'Какой же бардак! Карт нет, приказы отдаются без учета возможных последствий, как в случае с Жабокрицким. Противника считают каким-то картонным, мы сделаем так, а вот они будут действовать непременно эдак. Нахимову простительно, сухопутный бой не его епархия, а вот почему ...'. От размышлений Гребнева отвлек шум, с которым выходили из зала генералы. Ларионов не появился, подождав его еще немного, полковой адъютант опять занялся подготовкой приказа.
Гребневу не нравилось, что батальоны будут разъединены, это все равно, что бить растопыренными пальцами. Если для Евпатории сил вполне хватает, для сохранения status quo в Севастополе, тоже вполне достаточно, то вот для полевого сражения под Балаклавой маловато. Но приказ есть приказ, и хотя Гребневу не нравилось то, что он делает, он добросовестно писал.
Наконец показался в дверях Ларионов.
* * *
Вместо того, чтобы выйти из дверей, Андрей поманил капитана к себе, и взяв за локоть потащил внутрь. За столом сидели Нахимов, Хрулёв и незнакомый Гребневу генерал. После взаимного представления, полковой адъютант, узнал, что перед ним князь Васильчиков, начальник штаба севастопольского гарнизона.
'Вот, значит, кого я ругал! На ловца и зверь бежит!', мелькнуло в голове у капитана.
Вид у Ларионова, генералов и Павла Степановича, устало потиравшего виски, больше всего напоминал заговорщиков. Нахимов положил руки на стол перед собой и начал говорить обращаясь к Гребневу.
- Андрей Васильевич, считает, что Вы господин капитан, как еще один генштабист, из вашего времени, будете полезны-с, при нашем разговоре. Являясь военным губернатором, я, к сожалению, не являюсь самым умным начальником-с в Севастополе. Да таковых и нет-с. Иногда-с, приходится соглашаться с глупостями, последствия которых не в состоянии-с предвидеть. Считаю, что перенесение ваше, в самый критический момент для обороны, милость Божья. Ничем другим-с, объяснить не могу. Но к делу!
В дальнейшем разговоре, вернее практически монологе Нахимова, последовала, острая и нелицеприятная оценка, как деловых, так и умственных способностей некоторых чинов, как севастопольского гарнизона, так и русской армии. По оценкам некоторых личностей, Нахимов советовался с Хрулёвым и Васильчиковым.
Хрулёву, видно было, это все не очень нравилось, но оценки, которые он изредка давал, вполне согласовались с теми, которые были у самого Гребнева, после прохождения темы Крымской кампании в академии. Васильчиков, казалось, был вполне в своей тарелке. Но явно было видно, что обоим, смертельно надоело то, что творилось вокруг Севастополя.
'Будь на месте Нахимова, Светлейший князь Потемкин-Таврический, это называлось бы конфиденс. Бардак действительно большой. Точно заговор, только против кого?'. Словно отвечая, на его вопрос, Павел Степанович, начал излагать, план, который видимо вполне разделяли его 'конфиденты'.
- Вам Сергей Аполлонович, я хочу поручить, очень трудное дело-с. Командовать князем Горчаковым я не могу-с. Сам ему подчиняюсь. Вы должны, склонить его к тому плану действий, который Вам известен. Вы останетесь при его штабе, и сделаете все возможное и невозможное, дабы он не мешал, сам в командование не входил, но только помогал Андрею Васильевичу. Не скрою, задача очень сложная-с.
- Ваше высокопревосходительство! Я знаю, что князь Горчаков ...
- Лично храбр, возглавил остатки Владимирского полка в сражении на Альме и вывел его с наименьшими потерями с поля боя. Уже знаю от Павла Степановича, что в сражении у Черной речки, сам был под ядрами, которые и доконали генерал-лейтенанта Вревского*. Но позвольте высказать свое мнение, он слишком долго служил с Паскевичем, который не терпел около себя инициативных людей, и так и не стал полководцем. - Вдруг совершенно неожиданно вступил в разговор Васильчиков. - Опираться Вам советую
______________________________________________________________________
* - С начала сражения, 4 августа, инициатором которого во многом выступал командированный АII, генерал-адъютант барон Вревский, под ним, была ядром убита лошадь, низко пролетевшим вторым ядром с него сорвало фуражку, а после безуспешной попытки Горчакова, ссылаясь на дурные предзнаменования, удалить барона с линии, тот был поражен ядром в голову.
именно на барона Вревского. Его верно можно посвятить во все. Он является доверенным лицом императора, от него и надо ждать наибольшей помощи.
- Видите ли, господин капитан, сначала Вы, а теперь и мы, знаем-с, как и где надо ударить, но у меня нет власти, отдавать повеления генералу Горчакову. А насколько я понял-с, он будет тянуть с наступлением, и вообще с активными действиями-с, до последней крайности.
- Ваше высокопревосходительство! Да я согласен, согласен. - Отвечал, смятый напором 'предков', Гребнев, укоризненно глядя на Ларионова.
- Вот и хорошо-с! Сейчас, Вы с Виктором Илларионовичем, будете готовить приказ, поможет вам Степан Александрович, - кивнул Нахимов в сторону генералов, - дабы нам дело у Евпатории, преподнести князю Горчакову на блюдечке-с. Укрепить надо-с начальника нашего, в победном настрое. Детали Вы обговорите. Нужен заметный, я бы сказал крупный успех! Если он так нужен, значит, он должен быть!
* * *
Обсуждение дальнейших действий, с 'Их превосходительствами', и при активном участии Ларионова, сводилось к тому, какие части севастопольского гарнизона будут участвовать в 'евпаторийской авантюре', как её назвал про себя Гребнев.
По общему решению, к Евпатории вместе со вторым батальоном бригады, должны были выдвинуться Ладожский пехотный и Шлиссельбургский егерский полки из главного резерва Корабельной стороны. При них 8-й артиллерийской бригады, батарейная батарея ? 3 - 12 орудий. Легкая батарея ? 3 - 6 орудий.
Командование над этими силами должен был осуществлять командир батальона подполковник Кушелев. В его задачу входило очистить подходы к городу от турецких аскеров на редутах, вызвать в поле, своими действиями как можно больше турецких, французских и английских солдат, перемолоть в бою, вражеские резервы и обеспечить, очистку города от интервентов, приданными полками.
Артиллерия 1855 года должна была играть роль пугала и приманки, равно как и пехотинцы наиболее укомплектованных полков севастопольского гарнизона. Вызов и ожидание подполковника Кушелева с Северной стороны, генерала Тетеревникова Николая Козьмича - начальника восьмой пехотной дивизии, предполагавшимся на должность военного коменданта Евпатории, командира батареи трехдюймовок, капитана Москвитина, растянулись еще на некоторое время. Объяснение задачи, согласование действий и плана организации боя, вылившиеся в бурное обсуждение с участием всех "заинтересованных сторон", пришло к чеканным строкам приказа на марш, диспозицию, составленную с помощью генерала Хрулёва, командовавшего в первом сражении у Евпатории, и изложение их на бумаге, растянулось еще два часа.
Полные впечатлений от столь содержательно проведенного дня, Ларионов и Гребнев отправились на выделенные им квартиры в Николаевской батарее, далеко за полночь.
Глава 14. Вопросы разные, причина одна.
- Ваше благородие!
- Чего тебе, Кузнецов?
- Дозвольте сползать, вроде Огородников еще шевелится! Да и останних поглядеть надоть.
- Светло еще, не боишься подстрелят? - спросил капитан Степанов своего взводного, старшего унтер-офицера Ракова, сняв шлем и вытирая платком перепачканное лицо.
- Мы с Огородниковым земляки, с одной волости. До смерти себе не прощу, что сразу его не вытащил. А светло, так французу счас не до нас. У него, небось, тоже такие имеются, что своих вытащить хочуть. Авось пронесет.
Унтер офицер просительно смотрел в лицо капитану, ожидая разрешения сползать, вынести раненого земляка гранатометчика.
- Ваше благородие! И мне разрешите! - еще один солдат приставив карабин, к стенке окопа, казалось, готов был вылететь из окопа и ждал только разрешения, - грех своих бросать!
