И вот очередной сюрприз, не самым лучшим образом нарушивший однообразие нашей жизни.

Однажды утром, придя на службу, мы обнаружили на Вовкином столе конверт со штемпелем Могилева. Еще тогда, когда разыскивали Артамонова, предполагая, что убит именно он, мы, естественно, делали запрос в его родной город Могилев. И вот теперь по собственной инициативе наши коллеги сообщили, что в сберегательной кассе № 215/08 гражданин Артамонов получил только что свой вклад на сумму три тысячи рублей. Сам он не обнаружен.

Вовка тоскливо присвистнул.

— Ну дела... Если этот Артамонов жив, меня хватит инфаркт. Этого не может быть, ну никак не может быть...

Лицо моего друга вдруг проясняется как всегда, когда ему в голову приходит интересная мысль:

— Надо ехать в город Могилев! И только так! Пошли к шефу!

Подполковник быстро соглашается с нашими доводами.

— Значит, так, мои друзья, В Могилев поедет, пожалуй, Виктор. Он меньше сейчас занят, вот в интересах дела его и командируем.

Я, безусловно, рад, но мне жаль Вовку. Он явно приуныл.

Шеф, конечно, чувствует это.

— Вы, Киселев, не расстраивайтесь. Я думаю, за время отсутствия вашего друга вы, наконец, выйдете на убийцу. Я очень надеюсь на вашу интуицию.

Похоже, что сейчас шеф не утешал Вовку, а действительно хотел, чтобы именно он довел работу с путевыми листами до конца. По-моему, это стало ясно и моему другу, потому что он даже попытался улыбнуться.

В нашем кабинете мы, чтобы разрядиться после неожиданного сообщения из Могилева, решили сообразить партию в шахматы. Я проигрывал, но был этому даже рад, так как почему-то чувствовал себя немного виноватым. Когда я сдался, а Вовка, у которого явно исправлялось настроение, стал снова расставлять фигуры, в комнату неожиданно вошел шеф. Немного странно было видеть его в нашем маленьком кабинете, где теперь уже совсем не осталось свободного места,

— А ну, позвольте старику сыграть партию! — пробасил он, а мы оба невольно улыбнулись — так не шло подполковнику это самое «старик».

Я встал, и Вовка с комической учтивостью показал шефу на мое место.

С первых ходов стало ясно, что играет наш начальник прекрасно. Он почти не думал над ходами, шутил, подтрунивал над Вовкой, а потом, пока мой друг, прикусив губу, напряженно обдумывал ход, принялся рассказывать случаи из своей богатой милицейской практики.

Слушать подполковника было интересно.

— Было у меня первое большое дело с ограблением квартиры. Подозревал я, кто мог это сделать, но никак не мог доказать. Молодой был и, вроде Киселева, боялся провалить дело, так боялся, что даже спать перестал. Почти месяц без результатов прошел. Ну, думаю, или пусть меня уволят с работы, или я этого вора достану. Узнал я, когда предполагаемого грабителя нет дома, и вечером с фонариком, как настоящий сыщик, полез к нему в окно. Первый этаж, летом одна рама только, ну и справился я с задвижкой легко, с помощью ножа. Правда, черные очки и перчатки пришлось снять — мешали. Забрался я в комнату, шторки задернул, свет включил и стал обыск делать. И от страху, что ли, движения четкие, в голове ясность, быстренько так обшарил все потайные места. Уже хотел уходить, и вдруг как током ударило. От радости ноги затряслись — уж больно долго вор этот водил меня за нос. Сел я в кресло, пересидел дрожь, а сам все смотрю на то, что меня так обрадовало. Дело в том, что при ограблении был обрезан телефон и куска шнура не хватало. И вот сейчас передо мной как раз и лежал тот самый — не мог я ошибиться! — кусок этого серого шнура. Взял я его осторожненько — и домой. Страшная это все же штука — воровать, хотя и улику! Ну, шнур оказался точно, тот.

А потом встретился я с вором на квартире уже, так сказать, легально. Разговариваю и, как бы между прочим, достаю из кармана этот самый кусок шнура, верчу в руках. Тот побледнел, и долго уговаривать его не пришлось. Все выложил.

Удалось мне тогда на работе подробности поимки грабителя утаить. До сих пор стыдно. Конечно, за это дело меня под суд отдать надо было. Молод был, глуп и горяч... Шах, коллега!

Вовка, кажется, тоже заслушался. И почему-то не очень огорчился, когда через несколько ходов получил мат.

Сберегательная касса № 215/08 находилась в старинном кирпичном доме, на котором еще виднелась надпись, сделанная лет сорок назад. Обычная зеленая вывеска — такие висят везде, в любом городе страны. Два старичка платят за электричество. Конечно, я не ждал, что меня встретит пистолетная перестрелка, но все-таки слишком все обычно в этой сберегательной кассе № 215/08, где покойник может самолично получить свой вклад.

Заведующая напоминает старенькую сельскую учительницу: седые заплетенные на затылке косички, добрые морщинки вокруг глаз, очки в железной оправе. Как и полагается работникам подобных учреждений, Клавдия Ивановна — так зовут заведующую — долго и внимательно изучает мой мандат.

— Так чем мы можем быть вам полезны?

Я вытаскиваю фотографии, данные, экспертизы, показания свидетелей и принимаюсь доказывать, что Артамонов не мог взять деньги со своего счета. Если, конечно, он не Господь Бог.

Клавдия Ивановна вежливо выслушивает мою пламенную речь, а затем задает вопрос:

— Да, но кто же тогда взял эти деньги? Вы же знаете, что сделать это мог только владелец сберкнижки.

Это я знаю, но я также убежден, что Артамонов мертв. По моей просьбе заведующая вызывает молоденькую девушку, вчерашнюю ученицу, а нынче контролера сберегательной кассы № 215/08. Она смотрит на нас испуганными глазами и, кажется, готовится расплакаться. Только этого не хватало. Я снова принимаюсь показывать документы и фотографии. Но сейчас отвечать на вопросы она просто не в состоянии.

И тогда я начинаю рассказывать анекдоты. Жалко, что их запас до обидного мал: не до того было. Заведующая удивленно смотрит на меня. Милиционер, рассказывающий анекдоты, — это, видимо, не укладывается у нее в голове. Девушка несколько раз несмело улыбнулась, а потом засмеялась.

И наступает момент, когда можно начать деловой разговор.

— Понимаете, Галя, нам очень важно знать все, что вы помните в связи с приходом Артамонова.

Я нарочно говорю очень длинно: лучше сказать пару лишних слов, но с гарантией, что тебя поймут.

— Ой, у нас знаете сколько народу бывает по субботам! А он как раз в субботу приходил. Я еще с Люськой вечером собиралась в кино идти. Билеты накануне достала. Касса у нас до семи работает, а сеанс в семь тридцать. Идти до кинотеатра далековато, вот я обслуживаю клиентов, а сама все думаю, как бы не опоздать.

Интересное явление: из некоторых людей сначала слова не вытянешь, а потом их невозможно остановить.

— Вот в это время он и подошел ко мне, заговорил. Я сразу насторожилась: нехорошие слова.

Девчушка и думать забыла о своих слезах. Глаза сверкают: еще бы — помогает следствию! Об этом можно подругам месяц рассказывать!

— Сижу как на иголках, а тут на тебе: целых три тысячи! Такие клиенты каждый день не приходят. Деньги-то у многих есть, и большие. Только обычно как? Понемногу откладывают и понемногу берут. Конечно, если кому приспичило машину купить или какую еще дорогую вещь — это другое дело. Только такой клиент редкость. Я еще спросила его: «Может, гражданин, не будете закрывать книжку?» А он мне: «Я, дорогая девушка, в другие края перебираюсь, так что придется и сберкнижку сменить».

— А еще, Галя, что-нибудь запомнили? Значит, о других краях говорил... О каких?

Девушка напряженно думает и вдруг радостно вскрикивает:

— Ой, вспомнила! Он, когда деньги пересчитывал, сказал: «Месяцок на Черном море погреюсь — и за работу!»

Я разложил на столе заведующей целый веер фотографий. Прямо семейный альбом. Каких только мужчин тут нет! И усатые, и бородатые, и совсем юные, и старики. Карточка Артамонова вторая слева. Но Галя даже не смотрит на него. Она пробегает по фотографиям разок-другой и огорченно поднимает глаза на меня: