– А в Риме был один князь… – как ни в чем не бывало продолжила Кэролайн рассказ и начала посвящать Орелию в некоторые интригующие подробности мужского ухаживания. События, о которых поведал ее веселый, очаровательный голосок, ее разнообразные приключения, буде они известны, погубили бы ее репутацию навсегда – сомневаться в этом не приходилось, заключила мысленно Орелия в ужасе от того, что не может пока ничего изменить.

– Но, Кэролайн, ты хотя бы любила этого человека? – осторожно спросила она, прервав повествование о тайных поцелуях во время бала, о свиданиях, на которые влюбленные приходили переодевшись, чтобы их никто не узнал, о часах, проведенных лунной ночью на берегу серебристого озера…

– О, я совсем потеряла голову… я по нему с ума сходила… – томно призналась ей Кэролайн, полузакрыв глаза, и голос ее стал грудным и низким от внезапно нахлынувших воспоминаний.

– Но тогда почему же ты не вышла за него замуж?

– Да потому, что он женат!

Орелия вытянулась в струнку на сиденье ландо.

– Кэролайн! Как же ты можешь так неприлично себя вести – и вдобавок с женатым мужчиной!

– Да, это плохо, правда? Но, Орелия, он так красив, так обаятелен! Я была тогда так далеко от дома, и мне стало безразлично все, что я делаю. А кроме того, я еще горевала о погибшем Гарри и нуждалась в любом утешении, тем более если мне подвернулось такое…

– Но ты же притворяешься! Тебе всегда было безразлично все, что связано с Гарри! Единственный раз в жизни, когда ты действительно чувствовала себя несчастной, это когда Джордж уехал из Англии! – Орелия была в полном отчаянии. Есть ли какие-то средства образумить ее сестру? Ну что же с ней делать? Слова, как видно, не помогают…

– Но ты же не хочешь, чтобы я, как плакучая ива, печалилась о нем всю свою жизнь? – возразила довольно резко ей Кэролайн. – И позволь мне, Орелия, заявить тебе напрямик: я намерена весело проводить время и в дальнейшем! – И она упрямо вздернула подбородок в свойственной ей манере. – Маркизу безразлично, чем я занимаюсь и как себя веду, коль скоро не подаю повода к скандалу, – продолжала она, – и у меня будет полно денег на самые баснословные и потрясающие наряды. К досаде всех этих модниц, которые всегда смотрели на меня сверху вниз!

Кэролайн рассмеялась, но смех ее был язвительный и колючий.

– И вид у них будет весьма глупый, уверяю тебя, когда им придется оказывать знаки уважения мне, маркизе Райд! Им тогда придется лебезить передо мной и притворяться, что все мои поступки достойны их восхищения, хотя в душе они будут сгорать от зависти и ненависти ко мне, что приходится так унижаться!

Немного помолчав, Орелия неожиданно взяла пальцы Кэролайн в свои.

– Дорогая моя, не надо портить свой характер, ты же всегда была милой и добросердечной, но когда ведешь такие вот разговоры, то кажешься совсем другой, такой, какую я никогда прежде не знала, – вкрадчиво проговорила она с чувством. – Ты же никогда не злилась, никогда не была такой ожесточенной. Да, ты была несчастной – но это совсем другое. Больше всего я желала бы, чтобы ты стала счастливой по-настоящему, действительно счастливой!

Кэролайн в ответ сжала пальцы Орелии и, выдержав паузу, во время которой та затаила дыхание, не прерывая сестру, очень по-детски, очень тихо ответила:

– Я постараюсь, Орелия, я очень постараюсь, но, понимаешь, мне иногда кажется, что у меня в груди нет сердца. Я его где-то потеряла. Вместо него внутри у меня пустое место. Но я не собираюсь оплакивать эту потерю, хочу смеяться, хочу быть веселой.

– Ну, конечно, все это так, только не позволяй своему желанию изменить твою истинную натуру.

– Постараюсь, чтобы до этого не дошло, – почти прошептала Кэролайн.

Слова сестры ее искренне тронули, она готова была сказать еще что-то, но не дала воли чувствам раскаяния и воскликнула, внезапно переменив настроение, что было ей так свойственно и так знакомо Орелии:

– Наряды, Орелия, наряды! Вот о чем нам надо теперь хорошенько подумать!

– Но ты сейчас не сможешь тратить на них много денег, – со вздохом возразила Орелия, – даже на приданое. Ты же знаешь, что сказал адвокат: тебе предстоят платежи по закладным на усадьбу.

Кэролайн рассмеялась и беспечно махнула рукой:

– Вот уж чего я не собираюсь делать, так это тратить на приданое те крохи, что мне оставил папа!

– Но как же ты… – начала было Орелия, но вдруг перебила себя, пораженная внезапным подозрением, и воскликнула: – Ты… ты же не хочешь сказать, что собираешься просить денег у маркиза, ты же понимаешь, что это… верх неприличия?!

– Ну конечно, ты и сама это должна понимать, я не собираюсь просить у маркиза деньги, прежде чем стану его женой, но вполне естественно, чтобы муж оплачивал долги жены.

– Кэролайн, так нельзя, ты не должна прибегать к разным недостойным уловкам.

– Но я могу и прибегну! – строптиво отвечала ей Кэролайн. – Маркиз так богат, он даже и не заметит, если я истрачу сейчас несколько тысяч фунтов на свои свадебные оборки. Не собираюсь же я идти к алтарю в простом холстинковом платье под насмешки всех этих бонтонш.

– Нет, нехорошо, так нельзя, – безнадежно печально уронила Орелия.

– Не беспокойся, милочка! – стала утешать ее Кэролайн, почувствовав глубину страдания своей наивной кузины. – И кстати, ты от этого только выиграешь: я же отдам тебе все мои старые платья! И, хотя они потребуют большой переделки, ты намного ниже меня, значит, в них ты будешь выглядеть изумительно, как в моем синем дорожном плаще, который мне никогда не нравился! И в этом моем капоре!

– Да, плащ и капор просто замечательные… И я очень благодарна тебе, Кэролайн, я действительно не могла бы показаться в Лондоне в моих старых капоре и плаще, – пролепетала в ответ Кэролайн. Ей совсем не хотелось разговаривать сейчас о нарядах, но что поделаешь?

– Ну, разумеется, не могла бы! – часто закивала кудряшками Кэролайн, и ее темные шелковисто блестящие локоны убежденно запрыгали вокруг ее личика, которое, едва речь пошла о нарядах, привлекательно разрумянилось. – И я тоже не желаю стыдиться при виде тебя. Да и если ты, моя кузина, будешь неказисто одета, люди подумают, что я тоже бедна!..

– Но я и сама могу сшить себе несколько платьев, – заверила ее Орелия, – и как это я не подумала раньше об одежде для Лондона? Скажи-ка мне, что сейчас особенно модно?

– О, это одна из любимейших моих тем для разговора! Слушай внимательно и запоминай! В моде теперь гладкие тонкие ткани – муслин, батист, креп, кисея… Такие платья можно украсить каймой из лент или цветов. Фасон напоминает античный, и надо красиво двигаться, чтобы изъяны фигуры не бросались в глаза. Но нам с тобой это не страшно – ну какие у нас изъяны фигуры? Мы красивы, как богини с Олимпа, и я, и ты… И уж не нас с тобою учить двигаться… А завязывать кашмирскую шаль – они сейчас очень модны! – я тебя научу, это не очень просто, но очень важно, если ставишь перед собой цель затмить всех на балу или домашнем приеме. Вообще, надо ориентироваться на Древний Восток или Рим, или что-нибудь греческое.

– А на ногах что сейчас модно носить – я имею в виду на балу?

– Сандалии, душа моя… Туфельки, похожие на сандалии, без каблучка. Я же тебе говорю – в моде античность, как раз ты ее очень любишь, все эти драмы, трагедии!.. И чтобы нога была открыта до щиколотки. – Кэролайн взахлеб рассказывала обо всем, что касается моды – с таким удовольствием, как будто отведывала нового кушанья и смаковала кусочки, разгадывая рецепт. Щеки ее раскраснелись, глаза живо поблескивали. Она немного жестикулировала, изображая руками в воздухе особенности фасона и легкость ткани.

– Ах, сколько всего нового для меня ты сейчас говоришь! Я о многом просто не слышала, даже не думала ни о чем таком…

– А я вообще не представляю, о чем ты могла думать, живя в Мордене. Любой поглупеет, проживи он там несколько месяцев, ни с кем не общаясь, разве только в гости зайдет местный пастор… – Кэролайн недовольно скуксилась, скривив алые губки, но через секунду ее заливистый смех снова огласил комнату.