Жасмин Филипс была очень похожа на Полину Гейтс и Шарон Питере. Она была сломанной куколкой, горбатой и хромой. Она преждевременно состарилась, потому что курила крэк. Она представляла собой живое, дышащее, шаркающее предостережение против употребления наркотиков. Жасмин почти не осознавала собственных действий, поэтому мне пришлось ей напомнить, что нельзя давать Алану кончить. Она не думала о работе, она не думала о наркотиках, которые можно купить на заработанные деньги; она не думала и точка. Филипс была шлюхой-зомби, одной ногой на том свете.
После сразу двух половых актов с живыми трупами, утешением для Абеля стала мечта эпикурейца Куника Традмата. Истинно прелестная дама, Куника почти не говорила по-английски, но я уверена, что в родной Эстонии ей не было равных в красноречии. Мафия организовала сложный маршрут, которым она прибыла в Лондон, через Литву, Польшу и Германию. Три года спустя Традмата всё ещё выплачивала свой долг мафии. Куника предпочитала анальный секс, потому что за него платили больше. Её заднее отверстие было хорошо растянуто и редко кровоточило, даже когда её партнёром был такой неумелый трахальщик, как Алан Абель.
Дафна Родс сбежала от жестокого отца и матери-истерички, которые остались где-то на севере Англии. Дафна сбежала, когда ей было пятнадцать. Когда ей исполнилось двадцать, до неё дошло, что все эти пять лет она скорее стояла на месте, чем бежала. У Дафны было всё, что только может пожелать клиент: рот, пара рук и дырка между ногами — но гораздо больше того, что никому не нужно, например, множество психологических проблем. Она смерила Алана усталым взглядом и продолжила процесс, возбуждая его, но не давая кончить.
Самой примечательной частью Лилит Остин были её зубы. Многие клиенты, трахая её, вслух говорили, что сами не отказались бы от таких зубов. Остин не любила подставлять свою пизду, всё, что ей нужно — это сосать мужской член. На это уходит меньше усилий, чем на обыкновенный секс, к тому же минет легко сделать на улице, поэтому многие проститутки предпочитают его миссионерским игрищам. К тому же есть понятие доверия. Мужчина, кладущий своё орудие между зубов шлюхи, демонстрирует свою веру в эту профессию.
Сара Смит тоже могла похвастаться отличными зубами, чего не скажешь обо всем остальном. Часто получается, что от героина мужчины усыхают, а женщины раздуваются. Так случилось и с Сарой. У неё были выпуклости, там, где они должны быть, но гораздо больше в совсем непотребных местах. К счастью, она умело использовала зубы и могла заставить любого клиента кончить через минуту. Правда, это её умение было совсем неуместно сейчас, когда мы снимали фильм-убийство о том, как Алана Абеля затрахивают до смерти.
Следующей была Мэри Джонс, и, поскольку у неё только что обнаружили триппер, и ей предстояло лечение, она использовала презерватив. Сьюзен была некрасива, имела скверный характер и постоянно хмурилась. Она представляла собой живое, дышащее, шаркающее предупреждение против употребления наркотиков. Питере не осознавала собственных действий, поэтому мне пришлось ей напомнить, чтобы она не позволила Алану кончить. Видно было, что Сара больше не может найти хорошо оплачиваемую работу. Но я слышала, что она делает сногсшибательный минет, когда вытаскивает вставные зубы.
Симона де Бовуар была великолепной деткой. Трахаясь, она говорила о мифе про женщину в книгах пяти авторов. Она не тараторила, и могла поддерживать беседу, пока возбуждение не брало верх. Даже самые консервативные клиенты прощали ей её французский. На самом деле, многие клиенты хотели слышать французскую речь, так что позор Симоне за то, что она не овладела искусством говорить во время сосания члена. К этому времени Абель уже начал подозревать, что совершил не самую выгодную сделку, но мне было всё равно, поскольку Волк держал ситуацию под контролем.
Алан уже начал жаловаться на то, что ему не дают кончить, и чем более пронзительными становились упрёки, тем сильнее они действовали мне на нервы. Он заявил, что его член встанет через минуту после оргазма, но ему никто не поверил. Поэтому, когда Эрика Гормли сменила Симону де Бовуар, я поднялась наверх с шокирующе умной проституткой, .синим чулком, которая продавала себя многим мужчинам, чтобы ни к одному не попасть в рабство. «Я не была рождена женщиной, меня в неё превратили в юношестве», — частенько негодовала де Бовуар о постигшем её проклятии.
Пока я готовила кофе, Симона начала разглагольствовать о сходстве брака и проституции. Брак представлялся ей длительным контрактом с одним мужчиной с целью обеспечения экономического благосостояния женщины, тогда как проституция была множеством краткосрочных сделок, выполняемых с той же целью. Я настаивала на том, что количество этих краткосрочных связей меняло их качество, но де Бовуар не могла этого признать. Её чрезвычайно упрощённое прочтение Гегеля полностью было заимствовано у Александра Кожева, тогда как я начала с такой же упрощённой версии Стейса, но затем моё понимание расширилось.
Симона просто не понимала, что наш фильм-убийство был навеян Гегелевским представлением об отношении между количеством и качеством. Её анализ был тесно связан с марксистскими и фрейдистскими теориями, популярными в 60-е и 70-е годы. Сейчас подобные воззрения исчезли почти бесследно. Возможно, Симона и отрицала теорию женской зависти к члену, но она находилась под слишком сильным влиянием Фрейда, чтобы принимать её всерьёз. Поскольку у меня не было намерения выслушивать её смесь психоанализа, антропологии, литературной критики, популярной философии и псевдомарксистского экзистенциализма, я решила уйти.
Я решила прогуляться прежде, чем вернуться на съёмочную площадку. По улице разгуливали парни, одетые в пижамы или ночные рубашки, похожие на женские. Они шли в расположенные на Редчерч-Стрит мечети. Был рамадан, поэтому бенгальцы не утруждали себя одеванием, когда вставали для дополнительной утренней молитвы. В любом случае, я думаю, что многие из них после этого шли обратно спать. Через несколько минут я пришла к своей квартире и обнаружила в ней полный переполох, причём входная дверь была снята с петель.
Пока я стояла в коридоре, из моей спальни вышла Эми. Она сказала мне, что один джентльмен заплатил баснословную сумму, чтобы заново инсценировать убийство Мэри Келли. Моё жилище было для этого лучшим местом, которое она смогла отыскать поблизости. Я запротестовала, но Эми сунула мне в руку пачку банкнот. Она уверила меня, что бабок будет ещё больше, а весь ущерб будет устранен, если я только проведу пару ночей в другом месте. Я не хотела отказываться от денег, но и уходить из квартиры без более подробных объяснений не собиралась.
Эми видела, что меня терзали сомнения, поэтому она вытащила меня на лестничную площадку. То, что она мне рассказала, было отвратительно, но с тех пор, как я вышла на панель, я поняла, что первые пару раз клиент может казаться нормальным, но очень быстро этот извращенец захочет заплатить за такие отклонения, которые его жене кажутся совсем тошнотворными. Поскольку клиенты за странности платят больше, я была рада их ублажить, но многие простые проститутки предпочитали избегать извращенцев.
Парень, которого Эми привела ко мне в квартиру, был богатым, но имел умственные отклонения. В его сознании Мэри Келли, жертва Потрошителя, и Мэри Келли, художница-феминистка, были одним лицом. Эдвард Келли как-то убедил себя не только в том, что он был сыном автора инсталляций Мэри Келли, но также, что он был воплощением мага елизаветинских времён, Джона Ди. Эдвард считал, что псевдомать его использовала, когда написала книгу о первых пяти годах жизни своего сына, поэтому он убил её, что стало апогеем в его зверствах в стиле Джека Потрошителя.
Эдвард был, по крайней мере, лет на десять старше, чтобы годиться в сыновья Мэри Келли, но он наравне с жёлтой прессой негодовал по поводу того её творения, где она выставила напоказ грязные подгузники в Институте Современного искусства в 1976 году. Однако до безумия Эдварда довело не то, что из его дерьма сделали произведение искусства, а то, что его мать так цинично использовала их отношения для продвижения своего психического бреда. Эдвард был в ярости оттого, что женщина, к которой он питал эдиповы чувства, купилась на всю эту фрейдистскую чепуху о том, что ребёнок служит матери заменой фаллоса. Эдвард не выносил теории психоанализа.
