Кирасирский синий полк.
Все красавцы и буяны
Лейб-гвардейские уланы.
Кто в Европе первый лгун?
То лейб-гвардии драгун.
Появившийся после обхода позиций Логинов, услышав совершенно нецензурный куплет
Кто кобыл е...т ужасно?
То лейб-гвардии запасный!
решил прекратить это безобразие, сделав знак рукой Корнееву, чтобы он прекратил играть, и когда господа офицеры вошедшие во вкус остановились в песнопениях, сначала высказал свое отношение как он выразился к 'презрительным' песнопениям по отношениям к гвардии и к кавалерии, потом попросил хорунжего подобрать музыку, запел старинную песню Николаевского Кавалерийского училища, существовавшую чуть ли не со времен Лермонтова, послужившую основой для множества подражаний от казаков до инженеров:
Едут поют юнкера гвардейской Школы
Трубы, литавры на солнце горят
Лейся песнь моя, лю-бимая
Буль-буль-буль бутылочка казенного вина
Наш эскадронный скомандовал 'смирно!'
Ручку свою приложил к козырьку
Справа повзводно сидеть молодцами
И не горячить понапрасну коней
Тронулся, двинулся, заколыхался
Алою лентою наш эскадрон
Справа и слева идут институтки
Как же нам, братцы, равненье держать?
Здравствуйте, барышни, здравствуйте, милые
Съемки у нас юнкеров начались
Съемки примерные, съемки глазомерные
Вы научили нас женщин любить
Съемки кончаются, юнкера прощаются
До чего ж короткая гвардейская любовь!
Несколько офицеров подпевали. Остальные подхватывали второю строфу припева. Про буль-буль бутылочку казенного вина все стали горланить уже совершенно неприлично. А при окончании столь тепло проведенного вечера, хорунжий Корнеев после подначек молодых офицеров, просивших казачью песню, отвечающую ожиданию боя, исполнил старинную казачью песню:
Не для меня, идеть вясна,
Не для меня Дон разольется,
Там сердце девичье забьется,
С восторгом чувств, не для меня!
Переборы гармони Корнеева, и слова песни, выжимающие слезу буквально у всех, вели безыскусственный рассказ о казачьей судьбе и произвели особенное впечатление на молодых офицеров.
Правда, после того, как штабс-капитан Ерофеев, 'дублер' прапорщика Рокотова, во второй роте третьего батальона, сказал, что стихи написал Александр Молчанов, в восемьсот тридцать восьмом году, во времена Кавказской войны, и в первоначальном тексте был не Дон, а Буг, и в конце песни был совершенно другой куплет о том, что:
Сражусь с народом закавказским,
Давно там пуля ждет меня!
разговоры о "старинной казачьей" стихли. Припомнилось, что был Молчанов морским офицером на корабле 'Силистрия', а кто-то из 'попаданцев' сказал, что музыку создал в начале сороковых годов Николай Девитте. Все стали вспоминать именно народные песни.
Корнеев сначала обиделся, но послушав высказывание Логинова о том, что самая высшая оценка для поэта и композитора - это причисление их творения к народным, то есть сочиненных самим народом, старинной более ее не называл, но вот пропел ее несколько раз по просьбам молодых офицеров. Слова каждый прапорщик старался запомнить, что 'Севастопольский', что из шестнадцатого года...
Молодость, романтика. Наверняка каждый из шестнадцатого года помнил слова шестнадцатилетнего прапорщика из романа Толстого, о том, что он сам умеет умирать, а их сверстники из девятнадцатого века, просто были к этому прапорщику ближе по духу и по умонастроению, поэтому казачья песня, оказавшаяся вовсе не казачьей, стала им очень близка.
* * *
Штабс-капитан Логинов смотрел, как 'союзники' переходят 'Трактирный мост', вперемешку шли пехота, кавалерия и артиллерия. Были и обозные повозки. Враги, переправившиеся на правый берег Черной речки, распределялись по отрядам. Войска накапливавшиеся на левом фланге , судя по цвету обмундирования англичане и французы, явно готовились двигаться самым сложным маршрутом, через Инкерманские высоты. Артиллерии и кавалерии в этом отряде не было.
- Да они оптимисты! Марш по инкерманским высотам, это совсем не по бульвару гулять! - высказал общее мнение подполковник Майков.
- Ничего, мы им сократим расстояние, дальше Черной речки не уйдут, - ни к кому не обращаясь, сказал Логинов.
Французские войска, строились и на левом фланге вместе с англичанами и в центре.
- Эти наверняка пойдут не по высотам. У них и пушки и обоз, а по высотам идти, только лошадям ноги ломать. - Опять прокомментировал подполковник.
- Значит вообще втянутся между первым и третьим батальонами! Стреляй на выбор! - забыв о субординации, с предвкушением "удачной охоты" произнес поручик Азовского пехотного полка Шавров.
Турки и итальянцы, судя по построению на правом фланге, должны были отправиться в сторону Байдарских ворот.
- Заслон. Хотят перекрыть нам дорогу со стороны Бахчисарая и Симферополя. - опять подал голос подполковник.
Логинов ничего не ответил, всецело поглощенный примерным подсчетом сил противника.
Войска 'союзников' накапливались, формировались колонны, этот нарыв готовился прорваться в любой момент. Когда противник начал движение в трех разных направлениях, Анатолий Михайлович удовлетворенно улыбнулся и сказал:
- Все по плану господа, так и было задумано. Пора! Сигнал!
Три ракеты красного дыма, взвившиеся в небо в семь часов пятьдесят девять минут над наблюдательным пунктом командовавшего русскими силами штабс-капитана Логинова, подвели в русской армии черту над тактикой века девятнадцатого, и привнесли в военное искусство, тактику века двадцатого.
Одновременный огонь открытый четырьмя пулеметами 'Максим', начавшими рассекать свинцовыми струями огня тронувшиеся войска противника сосредоточенные на столь удобном участке, характеризовали закат плотных построений войск на удалении менее версты от обороны противника.
К горю 'союзников', возглавлявшие их войска командиры не знали, что русские не только не ушли от 'Трактирногн моста', напротив, они создали линию обороны нового типа.
Подчиняясь свисткам офицеров, русские стрелки начали залпами опустошать ряды противника. Но основная роль принадлежала пулеметам. Заранее вымеренное расстояние, позволяло пулеметам убивать вражеских солдат сотнями.
Меньше чем через тридцать секунд непрерывной стрельбы, открывшие первыми огонь четыре пулемета замолчали, чтобы пулеметчики продернули новые патронные ленты и снова были готовы к бою. В дело вступили вторые три станковых пулемета. Избиение не ожидающих такого солдат противника продолжилось с чуть меньшей интенсивностью. "Подбадриваемые" частыми залпами русских стрелков, раздающимися после сигналов свистком ротных командиров, те из солдат противника кто не растерялся и пытался выстроиться в шеренги для открытия огня, быстро отказались от этой идеи. Кто не был убит или ранен, был вынужден просто залечь и не дергаться в бесполезных попытках противостоять форменному расстрелу. Французы, турки и итальянцы валились с ног сотнями, стрельба в упор, по не ожидавшим этого людям, приводила к тому, что на расстоянии в сто сажений, пуля находила зачастую не одну, а несколько жертв. Досталось и лошадям, раненные животные, сбитые с ног пулями, даже не ржали, а визжали.
Только два очага сопротивления оказались в этом аду.
Двадцать первый полк Королевских Шотландских фузилеров, выстроившись согласно уставу в линии под прикрытием избиваемых пулеметным огнем французов, успел дать два залпа в сторону склона Сахарной головки. Командир полка, полковник Гилкфорст, купивший патент месяц назад и хотевший добыть славы в Крыму, сказал окружавшим его офицерам:
- Джентльмены! Сегодня мы умрем. Но умереть надо с достоинством, не роняя чести, и если кто из вас уцелеет, пусть расскажет о нас в Англии. По местам джентльмены! В атаку!
