Мне было приказано одеться в викторианское вдовье платье. Нелепейшая одежда: несколько чёрных нижних юбок под чёрным платьем, повсюду чёрное кружево, плюс совершенно безвкусная чёрная шляпка. Я подошла к окну. Отдернув штору и открыв раму, в своих странных одеяниях я выбралась через окно на улицу. Я не только была неспособна сопротивляться, я была неспособна даже чётко сформулировать своё желание сопротивляться. Какая-то неведомая сила швыряла меня из стороны в сторону, совершенно не заботясь о том, хочется ли мне подчиняться этим командам.

Оказавшись на улице, я ощутила радость оттого, что сбежала из этой душной комнаты, которая у меня вызывала лишь страшные воспоминания. И во мне затеплилась слабая надежда на то, что по мере увеличения расстояния между мной и этой жуткой комнатой, я смогу стряхнуть с себя кошмарную беспомощность, которая парализовала меня и мучила. Я немного постояла у окна, а потом перешагнула через невысокий забор на улицу. Потом я снова остановилась. У меня было состояние, похожее на раздвоение личности — тело моё себе не принадлежало, а вот сознание было свободно.

Я подумала, что должна была представлять собой нелепое зрелище, разгуливая ночью в кружевном чёрном платье. Я искренне верю в то, что если бы мой мучитель только позволил мне одеться в мини-юбку и облегающий топ, я бы пошла на панель с лёгким сердцем. Я также уверена в том, что сознание нелепости моего наряда усиливало чувство беспомощности, и то, что, оденься я, как положено уличным проституткам, сутенёр не смог бы с такой лёгкостью пользоваться мной.

В какой-то момент я решила, что если стисну зубы и напрягу все свои нервы, у меня, возможно, получится освободиться от давящих на меня оков. Но я была настолько угнетена моим нелепым видом, что этот момент успел пройти до того, как я им смогла воспользоваться. По пути к кладбищу я не встретила ни души. В Лондоне есть улицы, длинные ряды улиц, которые в определённое время .ночи и в определённую погоду совершенно пустынны. Там нет ни пешехода, ни машины, ни даже клиента.

Я остановилась у кладбища. Пока я стояла, соображая, что будет дальше, меня обуял какой-то странный импульс, и я поняла, что карабкаюсь на забор, пытаясь таким образом проникнуть на кладбище. Ни по своей природе, ни по образованию, я не гимнастка. Сомневаюсь, что прежде я когда-либо пыталась взобраться куда-нибудь, кроме лестницы. В результате получилось, что хоть импульс и был мне задан, умением меня не одарили, и только я поднялась примерно на ярд, как, потеряв равновесие, грохнулась спиной на землю.

Через мгновение я снова стояла на ногах и пыталась вскарабкаться на стену только для того, чтобы снова потерпеть фиаско. После этого демон или кто бы там в меня ни вселился, поняв, что я не смогу взобраться на стену, приказал мне обойти её. Я не знала, в каком направлении шла. Я как будто спала и пролетала сквозь фантасмагорические события сна, не понимая, как и куда я лечу. Мельчайшие детали моих непроизвольных действий попадали в мой мозг в виде последовательности ярких и чётко очерченных картинок.

Там были клиенты, много клиентов, и я заработала большие деньги для своего сутенёра. Он был рад. Все клиенты были похожи. Этот был водителем такси, тот — полицейским. Таксист был бывшим полицейским. Через меня прошли курьер, водитель фургона, дальнобойщик, разносчик-велосипедист. В основном, клиенты, приходившие на кладбище Тауэр Хемлетс жили в Лондоне, но родом были отовсюду. Например, Джетти Роуд, Алресфорд. Свитхоуп Авеню, Эшингтон. Нью Роуд, Бэнбери. Редженси Клоуз, Бишопс Стортфорд. Кресвик Роуд, Бристоль. Чарч Вью, Броксборн. Лэнгли Террас, Джерроу.

Я взяла лопату, разрыла могилу, отбросила землю с крышки гроба и открыла её. Когда я увидела смерть, у меня стало легче на душе. Я мечтала о том, чтобы спать сном этого мертвеца, чтобы моё сердце не билось, а моё лицо застыло бы, как у трупа. И чтобы плоть моя разложилась в земле, или даже хуже, хотя, что может быть хуже этого? Разложиться вместе с этим телом и от этого быть счастливой! Боялась ли я такой перемены? Только не я, я ожидала такой метаморфозы, открыв крышку гроба.

Меня радовало то, что смерть бы не началась, пока я не разделила бы её с этим покойником. Кроме того, если бы я не получила чёткого представления об этих бесстрастных чертах лица, моё странное желание не было бы удовлетворено. Началось всё странно. Я по-настоящему верю в привидений. Я убеждена, что они существуют среди нас. Пошёл снег. Он был промозглым, как сама зима — кругом всё было пустынно. Стоя на кладбище одна и, понимая, что два ярда рыхлой земли — это единственное, что отделяет меня от двух сотен трупов, я подумала про себя, что ещё приму их всех в свои объятья.

Если они будут холодные, я подумаю, что это северный ветер дует на меня, а если они не будут двигаться, значит, они спят. Я взяла из сарая лопату, и начала изо всех сил копать — лопата царапнула гроб. Я принялась работать руками. Дерево начало трещать там, где крепились болты. Я уже почти получила желаемое, когда мне послышалось, что кто-то вздыхает наверху, перегнувшись через край могилы. Если бы только я была в силах открыть гроб, думала я, пусть нас бы закопали вдвоём.

Я стала сильнее дёргать крышку гроба. Послышался другой вздох, теперь прямо у меня над ухом. Казалось, я чувствовала, как его тёплое дыхание согревает дождь со снегом. Я знала, что ни одного живого существа из плоти и крови поблизости не было, но с такой же уверенностью, с какой в темноте можно определить приближение какого-то телесного существа, хотя его и не видно, с такой же уверенностью я чувствовала, что здесь был похотливый клиент: не подо мной, а на земле. Внезапное чувство облегчения, исходящее из самого сердца, разлилось по всему моему телу. Я оставила муки своих стараний и выбралась на землю умиротворённая, невыразимо умиротворённая.

Я ощущала чьё-то присутствие, и это чувство оставалось со мной, пока я закапывала могилу. Я была уверена, что за мной ходит бессловесный клиент, и не могла с ним разговаривать. Я чувствовала его рядом с собой, я почти могла его видеть, но — нет. Должно быть, я исходила кровавым потом, тогда, терзаемая своим желанием и страстно умоляя увидеть его хоть одним глазком. Нет. Он повёл себя, как сущий дьявол. Он держал мои нервы в таком напряжении, что если бы они были струной, то давно повисли бы в расслабленном положении.

Пока я ходила по гравиевым дорожкам, кладбище приняло новые формы и обзавелось новыми ангелами. Чтобы спрятать могильные плиты, которые служили основой парапета, церковный двор наводнили старинными странными монументами, среди которых были херувимы с отбитыми носами, причём некоторые даже относились к сравнительно раннему периоду. Резной орнамент крыльца всё ещё выглядел богато и красиво, хотя из его ниш пуритане и убрали скульптуры святых. Внутри на скамейке сидела старая проститутка. Она не встала, а только тихо заворчала и забормотала что-то сердитым голосом.

Несмотря на это я увидела, что как только я к ней подошла, внезапно в глазах старой потаскухи промелькнул огонёк, и её взор остановился на мне. Слабая дрожь узнавания, казалось, пробежала, как молния, по её неподвижному телу. Не знаю почему, но я побаивалась старой шлюхи. Она заковыляла прочь и села под самый край низкого свода, всё ещё глядя на меня своим странным и пытливым взглядом, похожим на взгляд измождённого путника, увидевшего в пустыне оазис.

Старая проститутка наклонила голову и, казалось, шептала что-то, глядя на дверь. До меня донёсся хохот проституток. Среди них были и две шлюхи, которых я заметила прошлой ночью. Они не только отличались красотой лица и фигуры, при ближайшем знакомстве я с самого начала поняла, что они очень милые. Они сразу же пустились в открытую беседу со мной с чарующей лёгкостью и учтивостью. Они были леди по натуре, по характеру и воспитанию. Та, что была выше ростом, и кого все называли Иоланда, была особенно хороша. Уже само имя очаровало меня.

Другую проститутку звали Хедда. Обе они обладали такой невыразимой привлекательностью, которая лучше всего располагает к себе. Мне понравились мои новые подруги — их голоса были нежными, мягкими и добрыми, а с такими лицами и фигурами они вполне могли быть натурщицами у Бёрн-Джонса или Боттичелли.