я пристально смотрела на зловещий пожар. Огонь приближался — волна за волной, чистый и красный, как поток, нисходящий с туманной вершины поражённой молнией горы. Выйдя из оцепенения, сковавшего меня при первом приближении опасности, я села и посмотрела на подступающее разрушение сквозь разбитые окна склепа. Я давно перестала думать о том, кто я, и каков мой характер, а вместо этого сосредоточилась на добывании денег. На небе собрались тучи, и хотя луна иногда сверкала в проблесках, которые они оставляли в синем воздухе, её сияние было туманным и тусклым.
Потом я смотрела на последний рассвет. Я увидела, что солнце было гораздо больше, чем когда я видела его в последний раз. Оно было таким большим, что его нижний край касался горизонта вдали, а верхний поднимался ввысь надо мной. Глядя на него, я даже представляла, как оно приближается. Зелёное излучение, освещавшее землю, постоянно становилось всё ярче. Так продолжалось довольно долго. Потом внезапно я увидела, как солнце изменило форму и стало уменьшаться, как когда-то в прошлом — луна.
Вскоре только треть освещенной части солнца была обращена к земле. Слева появилась звезда. Постепенно, по мере того, как двигался мир, звезда стала светить на вход в склеп, где я лежала, спрятанная от всех забот рушащегося и умирающего мира. Солнце демонстрировало только огромный изгиб зелёного пламени. На мгновение показалось, что солнце исчезло совсем. Звезда по-прежнему была отчётливо видна. Потом земля вступила в чёрную тень солнца и воцарилась ночь. Ночь: чёрная, беззвёздная и невыносимая.
Наполненная беспокойными мыслями, я смотрела в ночь и ждала. Возможно, прошли годы. Потом в темноте вокруг меня комок вселенской тишины был надорван. Мне казалось, что я слышала лёгкий топот ног и едва различимый звук шёпота. Я огляделась вокруг себя в темноте и увидела множество глаз. Пока я смотрела на них, они росли и, казалось, подступали ко мне. На секунду я застыла, не в силах пошевелиться. Потом в ночи поднялся ужасный шум, и я в этот момент я выскочила из склепа в замороженный мир.
